Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Волков Сергей Юрьевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
— Так точно.
Дежурный сержант на первом этаже скептически оглядывает мою зимнюю форму одежды.
— Откуда прибыл, воин?
— Псков.
— И как там?
— Зима.
— Снег… — мечтательно произносит он. — Я полтора года снега не видел.
Иду по коридору, отдаю честь встречным офицерам. Никому нет до меня дела. Дверь комнаты с номером три открыта. Заглядываю туда. На кровати сидит человек в форменных брюках, нательной рубашке и что-то пишет в общую тетрадь. У него наголо бритая голова и белое лицо, усыпанное веснушками. Услышав шаги, он поднимает на меня глаза.
— А-а, и здесь достали…
— Здравия желаю, товарищ… Рядовой Новиков…
Я замолкаю, потому что узнаю его. Это профессор Нефедов. Без бороды, без волос на голове он выглядит совсем молодым.
— Хочешь сказать, что это случайность? — усмехается Нефедов, откладывая тетрадь. — Все-таки плохо вы работаете. Могли бы кого-нибудь другого послать. КГБ, мать вашу…
Спрашиваю:
— А почему вы думаете, что КГБ вас преследует?
Профессор молчит. Прохожу в комнату, кидаю на пол вещмешок, сажусь на стул и начинаю расстегивать шинель. Нефедов пьян. Об уставных церемониях можно забыть.
— Вино будешь? — спрашивает он, и, не дожидаясь ответа, достает из-под кровати захватанный стакан и порожнюю бутылку. На этикетке написано «Узбекистон виноси. Чашма. Портвейн белый».
Портвейн оказывается достаточно неплохим. Я залпом выпиваю стакан, закуриваю. Нефедов разглядывает меня, потом печально говорит:
— То есть ты все-таки не комитетчик?
— Риторический вопрос, товарищ профессор, — я выпускаю в потолок струю дыма.
— Допустим. Но как ты тут оказался?
— А вы?
— Меня, представь, мобилизовали или как там у них это называется. Я же восточник, востоковед. Знаю, стало быть, языки. Пушту, дари, хинди, английский… В общем, лечу в Кабул переводчиком.
— А я — пулеметчиком. Или автоматчиком.
Мы смеемся.
— Зачем вы побрились?
— Удобно, практично. Вши не заведутся. Николай Степанович Гумилев, когда отправлялся в свои абиссинские вояжи, всегда брился наголо.
— Вы говорили…
— Слушай, хватит выкать! — перебивает он. — Мы теперь с тобой в одном солдатском дерьме… ярме… Тьфу ты, совсем я того… Короче, давай на ты!
— Ну, ты-то, положим, не солдат, — я киваю на висящий на спинке стула офицерский китель с капитанскими погонами.
— А, пустое. Фикция, формализм. Запомни, как тебя звать-то?
— Степан, — памятуя первую встречу, говорю я.
— Ага… Артем, — подмигивает мне Нефедов, — Так вот, запомни, Артем: нашу страну погубит формализм. Он везде, решительно — и в бытовой жизни, и в политике, и на производстве, и в науке. Мне по хрену, кагэбэшник ты или просто дурак. Я пьяный сейчас и буду говорить то, что думаю. А думаю я так: все прогнило. Нет, со стороны, конечно, Союз выглядит нерушимо, как кремлевские башни. Он в зените своего могущества. В рабочем полдне. Но вечер, я тебя уверяю, наступит очень скоро. Первый звоночек — вот он. Афганистан. Вторжение в эту страну — гигантская, фатальная ошибка.
— Почему? — удивляюсь я. — И разве мы вторгаемся? Оказываем помощь, выполняем интернациональный долг…
Нефедов хохочет, повизгивая и ударяя себя ладонью по колену. Отсмеявшись, он достает из-под кровати еще одну бутылку «Чашмы», зубами ловко скусывает пластмассовую крышку, наливает в стакан и протягивает мне:
— Ну, давай за интернационализм!
Я вливаю в себя портвейн, он пригубливает из горлышка, утирает рот и говорит:
— Забудь! Забудь весь бред, что слышал до этого и слушай: всякая империя — а Советский Союз именно империя — живет и процветает до тех пор, пока она способна на экспансию. Расширение жизненного пространства — главное условие выживания империй. Первые тревожные звоночки начались десять лет назад. Все эти разговоры о разрядке, о сокращении количества наступательных вооружений — это признаки слабости, охватившей наше руководство. Ты спрашивал, почему я попал на карандаш к комитетчикам? Вот именно потому, что дотумкал до этой простой мысли. Не может самая милитаристская в мире держава иметь пацифистскую идеологию. Это логический нонсенс. Кстати, мировая история не раз подтверждала: оружие должно стрелять, армия обязана воевать. Иначе — все, стагнация и мумификация.
