Журнал «Если», 1997 № 01 - Надточи Мила (читать полную версию книги .txt) 📗
— Из самых разных источников: Службы общественного здоровья, армии, государственных учреждений.
— А я полагал, что подобные изыскания незаконны, поскольку нарушают врачебную тайну…
— Верно, если пациент жив. Но людей, чьими медицинскими картами занимался Нельсон, уже почти не осталось в живых. К тому же во многих случаях правительство получало предварительное согласие пациента на передачу касающихся его сведений по каналам некоторых правительственных учреждений.
— Ага, уже теплее. И какие учреждения имеют право потребовать подобное разрешение?
— Насколько мне известно, некоторые из пациентов были сотрудниками Государственного департамента, другие занимали должности в службах безопасности. Кое-кто, возможно, работал в ЦРУ.
— А ФБР?
— Наверное, из ФБР тоже. Весь Вашингтон просто впал в панику. Нельсона завалили работой. Они захотели немедленно узнать, кто позитив, а кто нет.
— И Элбану позволили получать и хранить подобную информацию?
— Предполагалось, что она так и останется в компьютере Агентства Национальной Безопасности. Они подключили терминал Нельсона таким образом, что он видел данные лишь на экране, но не мог перекачать их в собственную базу данных, так как не знал шифрованных кодов.
— Тогда как он ухитрился их сохранить?
— Очень просто. При помощи видеокамеры. Знаю, звучит абсурдно, но Нельсон был прав, утверждая, что в правительстве сидят полные идиоты.
— И эти видеозаписи до сих пор у вас?
— Нет. Их больше не существует. У нас было более десятка кассет, но Нельсон сказал, что нечего держать данные в таком виде, что их может обнаружить любой дурак. Мы переписали их в собственную систему, защитив доступ своими паролями, а ленты стерли.
— Кейл… послушайте. Вы даже не подозреваете, что сидите на бомбе с часовым механизмом. Если про эту горячую информацию узнают, а правду, похоже, уже подозревают, то одной темной ночкой этот дом взлетит на воздух вместе с вами.
— Но вы первый, кому я это открыла, мистер Хоси. И я знаю, что Нельсон тоже хранил тайну.
— В один прекрасный день кто-нибудь сложит два и два, Кейл. Ведь вы не просто экономка, вы больше, чем жена. Ваша профессиональная компетентность чрезвычайно высока. Уверен, у вас в шкафу отыщется не один университетский диплом.
— Я получила степень магистра по гематологии в Торонтском университете; там мы и познакомились с Нельсоном. Моей темой была серповидно-клеточная анемия.
Дэйв Херрик слушал молча, позволив партнеру вести интервью и мысленно соглашаясь с его тактикой. Но теперь Дэйв решил, что пришло его время вмешаться в разговор. К тому же он желал взглянуть на составленный Элбаном список, если тот и в самом деле сохранился.
— Кейл, — начал он. — Теперь вы знаете об истинной цели нашего визита. Нам нужно увидеть записи доктора Элбана.
— Для чего? Вы в них ничего не поймете. Да и мне не все ясно. Нельсон рассчитал процент позитивов вплоть до 1945 года. Это единственное, чем важны старые записи. В них даже нет имен, только личные армейские номера и номера социальной страховки…
— А чем новые записи отличаются от старых?
— Ничем. В них тоже одни номера и никаких имен.
— Тогда зачем Элбан сохранил эти записи?
— Не знаю. Сохранил, и все.
— Кейл, мы сможем их посмотреть?
— Все материалы? Это займет несколько часов.
— Можно начать с позитивов из нового списка, тех, кем интересовалось правительство.
Кейл встревожилась:
— Что вы собираетесь сделать с этой информацией?
— Узнать, кто убил доктора Элбана. Не волнуйтесь, Кейл. Хорошие репортеры всегда охраняют свои источники, можете быть уверены.
— Да мне ничего другого не остается. Хорошо, идите за мной.
Кейл привела их в противоположную часть дома. Открыв массивную дверь, женщина включила освещение.
Репортеры вошли следом, отметив, что дверь, снаружи обитая темным деревом, на самом деле стальная. Лестница и стены тоже оказались металлическими.
Кейл заметила, как озирается Тайри.
— Это помещение мы отделывали специально. Температуру и влажность следовало тщательно контролировать, мистер Хоси, потому что мы проводили весьма сложные исследования, а аппаратура очень чувствительна к внешним помехам.
