Мастера американской фантастики - Желязны Роджер Джозеф (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Пи-человек, — объяснил я.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Не можем вас задерживать.
— Все пытаются, — заметил я, — никто не может.
— Кто «все»?
— Контрразведки, убежденные, что я шпион; полиция, интересующаяся моими связями с самыми подозрительными лицами; опальные политики в надежде, что я финансирую революцию; фанатики, возомнившие, что я их богатый мессия… Все выслеживают меня, желая использовать. Никому не удается. Я часть чего-то гораздо большего.
— Между нами, что это были за преступления?
Я набрал воздуха.
— Вот почему я не могу иметь друзей. Или девушку. Иногда где-то дела идут так плохо, что мне приходится делать пугающие жертвы, чтобы восстановить положение. Например, уничтожить существо, которое люблю. Я… имел собаку, лабрадора, настоящего друга. Нет… не хочу вспоминать. Парень, с которым мы вместе служили во флоте… Девушка, которая любила меня… А я… Нет, не могу. Я проклят! Некоторые формы, которые я должен регулировать, принадлежат не нашему миру, не нашему ритму… ничего подобного на Земле вы не почувствуете. 29/51… 108/303… Вы удивлены? Вы не знаете, что это может быть мучительно? Отбейте темп в 7/5.
— Я не разбираюсь в музыке.
— И не надо. Попробуйте за один и тот же промежуток времени отбить правой рукой пять раз, а левой — семь. Тогда поймете сложность и ужас наплывающих на меня форм. Откуда? Я не знаю. Эта непознанная Вселенная слишком велика для понимания. Но я должен следовать ритму ее форм, регулировать его своими действиями, чувствами, помыслами, а какая-то
чудовищная сила
меня подталкивает
вперед и
и выворачивает
назад наизнанку..
— Теперь другую, — твердо произнесла Элизабет. — Подними.
Я на кровати. Половина (0,5) в пижаме; другая половина (0,5) борется с веснушчатой девушкой. Я поднимаю. Пижама на мне, и уже моя очередь краснеть. Меня воспитали гордым.
— От mani padme hum, — сказал я. — Что означает: о сокровище в лотосе. Имея в виду тебя. Что произошло?
— Мистер Долан сказал, что ты свободен, — объяснила она. — Мистер Люндгрен помог внести тебя в квартиру. Сколько ему дать?
— Cinque lire. No. Paria Italiana, gentile Signorina [14]?
— Мистер Долан мне все рассказал. Это снова твои формы?
— Si [15].
Я кивнул и стал ждать. После остановок на греческом и португальском английский, наконец, возвращается.
— Какого черта ты не уберешься отсюда, пока цела, Лиззи Чалмерс?
— Я люблю тебя, — сказала она. — Забирайся в постель… и оставь место для меня.
— Нет.
— Да. Женишься на мне позже.
— Где серебряная коробка?
— В мусоропроводе.
— Ты знаешь, что в ней было?
— Это чудовищно — то, что ты сделал! Чудовищно! — Дерзкое личико искажено ужасом. Она плачет. — Что с ней теперь?
— Чеки каждый месяц идут на ее банковский счет в Швейцарию. Я не хочу знать. Сколько может выдержать сердце?
— Кажется, мне предстоит это выяснить.
Она выключила свет. В темноте зашуршало платье. Никогда раньше не слышал я музыки существа, раздевающегося для меня… Я сделал последнюю попытку спасти ее.
— Я люблю тебя. Ты понимаешь, что это значит. Когда ситуация потребует жертвы, я могу обойтись с тобой даже еще более жестоко…
— Нет. Ты никогда не любил.
Она поцеловала меня.
— Любовь сама диктует законы.
Ее губы были сухими и потрескавшимися, кожа ледяной. Она боялась, но сердце билось горячо и сильно.
— Никто не в силах разлучить нас. Поверь мне.
— Я больше не знаю, во что верить. Мы принадлежим Вселенной, лежащей за пределами познания. Что, если она слишком велика для любви?
— Хорошо, — прошептала Лиззи. — Не будем собаками на сене. Если любовь мала и должна кончиться, пускай кончается. Пускай такие безделицы, как любовь, и честь, и благородство, и смех, кончаются… Если есть что-то большее за ними…
— Но что может быть больше? Что может быть за ними?
— Если мы слишком малы, чтобы выжить, откуда нам знать?
