Нашествие Даньчжинов - Маципуло Эдуард (книги бесплатно читать без TXT) 📗
У многих народов слово «раб» входит в ритуалы, в имена и фамилии как индекс «хорошего качества». Многие историки говорят о рабах как источнике бунтов, социальных и нравственных движений.
А вот Небесный Учитель – упрямо стоит на своем. Как уничижительны его притчи о рабах! К примеру, посватался разбогатевший раб (оказывается, были и такие) к хорошей добродетельной девушке. Поженились. Увидев, как муж с жадностью поедает пищу (даже горячую!), жена спросила: отчего такая спешка? Муж загадочно помалкивал, но как-то сообщил: его деды и прадеды всегда быстро ели, вот и он, подражая им, торопится… И даньчжинский бог комментирует байку: разбогатевшие рабы не отличают добро от зла, они совершают дурные поступки и не испытывают при этом стыда. Они уверены, что так и надо жить, потому что так жили их предки. И ведут себя подобным образом до самой смерти, не в силах от этого отказаться…
У Ибн-Туфейля костяк «черни» составляют не бедняки, а те, кто стяжают богатства и добиваются высоких должностей, используя даже религию в корыстных целях.
Аристотель отличал активный интеллект от пассивного, который может «всем стать». Под принуждением, конечно, стать – так как пассивный.
Ибн-Рушд писал, что «сказки» Корана воспитывают в людях лжедобродетель, поскольку человек все делает исключительно в надежде, что в раю ему сторицей возместят ущерб, понесенный в жизни. Да и набор благ в раю показательный – яства, напитки, гурии…
Классические цитаты из Монтеня, выбитые на фронтоне Международного Центра НМ: «Кто рабски следует за другими, тот ничему не следует. Он ничего не находит, да и не ищет ничего…» «Тому, кто не постиг науки добра, всякая другая наука приносит лишь вред»… А в школьные времена мы, ученики, выкрикивали хором, бунтуя против фарисеев-педагогов: «Душа ублюдочная и низменная не может возвыситься до философии!» Это тоже – Мишель Монтень. И в тон ему Вольтер: «Всюду слабые ненавидят сильных и в то же время пресмыкаются перед ними… Человеческое общество, коим правит произвол, похоже совершенно на стадо подъяремных волов, работающих на хозяина». Он вложил в уста литературному Магомету поразительные слова: «Я царствовать над миром должен, если о человеке вспомнят, мне конец».
И еще Кондильяк, Толстой, Достоевский… Великие люди, как сговорившись, толковали об одном и том же. Не жалость к несчастным рабам, не восхищение их созидательной мощью, а презрение и уничтожение рабского духа в веках, полное неприятие его без любых компромиссов. Они точно познали, осмыслили, превратили в свое убеждение: раб революций не совершает, он превращает все в абсурд. Истинный раб – главное зло на Земле, останавливающее мысль и прогресс.
Великим людям было важно осмыслить феномен рабов и толпы. Должно быть, всегда и везде это является порогом нравственного знания, за которым и начинается настоящий путь, для каждого свой. Не одолеешь порога – не будет ошеломляющих открытий, не будет гения…
И снова Хайям:
«Если сам ты не раб и рабов не имеешь,
Ты счастливец, каких и не видывал свет».
Вот почему я не в силах вырваться на уровень мудрости древних – во мне что-то есть от презренного раба? Ведь так трудно мне даются разговоры и мысли о рабах и толпе! Мой мозг все еще поражен изжившими себя табу? Меня тянет к бессамости, мифам, религиям, меня волнуют их тайны и необъяснимое обаяние всего отмершего. Я сам лезу в хомуты и подвалы, разумеется, ради великих наград – неизвестных истин. Пусть ради истин, но я торгую своими страданиями, своей сущностью, свободой. Я впустил в себя раба, и давно впустил! Или он всегда был во мне?
Как герой Тома Шарпа в «Грехах предков» – вроде бы страшный бунтарь, «маньяк-разрушитель», а на самом деле рабски верный запретам и условностям викторианской ушедшей эпохи…
Когда я писал свою диссертацию, то перевернул горы современной литературы, искал гениальное предвидение монстроопасной глобальной ситуации. И кажется, мимо меня проскочило главное – ведь многие писали о приметах рабского сознания в обычном человеке!
