Мир в табакерке, или чтиво с убийством - Рэнкин Роберт (читаемые книги читать .txt) 📗

Но я знал также, поскольку видел будущее, что нас ждут и плохие времена, и что Т.С. Давстона ожидает ужасный конец. Но сейчас, когда я смотрел на него, в расцвете лет, полного планов, полного жизненных сил, это казалось просто невозможным. Вот он – оборвыш, который добился успеха и разбогател. И это мой лучшайший друг.

Когда бы меня ни спрашивали о том времени, которое я провел рядом с Т.С. Давстоном, всегда имеется в виду время между 1985 и 2000 годами. Годы, проведенные в замке Давстон, и Большой Миллениум-бал.

Действительноли произошли все те невероятные события? Правдой ли было то, о чем мы читали в бульварных газетах? Что ж, ответ: да и да. Они действительно произошли, и все это было правдой.

Но кроме этого было еще столько всего.

И я об этом расскажу.

17

– Знаешь, он Ричард, – сказал Норман.

Я поднял глаза от своей кружки со «Смертью-от-сидра». Мы сидели в «Веселых садовниках», единственном приличном питейном заведении в Брэмфилде. Стояло лето восемьдесят пятого, самое жаркое за всю историю метеонаблюдений. Снаружи асфальт на дорогах шел пузырями, а количество жертв солнечного удара в Лондоне каждую неделю увеличивалось на тысячу. Ходили слухи о близкой революции – но только в тени.

– Ричард? – спросил я.

– Ричард, – сказал Норман. – Рифмуется с «психопат».

– А, – сказал я. – Это, видимо, опять брентфордский рифмованный сленг пятого поколения, который я не считаю ни особенно умным, ни особенно забавным.

– Да нет, это как раз очень просто. Ричард Дадд – психопат. Ричард Дадд (родился тогда-то, умер позже) писал картины про призраков и фей, прирезал своего папашу и умер в психушке.

– Не в бровь, а в глаз, – хмыкнул я и поглядел на Нормана. С возрастом бакалейщик несколько округлился. Лицо у него, впрочем, оставалось приятным: честное лицо, которое с востока и запада огораживали нелепые бачки, похожие на люля-кебаб. Что до волос, их почти не осталось, а то, что еще имелось, было насильственным путем, с помощью изрядного количества мази, уложено прядями через лысину – в точности, как у лидера лейбористов Артура Скаргилла, если помните; большинство женщин такая прическа обращает в немедленное бегство.

В основном, все же, груз прожитых лет он принимал не слишком всерьез и не прибегал к особенным уловкам, чтобы скрыть его. Животик у него нависал спереди над поясом штанов, а задница выпячивалась, соответственно, сзади. Халат его был безукоризненно чист, туфли начищены до абсолютного блеска, а сам он был весел, хотя и не развязен.

Он был женат, но развелся: его жена сбежала с редактором «Брентфордского Меркурия». Он принял это философски.

– Женишься на красавице, – сказал он мне, – и она, вероятно, сбежит к другому и разобьет тебе сердце. Если же, как в моем случае, ты женишься на уродине и она сбежитс другим идиотом, кто в выигрыше?

Нормана вызвали в замок Давстон, чтобы он поработал над «укреплением замка». Он жаждал поскорее вернуться в свою лавку, не меньше, чем я – в свою оранжерею. Но Т.С. Давстон находил для нас все новые и новые задания.

– Итак, – сказал я, – он Ричард. А ты, собственно, о ком?

– О Т.С. Давстоне, разумеется. Не говори мне, что от твоего внимания ускользнул тот факт, что этот человек – полный псих.

– В нем есть определенная эксцентричность.

– И в Ричарде Дадде тоже была. Смотри, что я тебе покажу.

Норман порылся в карманах халата и вытащил пачку смятых чертежей.

– Убери со стола свою пижонскую записную книжку, дай мне разложить их.

Я сбросил свой «Файлофакс» на пол.

– Что там у тебя? – спросил я.

– Планы садов замка Давстон, – Норман расправил складки и стряхнул с чертежей крошки кекса. – Все, разумеется, совершенно секретные и конфиденциальные.

