Только тишина - Петецкий Богдан (мир книг .TXT) 📗

Я глубоко вздохнул. Боль понемногу проходила. Я мог говорить.

— Базу, — я скривился. — Знаю. Хотя и не понимаю, зачем. Долинка эта вам надоела? Тут же тише, чем там, наверху. Если вы о том тревожитесь.

— Это уже не твоя забота, — голос мужчины окреп от нового прилива ярости. — Мы не намерены играть с тобой в кошки-мышки. Или заниматься уговорами. Ты должен дать нам пароль к автоматам. Не бойся. После себя мы приберем. Ты вернешься к своим концентраторам-стимуляторам, словно туда никто никогда не заглядывал.

Значит, мне предстоит вернуться. Ничто не было в состоянии удивить меня. За исключением единственного этого.

— Ты хочешь только пароль? — бросил я.

— Да.

— Я скажу тебе, как он звучит: «Тишина».

Он довольно долго молчал. Я слышал, как он набирает побольше воздуха.

— Врешь! — взорвался он наконец. — Гляди. Эта забава может тебе дорого обойтись. Пойдешь с нами.

— С удовольствием, — ответил я. — Как только окажусь вблизи базы и назову настоящий пароль, автоматы сделают все, что я им прикажу. Тут вам и конец.

Он прыгнул. Я услышал, как он подскочил ко мне. Почувствовал на губах его дыхание.

— Ты… — прошипел он. — Ты мне руки целовать будешь, если живым останешься!

Я ждал. Потом, растягивая слоги, произнес:

— Я должен знать, почему вам так не терпится, чтобы попасть на базу.

Он долгое время висел надо мной, низко наклонившись. Я кожей чувствовал бьющее от него тепло. И запах загнанного животного. Наконец он выпрямился. Я услышал хруст его костей. Он тяжело дышал.

— Я скажу, — заговорил он хриплым шепотом. — Нет ни малейшего значения, будешь ты знать или нет… — он замолчал и перевел дыхание. Успокоился. Его голос вновь обрел высокое, монотонное звучание.

— Мы внесем небольшую поправку в программу, которая приготовлена для гибернатора. Не восемьдесят лет, а сто двадцать. Вот и все.

Да. На этот раз и в самом деле все. По крайней мере, что касается его. Рассчитывает, что выиграет еще эти девяносто-сто лет. Он и шестеро остальных. Были детьми, когда началось все это. И хотят сохранить покой, все то время, пока живут. А потом пусть творится что угодно.

Они и в самом деле этого хотят?

— Недоработочка, — уверенно заявил я. — При помощи аппаратуры, установленной на базе, сделать такое не удастся. Я могу подать сигнал аварийного пробуждения. Но ничего больше. Любая попытка изменения программы может окончиться только пробуждением миллионов людей. Или же их гибелью. В случае одновременного отключения источников энергии. А к нужной централи управления, вблизи гибернатора, ты не подойдешь ближе трех шагов. Силовое поле. Преграда намного более надежная, чем мои автоматы.

Я вновь услышал его смех. Ко всем предшествующим в нем добавилось нотка триумфа.

— Не придуривайся, — заявил он. — Мы были в Централи. Я видел схемы. И можешь быть уверен, с твоей аппаратурой я справлюсь.

Это он был в кабинете Тарроусена. Я оказался прав. Только удовольствия от этого никакого.

— Нет, — твердо заявил я. — Не справишься. В лучшем случае, убьешь их всех. Но, допустим на мгновение, тебе удастся. Этот гибернатор ты перепрограммируешь. Приостановишь еще на сорок лет жизни на одном континенте. А остальные? Материки? Острова? Ты знаешь, сколько их?

— Знаю, — хмыкнул он. — Я видел планы. Да и не твои это заботы. Шестидесяти лет достаточно, чтобы довести дело до конца. Любое дело. Или ты не согласен?

Я закрыл глаза. Почувствовал, что теряю сознание. Собрался со всеми силами и заставил себя очнуться. В моем распоряжении не так много времени. Совсем немного, если прикинуть. В отличие от него. От всех них. На этот раз он сказал правду.

