Звёзды – холодные игрушки - Лукьяненко Сергей Васильевич (книга регистрации TXT) 📗
– Ну… кажется.
Я вздохнул.
– Слушай, Алешка… тебе приходилось делать то, что не хочется? Что кажется совсем неправильным?
Мальчик кивнул.
– Вот… мне сейчас приходится, – объяснил я.
– Вы же взрослый! – сказал Алешка с удивлением.
Я невольно рассмеялся.
– Это не помогает, поверь. Пошли, я тебя провожу до калитки.
Тирана в саду по прежнему не было. И в доме ведь не слышно было… Я слегка насторожился, но вначале все-таки довел пацана до ограды, а лишь потом прошел по саду. Никого.
А в прихожей меня уже ждали. Маша и Карел. Рептилоид взгромоздился на перила, и выглядел невозмутимым как всегда. Девушка стояла с пистолетом-парализатором в руках. Самое смешное, что и это меня уже не удивляло.
– Что это за мальчик? – резко спросила Маша.
– Не «что», а «кто», – обходя ее сказал я. – Сосед. Я ему сувениры порой привожу.
Маша схватила меня за руку. Прошипела:
– Да ты что, спятил, Петр? Нашел время в игрушки играть! Если бы он увидел Карела?
– То ты бы пальнула в него? – закончил я. Маша замолчала. – А потом Счетчик почистил бы ребенку память?
– Не твое дело! – девушка по-прежнему держала меня. И направила пистолет в мою сторону. – Ты рисковал всем! Андрей Валентинович…
Во мне что-то дрогнуло и сломалось. Я перехватил ее кисть, вывернул, заставляя выпустить пистолет. Карел начал пятиться вверх по перилам – молча, не отрывая от нас взгляда.
Несколько секунд Маша пыталась бороться, потом сдалась.
– Это мое дело, – сжимая ее кисти сказал я. – Это мой дом. Мальчик – мой друг. Андрей Валентинович – мой дед.
– Ты мешаешь… – сказала Маша. Сдавленно, словно я ее за горло держал, а не за руки. – Портишь все…
– Хочешь, испорчу все окончательно? – я улыбнулся. – Потребую, чтобы ты осталась на Земле?
Ее руки обмякли.
– Извини, – слишком уж быстро Маша это сказала. – Я испугалась за успех…
Я отпустил ее и пошел на второй этаж. Карел проводил меня мерцающими глазами, Маша стояла, растирая кисти.
Да что же происходит! Мой дом – уже не мой дом? Играем в заговорщиков? Ей к психоаналитику надо отправиться, а не в космос!
Не знаю, слышал ли дед нашу перепалку, дверь у него была полуоткрыта. Наверное, да. Но он ничего не сказал.
Великий шовинист сидел прямо на полу и пролистывал фотоальбомы. Пухлые семейные альбомы, из тех, что наводят ужас на несчастных гостей. Дед маленький, дед в институте, дед на стажировке в Штатах, дед с бабушкой… давно ее нет в живых… Дед с моим папой. Папа в армии. Папа с мамой… и мной в проекте… Я, голышом на пеленках…
Чего он взялся за старые фотографии?
При моем появлении дед резко захлопнул альбом.
– Все прошло нормально?
– Да. Я в экипаже «Волхва», послезавтра старт… Ты не видел собаку?
– Видел. Маша отвезла Тирана в питомник.
– Что? – завопил я.
– Маша. Отвезла. Пса. В питомник.
Дед с кряхтением поднялся.
– Петя, дом будет пустым. Через сутки его опечатают и начнут рыться в документах. Я не хочу, чтобы пес получил пулю, защищая наше барахло. Маша оплатила его проживание в питомнике в течении двух лет. Мы заберем его, вернувшись. Надеюсь.
Как всегда дед был прав. Но…
– Почему ты не сказал мне? Я бы с ним попрощался!
– Петя, нельзя оставлять кусочек души за спиной. Не нужны лишние прощания.
– Они не лишние… – у меня защипало в глазах. Ну да. Не оставляй ничего позади… Все равно останутся – Земля, Россия, дом… хитрый паренек Алешка, для которого я лишь источник сувениров. Я еще никогда не уходил, так четко зная, что могу не вернуться. Даже перед первым, тренировочным полетом в космос не дрейфил, как сейчас…
– Петр, собаке будет там хорошо. Неужели ты думаешь, я не переживаю?
Я через силу кивнул.
– Дом будут обыскивать, – продолжил дед. – Я уже сжег все свои бумажные документы и стер информацию на машине. Почисти свой компьютер тоже… если там есть что-то личное. Отформатируй диски, и лучше – несколько раз.
Его ноутбук и впрямь был включен, но экран оставался темным, лишь с парой строчек БИОСа. А в камине – очень много легкого, белесого пепла.
– Хорошо, дед.
– И возьми эти альбомы, – вздохнул дед. – Вынеси в сад. Сожги. В комнате не хочу, слишком много вони.
Он что, серьезно?
– Не хочу, чтобы чужие руки лапали наши лица, – сказал дед. – Ты уж прости старика. Пленки где-то есть, потом распечатаем все заново… если вернемся.
– Дед…
– Петя, прошу тебя.
Я колебался.
– Или мне самому тащить их в сад? – тонко закричал дед. – А? Самому?
…С грудой альбомов я вышел из дома. Маши внизу уже не было, и рептилоида тоже. Я оттащил альбомы в дальний угол сада, где в детстве жег костры и строил каждое лето шалаш. Бросил их на жухлую траву.
Что-то чудовищное в этом было, противоестественное. Человеку не стоило придумывать фотографии – зная, что порой их приходится жечь. С распахнувшихся страниц на меня смотрели лица – деда, родителей, меня самого, знакомых и незнакомых людей… Вот дед, еще нестарый, на каком-то конгрессе. А вот… надо же… с Даниловым! Совсем молодым, но каким-то сжавшимся, неловким, отводящим от объектива взгляд. Не любил я смотреть старые снимки – а зря.
Я достал из кармана спички, которые торжественно вручил мне дед, и тут взгляд упал на фотокарточку родителей. Со мной на руках. Уменьшенная копия той самой фотографии, что висит у деда в кабинете.
Нет уж!
Нагнувшись я надорвал пластиковый лист и вытащил фотографию. Она полетит со мной. Огню и так хватит пищи.
Под фотографией оказался сложенный вчетверо, пожелтевший от времени лист. Я вытащил и его, осторожно развернул – и сердце сжалось.
Это была вырезка из газеты. Статья под названием «Президент соболезнует… с борта „Боинга“. На черно-белой фотографии было какое-то железное месиво в овальной воронке, окруженной поломанными деревьями.
Правильно дед сделал, что не показывал мне этой газеты. Я отвел взгляд. Сглотнул пересохшим горлом тоскливый комок из боли и вины. Сложил листок, и вместе с фотографией спрятал в карман.
Горели альбомы плохо. Конечно, сплошной пластик. Пришлось сходить в гараж, и плеснуть на альбомы бензином. Я посидел у огня, грея озябшие руки, но дым был слишком едким.
