Столпы вечности - Бейли Баррингтон Дж. (библиотека электронных книг TXT) 📗
— О чем ты?
— Ну, разве твои цели не совпадают в конечном счете с их целями, разве не настолько же ты эгоцентричен? Ну да, они рехнулись, с этим я согласна. Но по этому же самому определению безумен и ты.
— Я никогда и не надеялся, что ты сумеешь меня понять, — ответил Вооз, снова отворачиваясь от нее. Он был несколько разочарован явным отсутствием ее симпатии.
— А почему бы и нет? Потому что я невежественна? Но ты помни, я скелетница. — Она поднялась и резко, бесстрашно выступила перед ним. Крупные груди едва не выскочили из блузки, когда она склонилась к нему. Лицо ее выражало недовольство и мольбу. — Ну почему ты не можешь просто зачеркнуть это вот всё? Почему ты не перестаешь себя терзать? У тебя еще достаточно времени пожить!
— Пожить? — устало отозвался Вооз. — Жизнь и доставляет мне основные проблемы.
Он сам не понимал, отчего снова берется ей что-то объяснять. Впервые с детских лет его так резануло чужим непониманием.
— Ты сама сказала, что лишена надлежащего философского образования. По этой причине ты не в состоянии понять, почему я так страшусь невыносимого прошлого. Потому что прошлое есть будущее.
— Ну вот, опять. — Мэйси махнула рукой. — Философы все придурки, ты меня слышишь? Придурки. Почем тебе знать, что история повторяется? Это ведь обычная теория. Люди так думают. Возможно, мир не повторяет себя так, как ты утверждаешь. Возможно, он просто пребывает вовеки в постоянной изменчивости.
— Это утверждение было научно доказано.
Мэйси, к невероятному удивлению Вооза, отреагировала вздохом омерзения и резким толчком рукой в его подбородок.
— Самой толстой книги на свете не хватит, чтобы перечислить все утверждения, которые считались научно доказанными и были опровергнуты. Все, чем занимаются ученые, это возня с философскими идеями. Какой-нибудь мудрец говорит: мир-де состоит из лимонов и бананов. Ученые берутся за работу и начинают расчеты, пока не выводят некое уравнение, где связаны лимоны и бананы. Пятнадцать миллионов лимонов и пятнадцать миллионов бананов, или что-то в этом роде. Вот оно, твое доказательство. Какие ж вы идиоты.
Вооз не поднял головы. Частью сознания он отвергал рассуждения Мэйси как тупые и невежественные. Но другой частью себя, уязвленной и надломленной в последние месяцы, воспринял их под неожиданным углом, менявшим привычную перспективу вещей.
Почем тебе знать? Как может он быть уверен, что вечное космическое возвращение — правда? Как может в этом быть уверен кто-то еще?
Может ли бактерия, сколь бы ни пыталась, постичь циклы космической эволюции?
Наблюдая за жизнью города внизу, он вспомнил, как в другом случае отметил для себя стремление эконосферы, в увядающей славе своей, саму Вселенную наполнить аурой ностальгии — субъективной, порождаемой человеческим воображением и несомненно иллюзорной в космических масштабах. Рассуждая аналогично: разве не может вся человеческая мысль оказаться неприложима ко вселенской безграничности? Возможно, любая идея, сколь ни мелкая или тривиальная, против нее все равно что манящее очарование города внизу? Мысль эта была ему внове и шокировала, но он удивился скорее тому, отчего она никогда прежде не являлась ему на ум; отчего ему не приходило в голову, что Мадриго, в бесстрастии и мудрой рациональности — воплощение здравомыслия, парагон интеллекта, — может оказаться жертвою единственной неопровержимой истины человеческого познания: нельзя познать всё.
Если столпники ошибаются, это облегчит его страдания. При мысли об этом его окатила волна радости. Страха больше нет! Боль не вернется! Он волен жить, а потом не жить больше никогда!
Как же смогли слова простой, необразованной Мэйси за считанные мгновения разорвать окружавшую его десятки лет мрачную завесу? Нет, это невозможно... безрассудная суицидница не может знать лучше Мадриго...
