Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Перед зданием правительства небольшая группа демонстрантов шумно требует запрета очков, искажающих действительность. Светлана следила за ними, поворачивая голову, пока мы не свернули на другую улицу.
– Симпатичные люди, – сказал она со вздохом. – Они мне нравятся.
– И мне, – ответил я.
Она посмотрела с удивлением.
– Но ты же носишь эти самые очки!
– Ну и что? – возразил я. – Мне же нравятся вон голуби на деревьях, рыбки в аквариумах…
– А эти что, рыбки?
– Примерно, – согласился я. – Такие же… дикие. Хоть и не хищные. Такие же не совсем разумные. Во всяком случае, только человек может смотреть на мир как на усовершенствованный хотя бы программными средствами. А вот рыбки, птички и вот эти… «зеленые» – не могут. Они смотрят и видят необработанный вещественный мир.
Она всплеснула руками.
– Володя, но это же наш мир!
– Обработанные алмазы стоят дороже, – ответил я. – И выглядят красивее. Правда, тогда алмазы уже не алмазы, а бриллианты. Так вот я предпочитаю бриллианты.
Она прикусила губку, посматривала в окно на пешеходов, а когда остановились перед красным светом, внимательно следила, кто какие очки носит, а кто идет без очков вовсе.
Я остановил машину перед ее офисом, она дружески чмокнула меня в щеку и побежала по ступенькам к большой входной двери. Этикет заставил меня не трогаться с места, пока не войдет в здание, и я видел, какими жадными глазами смотрели ей вслед мужчины. В дверях она обернулась, помахала рукой, я успел увидеть ослепительную улыбку.
Вздохнув, я буркнул:
– В офис.
Машина сорвалась с места.
2030 год
Карлос Дилдо, философ с мировым именем, предложил новое видовое название человеку: человек играющий. Вместо гомо сапиенса, так будет вернее. С того момента, как удалось переложить на машины все заботы, которые раньше тяготили человека, в смысле, спихнуть на них любую работу, массовый человек превратился в полнейшего трутня. Он и раньше работал только потому, что иначе пришлось бы помереть с голоду, а в развитых странах – жить на жалкое пособие, потом доля работы все сокращалась. Человечек получил возможность в оставшееся время развлекаться, ездить по закордонам, и вот наконец он свободен уже целиком и полностью… И что же? Оптимистические прогнозы футурологов не оправдались: только один из миллиона продолжает чем-то заниматься, а остальные полностью перешли в стаз получателей удовольствий.
Аркадий и его окружение радовались, но, как водится, предостерегали, хотя сами еще не сформулировали, от чего или против чего предостерегают, но это в традициях великой русской культуры – предостерегать, потому на всякий случай и сразу же предостерегали, а вот у меня на работе, когда услышали сообщение, что уже и в самых слаборазвитых странах Африки всю работу удалось переложить на плечи машин и теперь вот все люди займутся творчеством, среагировали иначе, просто посмеялись.
– Если честно, – сразу сказал Макс Томин, – то и один из миллиона вообще-то много.
Его вечный оппонент, Бео Мамин, сразу спросил ехидно:
– Разве? На чем основываешь свою дурь?
– На Земле восемь миллиардов, – напомнил Макс свысока. – Их можно не принимать во внимание, но один из миллиона – это восемь тысяч человек. Активных, энергичных. Возможно, честолюбивых или лелеющих какие-то замыслы. При той мощи, которую им дает стремительный взлет технологии, именно здесь и таятся самые серьезные опасности. А остальные… которые «просто люди», переходят в стаз обыкновенных трутней. Пчелы их не гонят, даже кормят, те живут остаток жизни и вымирают, не оставляя следа и потомства.
– Гуманное решение, – фыркнул Бео. – Не убивать ввиду ненадобности, а дать помереть от старости.
– Счастливой старости, – уточнил Макс.
– Да хотя бы и счастливой! Думаешь, не позавидуют тем, кто продолжает жить?
