Погружение во мрак - Петухов Юрий Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Негр рпервые за все время улыбнулся.
– Уже передано, – сказал он бодро, – я не связываюсь с поисковой геосетью. У меня свой крошеный, но очень надежный дружок висит на орбите, понял?
– Чего уж тут не понять, – совсем уныло выдавил из себя пьяный Гуг. Он явно не верил в удачу.
Цай ван Дау понял, что в конюшне ему делать нечего, тут и без него разберутся. Но не было и желания вернуться назад, в глыбу льда. «Хочу домой, во дворец. Хочу увидеть, как там стало!»
Его дважды обожгло – он на долю мига застыл в хрустале, а еще через долю мгновения оказался на Умаганге. Лучше бы он туда не отправлялся.
Наследник императорской фамилии, последний продолжатель рода стоял на развалинах некогда прекраснейшего во Вселенной дворца. Под кривыми, подагрическими ногами его лежали груды камней и черепов. Обе луны сияли в сиреневом полуденном небе. Но они не радовали как встарь глаз умагов, они бросали косые лучи в пустые глазницы, в их свете обломки дворца, руины и отбрасываемые ими тени казались зловещими. Где-то на лиловых холмах одиноко выл зураг, шесгилапый саблезубый волк. Ему не на кого было охотиться. Охотник, пришедший сюда до него, не оставил живой дичи. Трупы были пожраны – Зурага задала голодная мучительяая смерть. Цай мог бы заглянуть в подземелья. Но не стал этого делать – в жизни должна быть хоть какая-то надежда, хоть какая-то, пусть и крохотная, еле теплящаяся вера. Иначе и жить не стоит.
Он вернулся в глыбу хрустального льда.
Ему еще рано было на покой. Да никто его туда и не отпускал. Из хрустальных далей на него глядели два маленьких краевых глаза. Или это было игрой воспаленного воображения?
– Мне нужна зона 17 дробь восемьдесят два семьдесят четвертого уровня Гиргейской кеторги. Целевой сектор.
Жгущая боль полосанула вдоль хребта. И зона раскрылась. На стене рядами, через одного висели распятые каторжники. Они были уже мертвы, но в их выпученных глазах стоял предсмертный ужас. Глоб Душитель свесил черный язык. Серый Ваха – дуралей и лентяй, неестественяо вывернул шею, будто подглядывал за кем-то. Слепень висел молча и солидно, выставив отекшее брюхо… остальных Цай ван Дау почти не узнавал, оии уже начали разлагаться.
Но висели, видно, в назидание тем, кого судьба пока пощадила. Цай заскрипел зубами. Нет такого закона, чтобы мстить оставшимся за сбежавших с каторги! Беспредел!
Дикий, кровавый беспредел!
Два полуголых бронзовотелых андроида ввели упирающегося мальчугана лет семнадцати, избитого и оборванного. Уже детей стали упекать в каторгу! Цай готов был зубами рвать гадов. Но он был бесплотен, его даже не видели.
Парнишку растянули за руки и с маху ударили об стену.
– Сучары-ы-и-и!!! – завопил несчастный. Он знал, что его ожидает. Наверняка он видел подобные процедуры по визору, встроенному в камеру-капсулу. Воспитательные передачи транслировали регулярно и смотреть их заставляли тут от начала до конца – закрывавший глаза получал электрический разряд в пах.
Да, парень знал, что его собираются распять. В назидание другим. Не за собственные провинности. А за вину тех, что погибли при побеге. За кровь вертухаев-заложников. За бессилие и трусость охраны. Сильные всегда отыгрывались на слабых по вековечному закону каторги, закону, которому подвластны и мучимые, и мучители, и заключенные, и надзиратели. Зло неволи рождает только лишь зло.
Парень вырывался и орал, матерился, проклинал палачей.
Но он испросил пощады. Карлик Цай вспомнил о вырванном из груди вертухая сердце. И пожалел, что прикончил гада так быстро, надо было помучить его хорошенько. Ничего, в следующий раз он так и сделает! В следующий раз?
Страшная мысль кольнула, обдала холодом. Нет уж, следующего раза не будет, он больше не попадется, лучше смерть!
Парня распяли – безжалостно, с отработанной механической жестокостью, с привычным до мелочей садизмом.
И ушли.
– Будьте вы прокляты все… – щипел распятый. Глаза его были безумны. Из носа ручейком текла кровь.
