Гвоздь в башке - Чадович Николай Трофимович (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Судя по высоте дуги, которую ежедневно описывало солнце, был самый разгар лета, что ночью подтверждали и созвездия (благодаря чуткому руководству профессора Мордасова я все же освоил азы небесной механики). Скорее всего я находился где-то между сороковым и пятидесятым градусами северной широты, но вот только где конкретно – на западе или на востоке?
В одном из самых дальних походов я достиг берега довольно широкой реки, уносившей свои воды на юго-запад. Это давало повод надеяться, что я обретаюсь не где-нибудь, а именно в матушке-Европе, ведь азиатские реки соответствующих широт текут в основном на север.
Несколько раз я оставался ночевать прямо в степи, а вернувшись, объяснял свои долгие отлучки желанием сделать наш рацион более разнообразным. В подтверждение этой версии я добыл несколько жирных дроф и подстрелил из лука сома, охотившегося в речной заводи за утятами.
Однако мои сотоварищи категорически отказались как от птицы, так и от рыбы. Похоже, что эти продукты вызывали у них такое же отвращение, как во мне лягушки или виноградные улитки, так ценимые зарубежными гурманами. Одним словом, дикари! На конине да на баранине выросли. Пришлось скормить всю добычу собакам.
Малец вел образ жизни, скорее свойственный кошачьим, чем приматам – если не был занят урочным делом и не ел, то сразу засыпал. В противоположность ему старик все время трудился не покладая рук – точил наконечники стрел, кроил и сшивал шкуры, лепил глиняные горшки, которые сушил на солнце, а потом обжигал на костре, строгал какие-то палочки, собирал лекарственные травы.
Эта деятельность обычно сопровождалась заунывными песнями, в которых мелодичности не было ни на грош, а смысла и того меньше. Тем не менее в песнях иногда упоминались такие странные для степняков понятия, как белокрылые лодки, каменные жилища и большая соленая вода. Среди своих соплеменников старик, наверное, слыл чуть ли не ученым-энциклопедистом.
Время от времени мы стали вести беседы (если только обмен парой коротких фраз можно считать беседой). Говорил, естественно, предок, а я лишь понуждал его к этому да помогал подбирать слова.
Довольно скоро выяснилось, что мой собеседник не так уж и стар, как это кажется, просто сильно сносился, словно сапог, который никогда не снимают с ноги. Деда нынешнего вождя он не помнил, а вот при его отце не раз водил в набег мужчин своего рода.
Случалось, что эти экспедиции заводили степняков очень далеко – до глухих непроходимых лесов на востоке и до великой реки на западе, считавшейся чуть ли не границей обитаемого мира.
Сам он видел эту реку только мельком, но поговаривали, что она течет через земли самых разных народов и в конце концов на дальнем юге впадает в большую соленую воду, незамерзающую даже в самые суровые зимы. (Я понял, что речь, скорее всего, идет о море.)
К исходу лета, когда урожай собран, а стада нагуляли жир, на берегах большой соленой воды происходит торжище. Туда приплывают на белокрылых лодках и съезжаются по суше чужеземцы самого странного вида – и с черными курчавыми бородами по пояс (не ассирийцы ли?), и с красной кожей (наверное, египтяне), и с ушами, длинными, как у зайцев (а это еще кто?).
Они берут у степняков лошадей, зерно, сыромятные кожи, вяленое мясо и невольников, а взамен предлагают оружие, украшения, бронзовые слитки и роскошные ткани.
Поняв, что рассказ о торжище весьма заинтересовал меня, старик добавил, что путь туда далек и опасен. Можно, конечно, плыть на плотах или долбленых лодках, но в одном месте из великой реки торчат каменные клыки, которые губят всех неосторожных путников. (Да не Днепр ли это? – мое сердце радостно дрогнуло.)
Те же, кто перед перекатами вытаскивает лодки на берег, попадают во власть воинственных хозяев этих мест, от которых можно откупиться только половиной всех товаров.