Макс фыркнул:
– А сейчас хиляки разве не завидуют тем, у кого мышцы получше? Но не идут же качаться, а горбятся в виртуальных мирах, где они все такие крутые, могучие, красивые, умные…
Бео сказал нравоучительно, с неудовольствием:
– Ты на виртуальные миры не гони, не гони! Они все разные…
Не все, подумал я, но, грубо говоря, все виртуальные реальности делятся на эквивалентные, это когда смотришь хоккей, сидя дома в кресле, и видишь все то, что видят зрители, и искусственные, когда смотришь рисованные мультфильмы. И есть еще подправленные, обогащенные, измененные, информационные, которые служат вовсе не для развлечений, а для еще более интенсивной работы.
Но, конечно же, все трутни, так называемые «простые люди», массами хлынули в виртуальные миры. И конечно, совсем не в те, которые используются для работы. К тому же революционные преобразования в технологиях позволили достичь эффекта полного погружения, когда практически невозможно отличить виртуальную реальность от невиртуальной.
Трехмерное изображение пришло давно, но теперь стали доступными и тактильные характеристики, удешевились, стали по карману рядовому потребителю. То есть виртуального персонажа можно не только пощупать, но и… если это «Sims-4», то там такие голые бабы, а мужчины остаются мужчинами, даже если у них звания докторов наук, обязательно проверят, что еще можно проделывать с такими персонажами, а потом с чувством глубокого и неподдельного удовлетворения скажут, что да, можно запускать в широкие массы, та-а-а-кое принесет высокую прибыль!
Более того, в он-лайне можно бродить по дивным виртуальным мирам, мочить чудовищ и обращаться с другими персонажами, с иными совокупляться, без этого ну никак, а потом уже встретиться в реале и посмотреть друг на друга. Или не смотреть, зачем: все мы предпочитаем красочные придуманные миры серым будням.
Так что «простые» уходят в гедонистическую виртуальность, уходят, уходят. Некоторые даже понимают, что это некая разновидность эвтаназии, только растянутая на всю жизнь, но ведь и вся жизнь – эвтаназия, только не такая сладкая, восхитительная, дурманящая!
Мы, руководители научных центров по разработке высоких технологий, собираемся на ежегодный слет в Торонто, в этот раз наибольшим успехом пользовался доклад профессора Джона Гордона о сингулярности. Только Зигмунд Зельд, профессор из Дрездена, не разделял общего энтузиазма и с присущей немцам педантичностью в перерыве между заседаниями сказал ему:
– Дорогой Джон, я бы на вашем месте не говорил так уверенно! Сингулярность может и не состояться.
Гордон вскинулся.
– Это почему же?
Зельд сдвинул плечами.
– Да причин сотни. Скажем, ядерная война. Не между сверхдержавами, понятно, но у террористов есть чемоданные атомные бомбы. Есть штаммы смертоносных вирусов… А что скажете, если на Землю рухнет гигантский метеорит? Ничего мы с ним не поделаем, а убежать тоже некуда. Я уж не говорю о пределах сложности систем, это вам может быть недоступно…
– Это почему же? – спросил Гордон враждебно.
– Показалось, – ответил Зельд галантно. – Извините, если что. Но уже видны пределы, через которые не преступить… транзистор уже не уменьшить – три атомных слоя – предел… Нефть заканчивается, а вот альтернативные источники энергии пока что недостаточны, не так ли? Ну, а еще всегда есть опасность увлечься какой-нибудь дурью типа буддизма или йоги и навсегда отказаться от технологий. Не именно буддизмом, это херня, а чем-нибудь новым, ярким и сильным, что, однако, уведет человечество с пути технического прогресса в какие-нибудь созерцания пупа.
Гордон нахмурился, отмахнулся со всем оптимизмом юности, хотя вообще-то Гордон старше Зельда на двадцать лет.
– Вы чересчур пессимистичны! Эти простые, что с головами ушли в виртуальные миры, нам не помеха. Мы им дали хлеба и зрелищ. Что еще?
– Мы сами, – сказал Зельд.
– Мы? – изумился Гордон. – Вы в своем уме? Чтоб мы сами по доброй воле… по своему желанию свернули с сияющей дороги прогресса?
