Победоносец - Жулавский Ежи (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Ерет вздрогнул и в упор глянул на былого друга.
Когда составилось Братство Истины, Ерета уже не было в городе, он понятия не имел, что таковое существует, но не забыл, что Матарет, вечный скептик, весьма недоверчиво отнесся к появлению Победоносца. Собственно, из-за этого охладели их отношения, когда-то очень близкие. И тем не менее Ерет испытывал что-то похожее на робость, в некотором роде почтительность по отношению к человеку со странностями, который только и знал, что с усмешкой все подвергал сомнению и бесстрастной мыслью умел охватить события так, словно парил над ними, а не варился в их кипении, как остальные. Он, Ерет, умел только действовать, взрываться, радоваться или угрюмо замыкаться в себе.
Поэтому сейчас, спрошенный напрямик, он заколебался, но превозмогло желание высказать наболевшее перед тем, по отношению к кому не надо было корчить из себя вождя, посла или наставника.
— Нужда была, — тихо сказал он, открывая большее не столько речью, сколько нахмуренными бровями.
— Плохи дела? — спросил Матарет, внимательно глядя на Ерета.
Тот пожал плечами:
— Нет… Нельзя сказать, что плохи… Но…
Он замолк на полуслове, словно подыскивая подходящее выражение. Матарет некоторое время молчал, а потом встал и сказал:
— Если не хочешь говорить, давай, я лучше уйду. У меня нет никакого желания заставлять тебя говорить неправду.
Ерет взволнованно придержал Матарета за руку:
— Не уходи. Все правильно. Я сказал бы, да вот… — Он встряхнулся. — Понимаешь, сам не знаю, как точнее выразиться. Дела у нас не плохи, хотя тяжеленько приходится… Мы сделали все, что в человеческих силах…
Он поднял голову и в упор глянул Матарету в глаза.
— Все, что в человеческих силах, — раздельно повторил он. — Но сверх того — ничего.
И залился румянцем, словно нехотя с губ сорвалось слишком многозначное слово. Матарет не улыбался. Его глаза навыкате, обычно насмешливые, смотрели куда-то вдаль с грустным выражением, иначе не скажешь. Он вытянул руку и положил поверх скрещенных ладоней воителя:
— Говори.
И Ерет заговорил. Поведал долгую кровавую историю похода так, словно сам мысленно распутывал ее. Говорил о битвах на равнине, о взятых и разрушенных городах, о сотнях и тысячах шернов, перебитых без пощады, расстрелянных огненным боем, утопленных в реках и море и брошенных в бушующий огонь. Говорил обо всем об этом без душевного волнения, как работник, который вечером мысленно подводит итог трудам прошедшего дня.
А потом пошел рассказ о походе в неприступные горы и восхождении на гребень гигантского скального кольца. О неимоверных трудностях подъема, об удивительном городе шернов в котловине и о Земле, которая явилась глазам воинов, неожиданно оказавшись видимой там.
— Мы приняли это за доброе знамение, за подтверждение тому, что нас ведет Победоносец. Но с той самой минуты, как мы увидели с перевала Землю, началось самое тяжкое, началось бесплодное топтание на месте. Я думал, мы обрушимся, как вихрь, и сметем этот город в кольце гор. Чуть было не пожалел, что погибнет такая красотища, но тут Победоносец заколебался. Как человек он поступил разумно. Поступил так, как каждый из нас поступил бы в этом случае.
Ерет рассказал, как Победоносец, подсчитав свои ряды, не осмелился повести в котловину всех, чтобы в случае неудачи не отрезать себе пути к отступлению.
— Части войска, — объяснил Ерет, — было приказано вернуться и охранять дорогу на перевал, если это можно назвать дорогой, не иначе как затем, чтобы шерны из других городов не проскользнули нам вслед. Командиром назначили меня. Остальные под командой Победоносца сошли по склону примерно до половины спуска и построили там укрепленный лагерь. Вниз на равнину выходят только небольшие отряды. Долбанут по шернам, и тут же назад. Иногда с потерями. Мы перестали побеждать, теперь мы воюем.
— И так оно тянется без перемен? — спросил Матарет, помолчав.