— Я могу согласиться, что вы наберетесь опыта, — я пытался говорить безразличным тоном, хотя каждое отдельное слово просверливало мне череп и отзывалось болезненным эхом по всему телу. — Меня только одно настораживает, — продолжал я. — Почему вы не используете автоматы? Ведь они в городе только того и ждут, что вы придете. От роботов-поваров до самоходных саперных установок. На таких вы можете проехаться в мою базу и обратно. К чему тогда вся эта комедия?

Я немного рисковал. Догадывался, что он мне ответит. И не ошибся.

— Это для тебя комедия. А для меня и моих людей — вопрос жизни. Ты же калека. Слепец. У тебя ни глаз нет, ни носа, ни губ, ни рта, ни коры мозга, ни протеза. Преобразователи и датчики информационной аппаратуры. Единственное, на что твои пальцы способны — это нажимать на клавиши, да командовать автоматами. Ты не ощущаешь, где кончается твоя кожа и где начинается оболочка скафандра. От рассвета до заката ты существуешь в непрестанном реве толпы, среди шума машин, среди отупляющего грохота разрываемой атмосферы. Ничего ты не знаешь. Ничего.

— Да, — спокойно согласился я. — Ничего не знаю.

Я чувствовал, что через минуту, через долю секунды потеряю сознание. С меня этого и в самом деле было предостаточно.

Молодые люди, обремененные дефектами адаптационных процессов предшествующих поколений. В конце концов они добрались до своего куска пирога. Сколько таких, как они, уцелело в мире? Сто экземпляров? Пятьдесят?

И откуда они взялись? Может быть, их родители никогда не сталкивались с генной инженерией. Или они сами пережили в детстве шок, который прошел, не замеченный опекунами. Случаю было угодно, чтобы они собрались вместе. Может, в каком-нибудь заповеднике, с рюкзаками за спиной и водицей в флягах. Им было хорошо в тишине. Они вбирали ветер полной грудью, глаза устремлялись к зеленой линии горизонта, им казалось, что они глубже проникают в смысл собственного существования, что живут наконец-то полной жизнью. И когда подвернулась возможность провести в тишине то время, что отпущено человеку на дела его, они не колебались ни секунды. Бедняги. Ни одному из них не пришло в голову, что, как бы плохо не выносили они современную цивилизацию, она — одна-единственная свойственная для них среда обитания. Что любая другая окажется в сто, в тысячу раз более скверной. Хотя бы ими и оказались их собственная планета, их родной город, только лишенные движения и акустического фона. Их предки, молодежь времен кризиса цивилизации, курили марихуану. Времена изменились. Адаптация — процесс столь же упорядоченный и управляемый, как и воспитание. А недобитки неприспособленных, юноши и девушки с генетическими отклонениями, наркотизируют себя тишиной. Эти вот сделали из нее нечто наподобие божества или религии, которая вырвалась у них из-под контроля. Точно так же поступали и их предки. Хотя бы, сталкиваясь с силами природы. Творили идолов.

Да. Это лишь тишина.

Я попробовал еще одно.

— А олени? — спросил я чуть ли не шепотом. — Старательно запрограммированные автоматы, обтянутые шкурой? Куда ты их поместишь? Как-то я не заметил, чтобы вы дергали их за веревочки. Не говоря уже об изготовлении. Значит, те же самые клавиши.

— Они — из лома, — проворчал он. — А сделали мы их сами, тут. Всего восемь экземпляров. Ты же замаскировал базу.

— Я?

Да, база была замаскирована. Ее следовало выследить. Первые экземпляры они апробировали на моем предшественнике. Но не учли его впечатлительности. Уничтожил две-три штуки. Осталось ровно столько, чтобы справиться со мной. Они не транжирили свои возможности.

— А почему именно олени? — полюбопытствовал я.

И подумал:

Это голова. С ней обошлись не вполне ласково. Иначе с чего бы я стал задавать такие детские вопросы.

Это должен был быть зверь. Достаточно крупный, чтобы напугать меня, когда тот устраивал видимость атаки. Такой, чтобы обратить в бегство. Куда? На базу. На глазах у любопытствующих, которые не знали, где же ее искать. Какая-либо конструкция или человек с самого начала предупреждают, что я не один. Следствие: я начинаю действовать. Более успешно, чем после визита Гумми. Впрочем, потом им стало не до этих тонкостей. Нужда в них отпала. Наоборот. Решили заманить меня. И так, чтобы я пришел без автоматов.