– Ну конечно.

– Видишь вот это? – показал на чертеж Норман. – Это все – поместье вокруг дома. Примерно одна квадратная миля. Неплохой участок. На нем размещены сады, викторианский лабиринт, декоративные пруды, прогулочные аллеи.

– Красиво, – сказал я. – Я уже прогулялся, почти везде.

– Ну так вот, все это идет под нож. Все или большая часть. Бригада землекопов приезжает на следующей неделе.

– Это же подсудное дело.

– Сады – его. Он может делать все, что захочет.

– Ты хочешь сказать, что он может делать с нимивсе, что захочет.

– Как угодно. Теперь смотри сюда, – Норман выудил из другого кармана смятый обрывок прозрачной пленки и поднял его на просвет. – Узнаешь?

На пленке был напечатан жирный черный логотип Давстона, тот самый логотип, что так расстраивал покойного викария Берри. Три головастика, играющие в догонялки.

– Знак Зверя, – ухмыльнулся я.

– Не корчи из себя идиота, – сказал Норман. – Этим знаком алхимики обозначали Гею.

– Кого?

– Гею, богиню Земли. Она родила Урана, а от него – Крона, Океана и титанов. В алхимии ее часто представляют три змеи. Они символизируют серу, соль и ртуть. Союз этих трех элементов в космическом горниле символизирует соединение мужского и женского начал, порождающее философский камень.

– Иди ты, – сказал я.

– Сам иди. В конечном итоге этот символ означает союз растительного и животного царств. Человек и природа, все такое. Черт возьми, уж я-то знаю, я этот логотип ему и разработал.

– Ой, – сказал я. – Прошу прощения.

Норман наложил кусок пленки на карту.

– Ну, что ты теперь видишь? – спросил он.

– Офигенно большой логотип, наложенный на карту поместья.

– И то же самое ты увидишь с самолета, когда выровняют грунт и пересадят деревья. Логотип, выведенный зелеными деревьями по коричневой земле.

– Знаешь, он Ричард, – сказал я.

– Мне это не дает покоя, – сказал Норман. – А он тут еще со своей невидимой краской. Не надо было ему рассказывать.

– Не помню, чтоб ты мне рассказывал.

– Совершенно секретно, – сказал Норман, и постучал пальцем по кончику носа.

– Ну так?

– Ну так вот. Он обсуждал со мной цвет, который хотел бы использовать для новой марки сигарет. Сказал, что ему нужно что-нибудь откровенно бросающееся в глаза, чтобы выделялось среди всего остального. А я сказал, что если выбрать красный – не ошибешься. Все самые продаваемые товары – в красной упаковке. Наверно, это имеет какое-то отношение к крови и сексу. А потом я сделал ошибку и рассказал ему об этой новой краске, над которой я работал. Она ультрафиолетовая.

– Но ультрафиолет невидим, – я глотнул из кружки. – Человеческий глаз его не различает.

– В этом-то все и дело. Если ты сможешь получить непрозрачную ультрафиолетовую краску, то все, что ты ей покрасишь, станет невидимым.

– Фигня, – сказал я. – Не может такого быть.

– Почему нет? Если ты красишь что-нибудь непрозрачной краской, ты же не видишь то, что покрасил – только слой краски.

– Да, но ультрафиолет невидим.

– Именно. Поэтому, если ты не видишь сквозькраску, ты не видишь того, что под ней, так?

– Здесь, должно быть, есть логическая ошибка, – сказал я. – Если краска не видима глазом, ты увидишь предмет, который ей покрашен.

– Не увидишь – если краска непрозрачная.

– Ну и что, ты сделал все-таки такую краску?

Норман пожал плечами.

– Может, и сделал.

– Сделал или нет?

– Не знаю. Думаю, что сделал, но сейчас никак не могу найти банку из-под варенья, в которую я ее налил.

Я сделал гримасу, которая должна была обозначать: «не вешай лапшу».

– А Т.С. Давстон, я так думаю, пожелал купить у тебя банку-другую твоей чудо-краски?