Ерет кивнул:
— Без перемен. С таким малым войском на большее мы не способны, это точно. Шерны видят наше бессилие и наглеют. Это они теперь нам покоя не дают. Часа не было, чтобы мой отряд не был в деле. Казалось, вся страна пуста, а они откуда ни возьмись явились полчищами и прут на нас. Кишмя кишат, скалы от них черны, как от хищных птиц. Отстреливаемся непрерывно, но патроны приходится беречь: боимся, что израсходуем. Если израсходуем, нам конец.
— И что дальше будет? — спросил Матарет.
— Не знаю. Вчера с утра Победоносец сам пришел ко мне через перевал, у нас был долгий разговор. Он слова не сказал насчет отступления, но вид у него был озабоченный, эта мысль в нем явно засела. Он приказал мне ехать сюда за подкреплением, оружием и боеприпасами. Буера мы оставили на берегу под охраной, народу там горсточка. Дотуда добирались вдвоем с одним другом. Пришлось, как змеям, красться, а назад идти с подкреплением будет еще труднее, потому что шерны теперь хотят любой ценой уничтожить Победоносца и нас вместе с ним.
Настала тишина. Оба блуждали мыслями далеко от места, где находились.
— Так. Надо их уведомить, — через какое-то время внезапно произнес Матарет.
— Кого?
Матарет не ответил. На губах у него появилась привычная усмешка, он протянул Ерету руку.
— Мне дела нет до Победоносца. Суть не в том. Впрочем, и до народа тоже. Сам не знаю, чего хочу. Собирай подкрепление, держитесь, покуда можете. У меня своя дорога.
Он повернулся к выходу и негромко вскрикнул. У резного наугольника в сумраке стояла Ихазель. Увидев, что ее заметили, шагнула вперед. Миновала Матарета, подошла прямо к Ерету.
— Ерет! — вскрикнула, руки к нему протянула с мольбой. — Ерет! Возьми меня с собой!
— Ты все слышала?
Она утвердительно кивнула.
Ерет насупил брови, руки у него тревожно дернулись. Он бросил взгляд на Матарета, словно тот своим присутствием мешает разговору.
— Возьми меня с собой! — повторила Ихазель. — Я хочу к Победоносцу!
Глаза у нее вспыхнули, отблеск надежды явился на бледных ланитах, сожженных внутренней горячкой. Ерет отвернулся:
— Поручили тебе шерна стеречь, вот и стереги. Хватит с тебя одного, закованного.
Ихазель ахнула.
— Ерет! — позвала она.
Но тот, не оглядываясь, уже вышел из собора.
Повесив голову, Ихазель некоторое время не двигалась с места. В голове кружился бешеный вихрь мыслей. В груди звучал словно бы радостный гимн: вдруг Победоносец — такой же человек, как и она! И в то же время ныла тупая боль, словно душу опустошили неведомо зачем.
Она затравленно огляделась по сторонам. От внутренней опустошенности еще сильнее подавляла пустота места, где стояла, пустота огромного, покинутого людьми собора. Ихазель безотчетно припала к основанию одной из колонн в промежутке между двумя каменными кадильницами.
Кадильницы были пусты и холодны. Давным-давно никто не бросал благовонной смолы в медные чаши, где среди пепла чернели угольки, когда-то священные. А по стволу колонны тянулся темный след от дыма, который в былые времена круглыми сутками возносился отсюда к потолку.
Удивленными, широко открытыми от испуга глазами обвела эту пустоту Ихазель, словно нынче впервые заприметила и обратила внимание.
— Как же это было? — сама себя не слыша, зашептала она. — Как же это было? Как же это было?
Вспомнились детские сны, явился светлый образ пришельца с Земли.
— Где он сейчас?
В ушах зазвучали слышанные недавно ехидные речи:
«Всю равнину вдоль и поперек разорил ваш победоносец, и вот подступил он к высоким горам, остановился и не знает, что делать».
А потом:
«Весь род людской будет нашими слугами. Кроме той, которая пожелает стать госпожой и по доброй воле последует за шерном… »
— Нет! Нет! Нет! — мятежно и отчаянно заголосило в ней что-то.
Воздела Ихазель белы руки из опавших темно-лиловых рукавов.
— Ерет! — запричитала в голос, хотя вокруг давно никого не было. — Смилуйся, Ерет! Возьми меня с собой! Я к Победоносцу хочу! Не оставляй меня здесь, меня шерн морочит! Глаза у него не закованы! Хочу к Победоносцу! Хочу видеть, хочу знать, что он сильнее, что он…
