Странный Джон (ЛП) - Стэплдон Олаф (прочитать книгу .TXT) 📗

Эдлан зарабатывал на жизнь, перевозя пассажиров с кораблей к берегу, а так же доставляя европейцев к купальным домам (деревянным сооружениям установленным в море на металлических сваях [69]) и обратно. Семейство Робинсонов нанимало Эдлана несколько раз в неделю, чтобы перебраться через гавань до принадлежавшего им дома. Потом он дожидался, пока они купались и обедали, после чего отвозил обратно в город. В то время как Эдлан налегал на весла своей длинной, раскрашенной в яркие цвета лодки, а Гарри болтал с родителями, сестрой или даже с гребцом, Джон, наблюдавший за всем этим изнутри сознания мальчика, вел телепатическую беседу с необыкновенным египтянином.

Проекция перенесла Джона в 1896 год. К тому времени, как утверждал Эдлан, ему было триста восемьдесят четыре года. Джон едва ли поверил бы этому, если прежде не повстречал Жаклин. Следовательно, Эдлан родился в 1512 году где-то в Судане. Большую часть первого столетия он был прорицателем в своем племени, но затем решил сменить примитивный образ жизни на что-нибудь более цивилизованное. Он спустился вниз по течению Нила и обосновался в Каире, где тут же прослыл колдуном. В течение семнадцатого века Эдлан играл значительную роль в бурной политической жизни Египта, и был одним из самых могущественных «серых кардиналов» той эпохи. Но политика не удовлетворяла его. Она привлекла его поначалу, как игра двух болванов в шахматы могла бы привлечь внимание умного человека. Он не мог не видеть, какие ходы было бы выгодно делать, и, в конце концов, обнаружил себя втянутым в процесс. К концу восемнадцатого века он все больше интересовался развитием «оккультных» способностей и в первую очередь умением переносить свое сознание в прошлое.

За несколько лет до Египетской экспедиции Наполеона [70], Эдлан окончательно покончил с политической карьерой, инсценировав самоубийство. Несколько лет он продолжал жить в Каире, в полной безвестности и нищете. Он зарабатывал на жизнь, работая водовозом, и гонял своего осла, груженого раздувшимися бурдюками с водой, по пыльным улицам. Вместе с тем он не прекращал тренировать свои сверхъестественные способности и порой использовал их для сеансов «психотерапии» среди своих товарищей-рабочих. Но по-прежнему больше всего его интересовало исследование прошлого. В то время знания о древней культуре Египта были крайне скудными, и страстным желанием Эдлана было получить сведения напрямую от великой расы, существовавшей много веков назад. Поначалу ему удавалось проникать лишь на несколько лет в прошлое, в окружение, сходное с его собственным. Затем он решил поселиться в дельте реки, в каком-нибудь отдаленном поселении, жители которого всю жизнь копались в земле и вели жизнь, которая не слишком отличалась от примитивного быта земледельцев времен фараонов. Много десятилетий он управлялся с мотыгой и шадуфом [71] и за это время изучил древний Мемфис [72] почти так же хорошо, как современный ему Каир.

Во второй четверти девятнадцатого века Эдлан все еще выглядел человеком средних лет. К этому времени у него появился интерес к исследованию других культур, переехал в Александрию и вновь взялся за работу водовоза. Здесь, с меньшей легкостью и успехом, с какими давалось ему изучение Древнего Египта, он погрузился в историю Древней Греции, научившись проникать во времена великой библиотеки [73] и даже в саму Грецию, в эпоху Платона [74].

Только в начале последней четверти девятнадцатого века Эдлан на своем ослике проехал по узкой полосе песка, отделявшей озеро Манзала [75] от Средиземного моря, и поселился в Порт-Саиде, вновь превратившись в водовоза. На этот раз он не остановился на одной только профессии. Иногда он нанимался возить на своем осле какого-нибудь европейца, на один день сошедшего на берег. Босой, Эдлан бежал следом за ослом, подгоняя его энергичными шлепками по задней части и восклицаниями «Хаа! Хаа!». Однажды животное, которое он звал «Прекрасные Черные Очи», было украдено, Эдлан пробежал тридцать миль, следуя по следам, оставленным на влажном песке. Нагнав наконец вора, он поколотил его и вернулся домой, торжественно восседая на осле. Иногда он пробирался на борт какого-нибудь лайнера и развлекал пассажиров фокусами с кольцами, шарами и неугомонными желтыми цыплятами. Иногда он продавал им шелк и драгоценности.

Эдлан переселился в Порт-Саид, желая соприкоснуться с современной жизнью европейцев, а так же, если получится, с индусов и китайцев. Канал в то время стал самым многонациональным местом во всем мире. Левантинцы, греки, русские, ласкары [76], китайцы-кочегары, европейцы, направляющиеся на восток, азиаты, держащие путь в Лондон или Париж, пилигримы-мусульмане на пути в Мекку — все они проходили через Порт-Саид. Смесь языков, национальностей, религий и культур теснились в этом ужасающе беспородном городе.

Эдлан очень скоро понял, каким образом лучше всего использовать новую обстановку. В его распоряжении были самые разные методы, но в первую очередь Эдлан полагался на свои телепатические способности и невероятный ум. Понемногу ему удалось составить в уме достаточно точную картину европейской, а затем индийской и даже китайской культуры. Разумеется, он не нашел все знания в готовом виде в разумах окружавших его в Порт-Саиде людей — все они, что жители, что проезжавшие пассажиры, были всего лишь обывателями. Лишь сведя воедино скудные и часто бессвязные мысли всех странников, Эдлан сумел восстановить единую картину культурной системы, в которой они развивались. Эти упражнения он подкрепил чтением книг, которые получал от судового агента, имевшего тягу к литературе. Кроме того, он научился распространять свое телепатическое влияние настолько, что вызывая в уме все, что он знал, скажем, о Джоне Рёскине, он мог вступить в разговор с этим любителем нравоучений, сидевшем в своем доме возле Конистон Уотер [77].

В конце концов, Эдлану стало очевидно, что период развития европейской культуры, который интересовал его больше всего, находился в будущем. Мог ли он исследовать грядущее так же, как исследовал прошлое? Это оказалось куда более сложной задачей, и Эдлан вовсе не справился бы с ней, не найди он Джона — разум, во многом сходный с его собственным. Он принял решение обучить мальчика попадать к нему в прошлое, чтобы изучить будущее без рискованных попыток попасть туда самому.

Я с удивлением обнаружил, что за те несколько недель, что мы пробыли в Египте, Джон успел прожить в эпохе Эдлана многие месяцы. Или, вероятно, вернее было бы сказать, что их беседы (происходившие через сознание Гарри) были распределены внутри долгого периода жизни Эдлана. Изо дня в день старик возил Робинсонов к их купальному дому, равномерно налегая на весла, и на примитивном арабском рассказывал Гарри о кораблях и верблюдах. В то же время он вел с Джоном серьезный телепатический разговор, касавшийся самых тонких материй вроде квантовой теории или экономического детерминизма истории. Джон вскоре пришел к выводу, что повстречался с разумом, за счет природного дара или с помощью продолжительных медитаций сильно превзошедшим его в развитии и даже в понимании западной культуры. Но из-за невероятного ума Эдлана его образ жизни вызывал еще большее недоумение. С долей самодовольства Джон заверял себя, что если бы дожил до такого же возраста, то не стал бы в старости работать из последних сил ради подачек Homo Sapiens. Но еще до момента расставания с египтянином он с большей критичностью стал смотреть на себя, а к Эдлану стал относиться с почтительным уважением.