Он вдруг поймал себя на том, что машинально извлек из кармана колоду карт столпников и стал перебирать ее пальцами. Он опустил взгляд; его смутила неожиданная мысль, что эти божественные, проникнутые надмирным смыслом символы могут в конечном счете оказаться выдумкой... Тут Мэйси выхватила карты у него из руки и отшвырнула прочь. Он увидел, как они разлетаются по синей траве на склоне холма.
Затем она быстро расстегнула блузку и сорвала с себя, оставшись нагой. Он увидел в ее глазах экстаз и экзальтацию. И понял, что она активирует скелетные функции, одну за другой. Она наклонилась к нему, положила руки на плечи; от нее исходил пьянящий аромат, налитые груди со вздыбленными сосками заполняли все поле зрения.
— Забудь обо всем, Иоаким, — прошептала она. — Вспомни, что ты скелетоид. Давай же! Включи скелет! Почувствуй, как он воссияет внутри тебя!
Он сидел неподвижно, не отвечая. Она прижалась к нему щекой.
— Философия — не реальность. А то, что дают тебе кости, реально. Ты не позволял себе пережить ничего хорошего с той самой поры, как это произошло. Иоаким, вот твоя трудность. Ты должен научиться радости. Это единственный путь стереть прошлое.
Представление Вооза о себе и мире расплывалось. Он не испытывал сексуального возбуждения, но в конце концов ответил на просьбы Мэйси и извлек из памяти почти забытые управляющие сигналы.
Это было как вдохнуть полузнакомый аромат. Живость пришла вновь: впервые за долгие годы он познал взаимосвязь эмоций и ощущений, восторг от восприятия предметов вокруг, звуков и запахов, дуновения ветра на коже. Подъюстированная реобаза: все его ощущения стали резче и четче, нежели у обычного человека, не скелетоида. Подъюстированная хронаксия замедлила время; Мэйси приближалась к нему в балетном танце, где задействовано было каждое движение ее тела, вплоть до кожных пор.
И наконец, под ее умоляющий шепот, включилась функция секса.
Она помогла ему выбраться из скафомода и похожей на саван поддевки.
— Выше, — взмолилась она. — До предела. Ты можешь это выдержать.
Ее руки скользили по его покрытой рубцами коже. Он повиновался. Все настройки взметнул на максимум, пока разум не сдался под напором впечатлений и ощущений; если б не помощь корабля, он бы сейчас обезумел.
О, сладкое безумие! Кипящий котел страсти, мир безграничной эротики, делирий наслаждения, которым унесло его личность, а вместо нее явилось — удовольствие! Безграничное возбуждение! Они сплетались в объятиях, пока не перестали разбирать, кто где, и в уплотнявшихся среди тумана сексуального возбуждения сполохах он ощутил, как его корабль, припаркованный на уровне земли рядом с городом, помогает капитану набрать обороты и вздыбить фаллос — без корабля он бы не сумел этого сделать, хотя никогда прежде и не просил о таком содействии.
Его личность заполнило ощущение твердого, объемистого объекта. Он стал башней силы. Затем — пенетрация. И заполнил ее личность тоже, доминантой и резким целеустремленным проникновением.
В огонь. В пылающий, бурлящий, полный надежд мир.
В пониженной гравитации Шаунса Киру Чжаю Хеврону было слегка не по себе. Он немного нарастил вес за счет тонкого скафомода, немногим толще сорочки с длинными рукавами, но комфортней ему не стало. Он предпочитал свободно развевающиеся на ветру одежды.
Если бы не известие о прибытии Вооза, он уже вернулся бы на Катундру.
— Это вот его корабль, вы сказали? — уточнил он, указав через низкое окно верхнего этажа на возносящийся над крышами силуэт корабля, необычный своей стремительной, чуть скругленной формой. Другие суда, припаркованные на космодроме, выглядели менее... целеустремленно.
— О да, великий магистр, это его корабль.
Дюжина адептов Телемы расселась в позах формального почтения лицами к великому магистру Хеврону. Девятерых он спешно призвал с Катундры, и они прилетели только сегодня утром. Хеврон отвернулся и сел на свое место, оправив накинутую поверх скафомода тогу.