Она придвинулась ко мне, холодея всем телом. И мы сжались вместе, грудь к груди, согревая друг друга своей любовью, испуганные существа в изумительном мире вне познания… страшном, но все же ожжж иддд аю щщщщщ еммм…
Упрямец
— В былые дни, — сказал Старый, — были Соединенные Штаты, и Россия, и Англия, и Соединенные Штаты. Страны. Суверенные государства. Нации. Народы.
— И сейчас есть народы, Старый.
— Кто ты? — внезапно спросил Старый.
— Я Том.
— Том?
— Нет. Том.
— Я и сказал, Том.
— Вы неправильно произнесли, Старый. Вы назвали имя другого Тома.
— Вы все Томы, — сказал Старый угрюмо. — Каждый Том… все на одно лицо.
Они были на веранде госпиталя. Старый сидел на солнце, трясся и ненавидел приятного молодого человека. Улица перед ними пестрела празднично одетыми людьми, мужчинами и женщинами, чего-то ждущими. Где-то в недрах красивого белого города гудела толпа, возбужденные возгласы медленно приближались сюда.
— Посмотрите на них. — Старый угрожающе потряс своей палкой. — Все до одного Томы. Все Дейзи.
— Нет, Старый, — улыбнулся Том. — У нас есть и другие имена.
— Со мной сидела сотня Томов, — прорычал Старый.
— Мы часто используем одно имя, Старый, но по-разному произносим его. Я не Том, Том или Том. Я — Том.
— Что это за шум? — спросил Старый.
— Это Галактический Посол, — снова объяснил Том. — Посол с Сириуса, звезды в Орионе. Он въезжает в город. Первый раз такая персона посещает Землю.
— В былые дни, — сказал Старый, — были настоящие послы. Из Парижа, и Рима, и Берлина, и Лондона, и Парижа, и… да, Они прибывали пышно и торжественно. Они объявляли войну. Они заключали мир. Мундиры и сабли и… и церемонии. Интересное время! Смелое время!
— У нас тоже смелое и интересное время, Старый.
— Нет! — загремел старик, яростно взмахнув палкой. — Нет страстей, нет любви, нет страха, нет смерти. В ваших жилах больше нет горячей крови. Вы сама логика. Все вы, Томы. Да.
— Нет, Старый. Мы любим. Мы чувствуем. Мы многого боимся. Мы уничтожили в себе только зло.
— Вы уничтожили все! Вы уничтожили человека! — закричал Старый. Он указал дрожащим пальцем на Тома. — Ты! Сколько крови в твоих венах?
— Ее нет совсем, Старый. В моих венах раствор Таммера. Кровь не выдерживает радиации, а я исследую радиоактивные вещества.
— Нет крови. И костей тоже нет.
— Кое-какие остались, Старый.
— Ни крови, ни костей, ни внутренностей, ни… ни сердца. Что вы делаете с женщиной? Сколько в тебе механики?
— Две трети, Старый, не больше, — рассмеялся Том. — У меня есть дети.
— А у других?
— От тридцати до семидесяти процентов. У них тоже есть дети. То, что люди вашего времени делали со своими зубами, мы делаем со всем телом. Ничего плохого в этом нет.
— Вы не люди! Вы монстры! — крикнул Старый. — Машины! Роботы! Вы уничтожили человека!
Том улыбнулся.
— В машине так много от человека, а в человеке от машины, что трудно провести границу. Да и зачем ее проводить? Мы счастливы, мы радостно трудимся, что тут плохого?
— В былые дни, — сказал Старый, — у всех было настоящее тело. Кровь, и нервы, и внутренности — все, как положено. Как у меня. И мы работали, и… и потели, и любили, и сражались, и убивали, и жили. А вы не живете, вы функционируете: туда-сюда… Комбайны, вот вы кто. Нигде я не видел ни ссор, ни поцелуев. Где эта ваша счастливая жизнь? Я что-то не вижу.
— Это свидетельство архаичности вашей психики, — сказал серьезно Том. — Почему вы не позволяете реконструировать вас? Мы бы могли обновить ваши рефлексы, заменить…
— Нет! Нет! — в страхе закричал Старый. — Я не стану еще одним Томом.
Он вскочил и ударил приятного молодого человека палкой. Это было так неожиданно, что тот вскрикнул от изумления. Другой приятный молодой человек выбежал на веранду, схватил старика и бережно усадил его в кресло. Затем он повернулся к пострадавшему, который вытирал прозрачную жидкость, сочившуюся из ссадины.
14
Пять лир. Нет. Вы говорите по-итальянски, милая синьорина? (итал.).
15
Да (итал.).