Как я ни старался, но никаких других сведений из старика вытянуть не смог. Басни про змееподобных людей, обитающих в северных болотах, о божественном мече, упавшем с неба, и о золотых козлах, пасущихся у истоков великой реки, меня ничуть не заинтересовали. Заодно я убедился, что греческая мифология старику совершенно неизвестна, а столь популярные в микено-минойском мире имена, как Тесей, Минотавр и Эгей, не вызывают никаких ассоциаций.
Ночью я отыскал косяк, ранее принадлежавший Бусе, и при помощи топора восстановил попранную справедливость. Кобылицы отнеслись к смене властелина достаточно хладнокровно, чего нельзя было сказать о жеребятах, чье отчаянное ржание, наверное, разбудило всю округу.
Рассвет застал меня так далеко от становища, что погони можно было не опасаться.
Я гнал лошадей на запад, дабы в случае удачи переправиться на правый берег великой реки и стороной обойти засады, караулившие путников у порогов. Дальше мой путь лежал к морю. Продав лошадей, я собирался на попутном корабле отправиться в дальние страны, где люди живут за городскими стенами, где жрецы умеют составлять календари и где ведется подробнейшая хронология царствующих династий.
В редкие минуты, когда я выпускал сознание предка из-под контроля, он с тоской озирался назад. Но, увы, дикому степняку не дано было понять причину, заставившую его покинуть родные кочевья. Ничего, рана заживчива, а память забывчива. Свыкнется со временем. Главное, чтобы берёг и обихаживал лошадей. Лично я в этом деле полнейший профан, даже кобылу от жеребца отличаю не сразу.
Что я знал о себе нынешнем? Очень немногое. Предок, чье родовое имя Шлыг можно было перевести и как «колючка» и как «шип», жил исключительно сегодняшним днем, почти не вспоминая прошлого и мало заботясь о будущем. Отца своего он не знал, а мать успел забыть. Все дети Шлыга по обычаю принадлежали к соседнему роду Качимов, где каждая женщина приемлемого возраста формально считалась его женой.
Я даже не мог понять, к какому племени принадлежит мой предок. Себя степняки называли просто – «люди». Как говорится, скромненько, но со вкусом.
Надо бы вспомнить, какой народ населял приднепровские степи в середине второго тысячелетия до нашей эры. Сарматы? Нет, они пришли значительно позднее, вытеснив скифов. А кто предшествовал скифам, загадочному ираноязычному племени?
По-моему, легендарные киммерийцы, упомянутые в сочинениях Геродота, Страбона и Плиния Старшего.
Ну что же, буду считать себя киммерийцем. Если верить американскому писателю-фантасту Роберту Говарду, люди они достойные. Один Конан-варвар чего стоит…
Великой реки я достиг только спустя десять дней – и это еще при условии почти беспрерывной скачки. Лошади отощали, а жеребята еле держались на ногах. Да и я порядком вымотался.
Ширина русла в этом месте превышала три полета стрелы, пущенной из самого мощного лука, а противоположный берег был сплошь покрыт дубовым лесом. Местность, насколько хватал глаз, выглядела пустынной, в смысле – свободной от людского присутствия. По речной глади не скользили рыбачьи челны, над лесом не поднимались дымки костров, пастухи не гнали стада на водопой.
Идиллия, да и только.
А ведь можно легко представить, как эти заповедные места будут выглядеть века этак через тридцать три – по воде расползаются радужные пятна мазута, вдоль берегов гниет ядовито-зеленая тина, пляж пятнают черные язвы кострищ, на мели ржавеет полузатопленная баржа, компания подвыпивших малороссов (или кацапов, что принципиального значения не имеет) колдует над какой-то браконьерской снастью.
Но это так, лирика… Будь на то моя воля, я бы без колебания предпочел экологически неблагополучное будущее нынешней первозданной идиллии. Привычка, ничего не поделаешь.
Поостыв, лошади жадно напились, но идти в воду не желали – напрасно Буся покусывал и лягал их. От предка тоже толку было мало – он просто обалдел, увидев столь широкую реку.
Но тут уж я сам нашел выход из положения – стал сбрасывать в воду жеребят, сразу взявших курс на противоположный берег (выбраться назад им не позволяло довольно быстрое течение). Кобылам не осталось иного выбора, как последовать за молодняком. Замыкающим в реку вошел Буся, за гриву которого я придерживался одной рукой.
