Академия и Империя (Основание и Империя) - Азимов Айзек (книги серии онлайн TXT) 📗

Эблинг Мис довольно потер руки.

– Отлично, малыш! Ты ведь говорил, что умеешь обращаться с такими игрушками, вот тебе и подарочек! Только, наверное, штуковину надо настроить – она из музея.

И добавил, обернувшись к Байте:

– Насколько я знаю, в Академии ни один, извиняюсь за выражение, болван до сих пор не мог из этой штуки ни звука извлечь.

Наклонившись к самому уху Байты, Мис прошептал:

– Паяц не будет говорить без вас. Поможете?

Байта кивнула.

– Замечательно! – обрадовался Мис. – Он страшно закомплексован – всего боится. Психотеста его психика может не выдержать. Чтобы он разговорился, он должен чувствовать себя в полной безопасности. Понимаете?

Байта снова кивнула.

– Этот видсосонор – неплохой ключик к его душе. Он говорил мне, что умеет на нем играть. Видите, как радуется? Видимо, для него это одно из самых больших удовольствий в жизни. Поэтому, как бы он ни сыграл – плохо или хорошо, делайте вид, что вы – в восторге. И если вам не трудно, постарайтесь продемонстрировать дружеское расположение ко мне. Постарайтесь помочь мне!

Он бросил быстрый взгляд на Магнифико, который, присев на краешек дивана, ловко настраивал инструмент. Казалось, он был всецело поглощен этим занятием.

Заговорщически подмигнув Байте, Мис громко спросил:

– А вы когда-нибудь слушали видеосонор?

– Только один раз, – дружелюбно отозвалась Байта, – На концерте старинных инструментов. Честно говоря, не очень понравилось.

– Наверное, исполнитель был неважный. Хороших мало осталось. Теперь вообще мало кто в чем-то хорошо разбирается, в музыке в том числе. При игре на этом инструменте не так нужны чисто физические усилия, как при игре на фортепиано, к примеру, – тут дело в определенном складе психики и подвижности воображения.

И добавил шепотом:

– Вот почему наш малютка может оказаться гораздо лучше, чем мы можем предполагать. Чаще всего, между прочим, хорошие музыканты – именно сумасшедшие. Очень интересно с точки зрения психологии!

Вернувшись к игре в непринужденную беседу, он сказал громче:

– Знаете, как работает эта несуразная штуковина? Я в ней пытался покопаться, но выяснил только одно: ее вибрации действуют непосредственно на зрительный центр мозга, не затрагивая зрительных нервов. Задействуются чувства, в обычной жизни не проявляющиеся. Потрясающе, если подумать! То, что воспринимается на слух – более или менее обычно: барабанная перепонка, улитка, молоточек, всякое такое. Ага! Тс-с-с… Он готов. Выключите свет, будьте добры. В темноте будет лучше слушать. И смотреть…

Байта щелкнула выключателем. В темноте фигура Магнифико выглядела бесформенным, расплывчатым пятном. Эблинг Мис же – темной, тяжело, с присвистом дышащей массой. Байта изо всех сил напрягала зрение, но, как ни старалась, поначалу ничего не видела. Но вот в воздухе возникла тонкая вибрирующая полоска света. Она становилась то уже, то шире, то взлетала к потолку, то опускалась к полу, снова поднималась и падала, сужалась, расширялась и наконец с треском разорвалась на части, как тонкая занавеска от удара молнии.

Вместо нее в воздухе возникла маленькая, ритмично пульсирующая, непрерывно меняющая цвет сфера – и распалась на бесформенные разноцветные капельки, непрерывно меняющие высоту и направление полета. Байта начала что-то смутно ощущать.

