Великий маг - Никитин Юрий Александрович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Из ванной вроде бы доносится голос, но я негромким словом подбавил басов, воздух дрожит и колышется, сминаемый легкими ударными волнами. Бумаги с текстом договоров сосканерил, в текстовом редакторе убрал раздражающие пункты о санкциях за невыполнение, а когда за спиной повеяло свежестью и на спину упала холодная капля, я уже заканчивал редактуру особых условий.
– Все на компе? – спросила Кристина.
Я убавил звук, оглянулся. Ее торчащая от холода грудь на уровне моего лица, и когда Кристина наклонилась, рассмотривая текст, я поспешно отстранился. Что странно, чем дольше общаемся, тем меньше у меня на нее желания. Так же, как у нормального мужчины не возникает желания трахнуть манекенщицу, а если возникнет, то он точно извращенец: заинтересоваться ходячей вешалкой? Кристина не манекенщица, хотя ее фигура им даст сто очков вперед, но ее чувственность и сексуальность чересчур… заметны, что ли. Вызывающи.
Нет, вру, это не чувственность, а великолепная иллюстрация чувственности. На самом деле, если мужчина психически здоров, его тянет на толстых баб, что естественно для наших древних инстинктов: мол, будет где нашей личинке развиваться – тепло, сытно, защищено от ударов толстым слоем мяса и жира. Изящными женщинами всего лишь любуемся, эстеты, значитца. Они для услады глаз, не для услады тела.
Чертова Кристина, подумал я с бессильной злостью, она ж не безмясая модель, на ней столько мягкого нежного жирка, что иной раз бы… но как только подумаешь об этом ином разе, сразу остываешь, что не случается при мыслях о других женщинах.
Тоже образ для иной книги. Вообще писатель все вокруг себя обычно рассматривает, как декорацию для своей пьесы, а окружающие, с которыми общается, – персы, или, говоря старым языком, образы. А создание образов – штука сложная. И подходить к этой работе надо ювелирнее, чем к женщине, с теми все упрощено до предела. Подходишь, как поручик Ржевский, и спрашиваешь… А в литературе проколы серьезнее, чем в одном случае из десяти получить по морде. Могу даже привести случаи из классиков, что приводят в изумление. К примеру, Гамлет – «толстый и отдувается», Пьер Безухов – маленький и черненький, Анна Каренина – «с легкостью носила свое пышное тело» и пр., но мы в массе своей воображаем Гамлета юным красавчиком, хотя по логике такому не до философии, Безухов у меня ассоциируется с толстяком, хотя я прочел книгу до всяких экранизаций, где его играют обязательно толстяки, Каренина – худая и стройная, прямо Майя Плисецкая…
А это значит, что авторы не уделили должного внимания прорисовке образов. Нужно было и вначале прорисовать ярче, да и потом в тексте пару раз ненавязчиво подтвердить их возраст, внешность.
При импации с образами вроде бы проще: один раз создал, нарисовал, и дальше вести уже легче. Это при работе с текстом приходится время от времени напоминать читателю, что такой-то высок и худ, а такой-то мал и толст, а здесь даже цвет глаз зафиксен, все схвачено. Это у меня, помню, в бумажных романах было такое, что забывал, какой цвет глаз у главного героя, у некоторых еще круче: идут герои себе, беседуют, а потом вдруг под одним скрипнуло седло, он подобрал поводья, и они помчались галопом!
– Нет, – ответил я запоздало, словно Рип Ван Винкль. – Гусиным пером.
– А что, – сказала она задорно, – гусиным писали такие вещи!.. Классика!.. Уже тысячу лет читают. И в школах изучают.
– Да, – подтвердил я. – Сам сочинял на тему: «Влияние образа Онегина на…», не помню, но писал о влиянии, помню. Ржал, но писал, «как надо», все-таки школы проходим для других, не для себя, а образование получаем сами, из Интернета. Школы тут и рядом не лежали…
Она посмотрела недоверчиво. На ее чистом лбу ясно проступали большие печатные буквы: Гомер, Шекспир, Сервантес, Пушкин, Толстой… Да она ни при чем. Вообще современной хоме сапиенсе не понять нынешние реалии. Все еще не понять. Сообразит только следующее поколение… да и то не сообразит, а я ему расскажу на пальцах, а оно, новое поколение, просто примет, как аксиому. И будет дивиться, как это тупые родители не понимали… что тот мир ушел. Бесповоротно. Все, баста, капут, звиздец – никогда больше не будет такого времени, чтобы писателей помнили и читали даже через два-три поколения.
