Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

— Может быть, а может быть, и нет. Ты же знаешь, я тоже когда-то был посторонним.

— Посторонним, но не чужаком.

— Ты должна была видеть его прошлой ночью, Кванда. Сначала с Грего, а потом, когда Квара проснулась в слезах…

— Одинокие, несчастные дети — что это доказывает?

— И Эла. Смеющаяся. И Ольядо — он на самом деле включился в семью.

— Квим?

— Перестал кричать, чтобы неверный убирался прочь.

— Я рада за твою семью, Миро. Надеюсь, он сумеет исцелить их совсем. Действительно надеюсь. Я вижу, ты изменился, в тебе появилась… надежда? Но не приводи его сюда.

Миро втянул щеку, пожевал ее, затем отошел. Кванда кинулась за ним, поймала за руку. Они уже выбрались на открытое место, но между ними и воротами стояло дерево Корнероя.

— Не оставляй меня так! — яростно сказала она. — Ты не можешь просто так уйти…

— Я знаю, ты права, — ответил Миро. — Но не могу изменить то, что чувствую. Когда он был в нашем доме, это словно… словно Либо пришел туда.

— Отец ненавидел твою мать, Миро, он не переступил бы порог вашего дома.

— Но если бы. В нашем доме Голос был таким, каким всегда был Либо на Станции Зенадорес. Понятно?

— А тебе? Он приходит к вам и ведет себя так, как следовало бы вашему отцу, только тот никогда не помнил, что он отец и вы все валяетесь брюхом кверху, как новорожденные щенки.

Ее презрение взбесило его. Миро захотелось ударить Кванду по лицу. Вместо этого он подошел и шлепнул ладонью по дереву Корнероя. За четверть века оно очень выросло — восемьдесят сантиметров в диаметре. Кора была очень грубой и жесткой, и Миро больно ушиб ладонь.

Кванда подошла к нему:

— Прости Миро, я не это имела…

— Именно это. Глупо и эгоистично.

— Да, но я…

— То, что мой отец был подонком, не значит еще, что я буду махать лапами в воздухе для каждого милого дяди, который погладит меня по головке.

Ее руки гладили его волосы, плечи, грудь.

— Я знаю, знаю, знаю…

— Видишь ли, я понимаю, что такое хороший человек. Не отец, а хороший человек. Я ведь знал Либо, не правда ли? И когда я говорю тебе, что этот Голос, Эндрю Виггин, похож на Либо, такой, как Либо, ты должна выслушать меня, а не отмахиваться от моих слов, как от визга кано.

— Я слушаю. Я хочу встретиться с ним. Миро.

И тут Миро изумил самого себя. Он заплакал. Вот что этот проклятый Голос делал с ним, даже если его не было рядом. Он развязал все узлы в душе Миро, и теперь Миро ничего не мог удержать в себе.

— Ты тоже права, — еле слышно сказал он, внезапно почувствовав, что охрип. — Я видел, как он ходил по дому, как заживало все, к чему он прикасался, и думал: если бы этот человек был моим отцом! — Он повернулся к Кванде, нисколько не заботясь, что она увидит его красные глаза и слезы. — Ты знаешь, я повторял эти слова каждый день, когда шел домой со Станции Зенадорес: если бы только Либо был моим отцом, если бы только я был его сыном.

Кванда улыбнулась и крепко прижалась к нему. Ее волосы осушили слезы на его лице.

— Ах, Миро, — воскликнула она, — я так рада, что он не твой отец! Потому что тогда я была бы твоей сестрой и не могла бы даже надеяться заполучить тебя для себя.

10. ДЕТИ РАЗУМА

Куда бы он ни шел, декан кафедрального собора всюду приносил с собой молчание темных часовен и ощущение массивных смыкающихся стен. Когда он возник в аудитории, школьники ощутили какую-то невидимую тяжесть. Ребята невольно сдерживали дыхание, пока он скользил мимо них к столу преподавателя.

— Дом Кристано, — пробормотал декан, — епископ нуждается в вашем совете.

Ученики, в большинстве своем подростки, были не так уж малы, чтобы не знать о крайней натянутости отношений между иерархами Матери Церкви и свободолюбивой и независимой монашеской братией, которая хозяйничала почти во всех католических школах Ста Миров. А Дом Кристано был не только превосходным учителем истории, геологии, археологии и антропологии, но и аббатом монастыря Фильос да Менте де Кристо, Детей Разума Христова, и это положение делало его главным соперником епископа в борьбе за власть над душами жителей Лузитании. В каком-то смысле его статус даже выше епископского: на большинстве миров на одного архиепископа приходилось по аббату, тогда как епископу соответствовал завуч монастырской школы.

Но Дом Кристано, как и все Дети, возводил в принцип предельное почтение к церковной иерархии. Услышав о приглашении епископа, он тут же выключил свой терминал и объявил занятие оконченным, даже не попытавшись выяснить, насколько срочно требуется его помощь. Учащиеся не удивились: они знали, что аббат поступил бы так же, если бы его присутствия потребовал самый ничтожный священник. Естественно, священнослужителям всегда очень льстило уважительное отношение Детей Разума Христова, хотя Дети одновременно давали им понять, что если они будут слишком часто посещать школу в рабочее время, то совершенно развалят преподавательскую работу. В результате священники почти не заглядывали в школы. Путем смирения и почтительности Дети Разума добились почти полной независимости.

Дом Кристано мог, пожалуй, даже угадать, зачем он так срочно понадобился епископу. Доктор Навьо всегда был болтуном и сплетником, и с самого утра по городу ходили слухи о какой-то страшной угрозе, высказанной Голосом Тех, Кого Нет. Дом Кристано с большим трудом переносил все эти вопли и беспочвенный ужас церковных иерархов при малейшем соприкосновении с неверными или еретиками. Епископ, конечно, в ярости. Это значит, он станет требовать от всех решительных действий, хотя совершенно ясно, что лучшая политика — невмешательство, терпение, сотрудничество. Кроме того, распространился также слух, что этот Голос — тот самый, что Говорил о смерти Сан-Анжело. Если это правда, то, вполне возможно, он не враг Церкви, а друг. Или по меньшей мере друг Детям, что, с точки зрения Дома Кристано, одно и то же.

Следуя за молчаливым деканом по коридорам, а затем по церковному саду, Дом Кристано очистил свое сердце и разум от злости и раздражения. Снова и снова он повторял свое монашеское имя: Амай а Тудомундо Пара Кве Деус вос Аме, «Ты Должен Любить Всех, Чтобы Господь Возлюбил Тебя». Он долго выбирал себе имя, когда вместе со своей невестой решил присоединиться к ордену, ибо знал самую серьезную свою слабость: глупость приводила его в неистовство. Как и все Дети, он сделал своим именем заклинание от сильнейшего из своих грехов. Один из способов духовно обнажить себя перед миром. «Мы не будем одевать себя лицемерием, — учил Сан-Анжело. — Христос оденет нас добродетелью, словно лилии долин, но мы не должны стараться выглядеть добродетельными». Дом Кристано чувствовал, что добродетель его порядком прохудилась — холодный ветер нетерпения пробирал его до костей. Поэтому он беззвучно повторял свое имя, думая при этом: «Епископ Перегрино — проклятый Богом дурак, но Амай а Тудомундо Пара Кве Деус вос Аме».