— Но, мы же воюем, — вспомнив о Маратыче и его послужном списке, возражаю я профессору.
— Да, еле-еле, с массой ограничений, но наша экспансия продолжается. «И вновь продолжается бой», как поется в песне. Однако война войне — рознь. То, что срабатывало в Эфиопии и Лаосе, не сработает в Афганистане. Эх, кубинцев бы сюда… Помяни мое слово — через десять лет, когда мы загнемся, Куба плюнет на могилу Союза, который предаст ее, и продолжит жить. Потому что там свято чтут завет Хосе Марти: «Родина — это алтарь, а не пьедестал!». Ты наш разговор про пассионариев помнишь?
— Ну да…
— Кубинцы пассионарнее нас, вот в чем дело. Они готовы положить жизни за дело, которому служат. Лет тридцать назад у нас было так же.
— Теперь — нет?
— Нет. Мы превратились в народ, мечтающий о колбасе. Молодежь глядит через забор в окна дома соседа, то бишь на Запад, и свято убеждена — вот там настоящая жизнь, вот там достаток и вообще земной рай! Запомни, Артем: так хорошо, как сейчас, в России не жили никогда. Я имею в виду основную массу населения. У нас нет голодных, нет нищих, нет беспризорных детей. Такого в истории Отечества еще не было. А о социальных достижениях, которыми мы сейчас пользуемся, даже не замечая их, спустя десятилетия, когда Союза не станет, начнут слагать легенды.
— А причем тут Афганистан?
— Только государство, в котором высок градус пассионарности, сумеет ввязаться в военную авантюру против этой страны и достойно выти из нее.
— Почему авантюру?
— Потому что победить афганцев можно, лишь полностью истребив их. В Афганистане живет множество этносов — пуштуны, таджики, хазарейцы, узбеки, аймаки, туркмены, белуджи и так далее. У этих народностей сложные и не всегда мирные взаимоотношения между собой, но в случае внешнего вторжения они вынужденно объединяются против захватчиков. Не зря во всех энциклопедия и справочниках можно встретить фразу: «территория Афганистана вошла в состав государства…» А дальше следует перечень: Селевкидов, эфталитов, Сасинидов, Саманидов, газневидов, Гуридов, Тимуридов… Где все династии, империи, царства? А Афганистан существует и поныне! Со времен Персидской империи никто не сумел покорить эту страну. Ахемениды постоянно совершали военные походы в Афганистан, но окончательно подчинить его своей воле не смогли. Не сумел сделать это и Александр Македонский. Чингисхан прошел по стране, громя города и крепости, но Афганистан так и остался вечно бунтующим краем, где постоянно возникали антимонгольские восстания. Англичане, собаку съевшие на ведении колониальных войн, вторглись в Афганистан — и что? В итоге они де факто проиграли «Большую игру», все эти «турниры теней», и в 1919 году признали независимость афганского государства. Думаю, тебе интересно, почему все так сложилось?
— Да как тебе сказать… — я качаю пустым стаканом, на дне которого перекатывается капля вина. — Я бы с большим удовольствием узнал, где тут туалет.
— Потерпишь, — бесцеремонно заявляет Нефедов. — Сиди и слушай, а то больше не налью. Это связано с ментальностью народов, населяющих эту страну, и с их кормящим ландшафтом. Понимаешь, жителям какой-нибудь Италии в сущности все равно, кто ими правит. Их кормящий ландшафт способен обеспечить огромное количество людей, предоставить им возможности для демографического роста и прочие блага. Сходная ситуация, в общем-то, во всем Европейском Средиземноморье. Именно поэтому и Испания, и южные регионы Франции бессчетное количество раз переходили из рук в руки, меняли правителей и государственное устройства. В Афганистане же все жестче. Страна изобилует труднодоступными районами. Даже название ее происходит от редуцированного тюркского «ауган», что переводится как «беглец», «скрывающийся». В афганские горы уходили целыми племенами. Люди жили на скудной земле, которая не могла прокормить захватчиков, и за эту свою землю они всегда сражались насмерть.