Свидетельства многих из многих – знаменитых, известных, малоизвестных, совсем неизвестных… Братство по мысли, тип какого-то мышления или сознания, чувствительного к истинам, кто-то из них, наверное, будет в числе Учителей рода человеческого. Может, уже есть, только мы своими заторможенными в функциях мозгами понять их мысли не можем. Не хотим. Случай не представился.
И может, кто-нибудь из них научит нас, наконец, как изжить из себя раба? Или каждый должен сам найти свой собственный способ?
«Сущность любит честных», – сказал Небесный Учитель.
Может, в этом все дело?
Я собирал аппаратуру по нужной схеме, Чжанг с убитым видом следил за моими руками и вздыхал. Проблема рабства допекла и его, он находился у «вечного порога».
Мне понадобилось ювелирно разрезать крохотную кварцевую пластинку, и Чжанг сходил в сокровищницу за алмазом. Это был чудесный кусочек голубоватого льда в оправе из золотых лепестков. Мы разрезали кварц, с хрустом надломили – получилось почти удачно.
– Инструмент пусть будет у тебя, – сказал я Чжангу. – Еще понадобится.
Монах надел перстень на палец, чего раньше он никогда бы не сделал. И прошептал с горячностью:
– Пхунг! Только честно… Ты… ты можешь это самое… О боги! Ну, создать… своим аппаратом мнение? Мое мнение?
Меня неожиданно растрогали его слова. Как ни давили его душу бессамостью и подвальным бытием, не умерло в нем Светлое Пятнышко личностных качеств. Я обнял его.
– Чжанг, дружище! Твое мнение не надо придумывать или создавать. Оно есть в тебе! Освободи свой разум от бессамости…
– А чувства? Ты же говорил, и чувства…
– А чувства пока не надо освобождать. Для начала пойми разумом, просто логически, что тебе надо выйти из Подвалов.
– Какие ужасные слова ты говоришь, Пхунг… «Жизнь – это Контраст» – говорится в постулатах
НМ. Усиливая контраст, усиливаем Жизненный Потенциал. Я должен добиться предельного возбуждения каждого из полушарий головного мозга и разрушить «стену непонимания» между этими двумя Супертипами Мышления, объединить их единой целью. Не будет Цели, будет борьба полушарий, разрушающая Светлое Пятно. Обязательно одно полушарие сожрет другое. Вся хитрость эксперимента в том, чтобы наполнить центры осознания Цели дополнительной энергией за счет разницы потенциалов между обеими стихиями. Внешняя энергия просто убьет меня. То есть я должен достичь гармонии двух враждебных максимумов. Это и есть пик творческих возможностей или, какя полагал, даньчжинской ануттарасамьяксамбодхи, гипотетически полного просветления, по-видимому, не известного современным даньчжинам.
Я так и объяснил монахам: хочу совместить вершины обоих видов познания, чтобы «увидеть» Небесного Учителя.
– Твоя голова лопнет! – Чжанг дрожал, как в лихорадке. – Ведь ты не совершенный…
– Не позволим, – сказал Саранг, «идеальный даньчжин». Я удивленно посмотрел на него, и он застыдился своих «грязных» слов.
Я сделал необходимые приготовления, облепил себя присосками и проводами, сел на коврик в позе лотоса, привел в норму дыхание и пульс. Прижав язык к небу, сконцентрировал сознание на пламени светильника…
Монахи уселись вокруг меня и превратились в изваяния. Щелкнул автоматический выключатель, все разом вздрогнули…
Настал все-таки момент, когда я воспарил в мире светлых истин. Вначале я ощутил ровную сильную радость, ощущение того, что постижение истин дается мне легко. Нечто подобное испытываешь в чудесные мгновения, когда доходишь своим умом до решения труднейших задач.
И я увидел себя и в то же время не себя – тщедушного, жалкого, сидящего в каких-то знакомо-незнакомых пещерах-подвалах. Я разглядел-ощутил разбитое лицо с разорванными мочками ушей – чья-то злобная рука вырвала из них кольца-серьги. Я мгновенно познал его-себя сидящим в созерцании великих мыслей и бредущим по камням, пахнущим раскаленной пылью. Я физически осязал людское море, замершее при звуках негромкого голоса… Даньчжинский Учитель…