Это в те дикие времена Пушкина и Толстого жизнь крестьянина или дворянина не отличалась от жизни древнего египтянина или римлянина. Да что там какой-то Пушкин, еще мой дед мог понять страдания и терзания античных героев, как и Дон Жуана или Фигаро, все было точно так же в современной ему Москве, по всему миру. Но сейчас страдания и терзания героев тех эпох не просто смешны, а вообще непонятны. Ну, к примеру, такой важный элемент во всех романах, как разлука и связанные с нею терзания: а где она, а что с ней? Да звякни, ламер, по мобиле, только и делов!.. Или раскошелься на пару долларов и побазлай по видео, чем с утра до ночи мочить Дюка-5!.. Если уж совсем невтерпеж, хватай тачку и дуй в аэропорт. Через пару часов стащишь со своей Джульетты какого-нибудь парня и потрахаешься с нею сам…
– Не понимаю, – заявила она почти сердито, – к чему вы меня склоняете!
– Да, – согласился я, – от понятной позы к непонятной вещи… Сейчас вот эти книги, что пишу, идут нарасхват, верно? Но жизнь меняется так круто, что за десяток лет успеет измениться и мораль, не только компы.
Кристина вежливо улыбнулась.
– Ах вот вы о чем! Ну тогда, конечно.
– Договаривайте, – сказал я сварливо. – Я не обижусь, я же вижу ход ваших простеньких мыслей. Мол, это тебя забудут, а Пушкина и Толстого будут читать и через тыщу лет!..
Она запротестовала чересчур горячо:
– Я так не говорила!
– Хорошие манеры проснулись, – согласился я. – Красивым женщинам они не обязательны, им все можно, но все же приятно, приятно. Кристина, Пушкина и Толстого уже сейчас не читают! Правда, иногда издают по обязательной программе, довольно устаревшей, и силой пихают в школьные библиотеки. Никого из нас не будут читать, а наши имена если и останутся, то как имена Ганнибалов, Навуходоносоров и прочих аменхотепов, чья новаторская для их времен стратегия и тактика нашим военным министрам никак не поможет. Как и гениальный труд Юлия Цезаря о методах войны с галлами мало что дает современным стратегам. Ах, вы не согласны?
Глава 15
Она раскрыла хорошенький ротик не то для возражения, не то для очередной провокации, мол, согласна на все, даже глаза заблестели хитро, но мягко зазвонил телефон. Я нажал кнопку приема.
– Алло?
На крохотном экране мобильника появилась Марина, загорелая до черноты, белозубая, улыбающаяся.
– Привет, – сказала она. – Змей, ты почему не сказал, что я у тебя свои клипсы забыла?
– А, – сказал я, – а я уж думал, чьи это лежат… Попробовал примерить к своим ушам, не идет. Засомневался, мои ли?
Она расхохоталась.
– Ты не из тех, кто станет носить клипсы!.. Хотя мужчины носят уже не только серьги в носу. Ладно, я сейчас заеду, заберу. Буду через двадцать минут. Никуда не уйдешь за это время?
Я покосился на Кристину. Ее как ветром сдуло, уже за столом, где договоры, прилежно склонилась над бумагами, листает, задумчиво двигает бровями. На таком расстоянии наш разговор вроде бы не слышно, но в движениях некоторая замедленность…
– Никуда, – ответил я.
– Тогда я выскакиваю!.. Тебе ничего привезти не надо?
– У меня все есть, – ответил я поспешно.
– Смотри, мне проезжать мимо гастронома!
Когда я выключил телефон и вернулся, Кристина придвинула на мой край стола бумаги, заметила:
– Первая страница – общие фразы, можно не читать, последняя – реквизиты. Я уже проверила, ошибок нет. Обратите внимание на третью страницу, там два момента, которые можно толковать двояко… К вам сейчас гости?
– Да, – ответил я небрежно, – Марина, это одна из моих знакомых, заедет взять клипсы. Вчера… или пару дней назад забыла в ванной. Или неделю, не помню.
Она кивнула, ее карандаш все так же острым концом пробегал над строчками, как вездесмотрящий сканер. Ни слова, что клипсы безвкусные или что-нибудь в таком духе, чтобы уязвить другую женщину. Серые глаза внимательно просматривают пункты договора.