Цай по опыту знал, этот мальчуган не протянет больше суток. Может, это последняя жертва. Ведь на каторге нужны рабочие руки. Есть предел и беспределу. Есть!
Среди распятых висело семь женщин – в чем мать родила, измученных и изнасилованных перед казнью. На них было страшно смотреть. И это правосудие?! И это закон?!
Каторги давно уже не назывались всерьез исправительными учреждениями. Но и статуса фабрик смерти им никто не давал! Беспредел и ложь! Ложь и равнодушие тех, кто вне зоны! Все виноваты, все!
Лишь одна мысль не пришла в голову карлику – что виноват и он. Не надо было бежать. Не надо было захватывать заложников. Не надо было прорываться с боем. Надо было тихо сдохнуть под плетьми и розгами андроидов-надзирателей. Тогда бы всем было хорошо. Но Цай не сам решил бежать. И не огромный и бесстрашный викинг Гуг-Игунфельд заставил его бежать. Нет. Цаю ван Дау приказал бежать Синдикат. И об этом не знал никто.
Цай подошел ближе к распятому, встал перед ним на колени и прошептал полузабытую умагангскую молитву. Прямо перед ним была целая лужа крови. Он наклонился над ней – и увидел свое искаженное отражение: страшное, злобное лицо беспощадного, ожесточившегося сердцем убийцы. Ну и пусть! Он тот, кто он есть. И не надо лгать себе самому!
Надо уходить отсюда. Надо разыскать этого непонятного, сующего везде свой нос землянина, Ивана. И если он мертв, пора ставить точку на всей этой истории. Пора.
Цая вновь прожгло адским огнем. Швырнуло куда-то во мрак и темень. Не сработало. Видать, и у них бывают сбои. В такой темнотище не может быть никого. Скорее всего, он просто ослеп.
Но не оглох. Сырой и вялый сквознячок донес до ушей Цая ван Дау тяжелые шаги. Шли двое, это можно было определить сразу. Оба тяжело дышали.
– Давай передохшем, – предложил Кеша. И уселся на корточки возле сырой стены.
– Давай, – согласился с ним Иван. Он был раздражен и зол. Ему впервые за многие годы хотелось выговориться. – Знаешь, Кеша – друг любезный, мне вот сейчас стало ясно, что жизнь вся моя состояла и состоит из двух половинок. В первой я жил как нормальный человек, учился, любил, дружил, покорял к геизировалаовые планеты, сражался со злом на них и насаждал добро, отдыхая на родимой земелюшке, короче, все как у людей. А во второй – я все время брожу по каким-то лабиринтам, ходам, норам, ползаю по подэемельям, сигаю с уровня на уровень, чтобы вновь попасть в норы-лабиринты, чтобы вновь блуждать до бесконечности – и конца края этим мытарствам не предвидится.
А в Системе меня все время подвешивали за ноги на какихто ржавых цепях, от этих процедур можно было сойти с ума… Слушай, Кеша, может, я и сошел с ума в харханских подземельях, а? Может, все остальное это уже один бред?!
– Не берусь судить насчет всего остального, но что я не бред и не твоя, Иван, галлюцинация, могу поручиться твердо, – Кеша жевал какую-то корку и говорил невнятно, с набитым ртом.
Уродливый карлик возник перед ними неожиданно.
– Вот она – галлюцинация! – ткнул в Цая железным пальцем рецидивист и беглый каторжник Кеша Мочила. – Натуральная.
– Это точно, – машинально согласился Иван, – подлинник сейчас в Калифорнии солнечные ванны принимает. – Сказав это. Иван встряхнул головой. Перед ним стояла никакая не галлюцинация, а сам отпрыск императорской фамилии.
Но этот отпрыск вел себя странно. Он не поздоровался, не обрадовался, не удивился, не изменился в лице. Казалось, он полностью погружен сам в себя. Иван вытянул руку, обвитую шнуром-поисковиком, прибавил света – он научился это делать, все было просто, достаточно лишь пожелать света и чуть напрячь мышцы на руке – и Цай ван Дау расстаял, будто его и не было.
– Выруби прожектор! – сыронизировал Кеша.
Иван убрал свет. И почти сразу в темени ясно и зримо выступил карлик Цай.
– Не обращайте внимания, – прошепелявил он, – я тут кое с кем говорил… э-э, по внутренней связи. Вы меня четко видите?
– Ага! – ответил Кеша.