Они спустились по лестнице и прошли мимо блоков непонятной аппаратуры в угловую комнату. Она тоже имела стальную дверь.
— Это компьютерная, — пояснила Кейл.
Она вновь вошла первой, включила свет и пригласила следовать за ней.
— Сейчас я разверну экран, чтобы всем было хорошо видно, — сказала женщина, поворачивая дисплей на шаровой опоре. — Ну, вот. Прекрасно. — Она включила дисплей и уселась перед ним. — Вас ведь интересуют позитивы из правительства, так?
— Правильно, — подтвердил Дэйв.
Пальцы Кейл забегали по клавишам. На экране появились цифры. Кейл набрала под ними новый ряд, затем курсор бессистемно забегал по экрану, устанавливая связи. Один раз она ошиблась и экран погас, вынудив ее начать сначала, но в конце концов она добилась цели и получила доступ к базе данных, затем дала компьютеру команду медленно выводить на экран список позитивов.
Репортеры молча наблюдали, как по экрану проползают строки цифр — обычные номера социальной страховки или личные армейские. Строка с номером 172 оказалась особой: она была помечена двумя цифрами, а рядом стояло имя. Эдвард М. Кинней. Кейл ахнула.
— Как?.. Этого номера не было, когда я просматривала список в последний раз… Президент — позитив?
— Выходит, так, — почесал в затылке Хоси, — если только на дядюшку Сэма не работает другой Эдвард М. Кинней. Однако готов поспорить, что это не однофамилец. И еще я готов поспорить, что именно поэтому вас навещали гости из ФБР.
— Это нетрудно проверить, коллега, — заметил Дэйв. — Одно из чисел — старый армейский личный номер. «О» означает «офицер». Кинней во время вьетнамской войны служил в армии. Его номер можно отыскать где-нибудь в справочнике. Другой похож на номер социальной страховки, а в наших архивах найдутся копии его налоговых деклараций и заявлений о налоговых скидках. На них должен стоять и номер социальной страховки.
— Но почему президент скрывает, что он позитив, ведь это не преступление, особенно для человека в его возрасте. К тому же подходит к концу его второй срок, и на большее он рассчитывать не может.
— Пострадает его имидж политика. Да и я, простой репортер, тоже не стал бы кричать об этом на каждом углу, будь я позитивом. У меня даже не хватило духу сходить на тестирование.
— Нельсон был позитивом.
— Что вы сказали, Кейл?
— Я сказала, что Нельсон был позитивом. Теперь я, кажется, понимаю, почему он поехал в Вашингтон. Он хотел уговорить президента публично раскрыть свою тайну и тем самым помочь остальным. Полагаю, Нельсон догадывался, что поездка может оказаться опасной.
— Догадывался? — Голос Хоси дрогнул.
— По-моему, да. Очевидно, поэтому он и ввел в компьютер связанную с этим номером инструкцию, которая должна сработать через определенное время. Я ведь знаю, что еще недавно никаких имен в списке не было. А Нельсон был уверен, что кроме меня до списка никто не доберется.
— Теперь вы добрались. И что? Как вы можете распорядиться этой информацией?
— Не знаю, мистер Хоси.
— Послушайте, наверняка в компьютере есть что-то еще. Какое-нибудь послание или сообщение.
— Сейчас посмотрим.
Кейл принялась искать, вводя один личный код за другим, но через пятнадцать минут сдалась:
— Здесь ничего нет.
— Должно быть! Иначе все теряет смысл.
— А если он таким образом просто передавал информацию в мое распоряжение?
— То есть рассчитывал, что вы ее опубликуете?
— Если Нельсон ждал от меня именно этого, я так и поступлю.
— Подождите, Кейл, — возразил Дэйв, — это не самая удачная идея.
— Почему? Тайна должна быть предана огласке!
— У меня есть несколько возражений. Во-первых, ваш муж, насколько я понимаю, рассматривал это только как последнее средство. Он вручил вам эту информацию как некое оружие, которое вы прибережете на крайний случай. Если же вы раскроете тайну сейчас, то сразу его лишитесь. Это первая причина, есть и другие. Например, если в смерти доктора Элбана замешан президент, мы начнем добиваться его отставки. То, что он позитив — не повод для импичмента, но убийство — причина веская. И даже если он избежит уголовной ответственности, то его карьере конец.