Она обратила внимание на то, что цвета становятся ярче, если прикрыть глаза, и что каждому тончайшему оттенку звука соответствует столь же неуловимая смена цвета, что точно назвать все цвета и оттенки она не может и что капельки на самом деле – вовсе не капельки, а крошечные фигурки…

Да, крошечные фигурки, маленькие язычки пламени, танцующие и сияющие – неисчислимое множество! Они появлялись ниоткуда и исчезали в никуда, сталкивались друг с другом и меняли цвет.

Первое сравнение, которое пришло Байте на ум, – мелкие цветные пятнышки, мелькающие перед глазами, когда крепко-крепко сожмешь веки и сверкающие точки начинают танцевать безумную польку, образуя пересекающиеся концентрические круги, которые объединяются в странно очерченные фигуры и тут же исчезают. Сейчас было что-то в этом духе, только крупнее, разнообразнее, и каждая светящаяся точка была крошечной фигуркой.

Вот они устремились прямо к ней, разделившись на пары… В неосознанном порыве Байта заслонилась руками, и они отступили. На краткий миг она ощутила себя в самом центре вихря сверкающей, искрящейся метели – холодный свет стекал по ее плечам, рукам сияющей лавиной, готовой оторвать онемевшие пальцы – и вновь собрался в воздухе в блестящий шар. А где-то в запредельном пространстве слышался звук множества инструментов – он тек прозрачными ручейками и был неотделим от игры света и красок…

Ей было страшно интересно – видит ли Эблинг Мис то же самое, а если нет – то что он видит? Потом и интерес пропал, а потом…

Она стала снова смотреть. Крошечные фигурки – были ли это на самом деле фигурки, или ей только казалось? – маленькие стройные танцовщицы с огненными волосами, изгибающиеся и кружащиеся так быстро, что разум отказывался за ними уследить – объединялись в хороводы в форме звездочек. Звездочки вращались, и в музыке слышался тихий звонкий девичий смех. Байта отчетливо слышала его внутри себя!

Звездочки приближались друг к другу, вспыхивали при столкновении, постепенно преображаясь в какую-то большую фигуру. Вот ее очертания стали более четкими, и от пола до потолка стал расти великолепный дворец. Каждый кирпичик – разного цвета, все они сияли по-своему, переливаясь всеми цветами радуги, увлекая взгляд выше, выше – туда, где сверкали драгоценными камнями двадцать стройных минаретов…

Над дворцом кружился в воздухе волшебный летающий ковер. Он сворачивался, разворачивался и наконец вытянулся в тончайшую паутину, затянувшую все видимое пространство причудливой прозрачной сетью. От него струились во все стороны лучи – они разветвлялись, превращаясь в прекрасные деревья, в ветвях которых начинала звучать их собственная мелодия.

Байта была просто зачарована. Музыка окружала ее теплым облаком, касалась кожи ласковыми движениями. Инстинктивно она потянулась вперед, чтобы коснуться ветви хрупкого деревца, – и лепестки цветов опали и посыпались на пол, сверкая и издавая мелодичный звон.

Двадцать цимбал звенели одновременно. Пространство перед Байтой преобразилось в огненный поток, который стек по невидимым ступеням к ней на колени… Там сверкающий огнепад распался и потек к ее ногам золотистыми струйками. Огненные брызги взлетали, касаясь талии и груди. Над ее коленями встала сказочная радуга, а на ней – крошечные фигурки!

Дворец и сад, крошечные дамы и кавалеры на радужном мосту, который тянулся насколько хватало глаз, плыл по волнам музыки, которая звучала везде – снаружи и внутри нее…

И потом – внезапная тишина, резкое, испуганное движение Магнифико… Цвета поблекли, фигурки собрались в шар, шар сморщился, взлетел к потолку и… исчез!

Стало темно.

Тяжелая нога Миса нащупала педаль, нажала не нее – раскрылись занавески, и комнату залил свет – обычный, будничный солнечный свет. Байта заморгала, и из ее глаз хлынули слезы отчаяния и тоски по тому, что было и так безжалостно исчезло… Эблинг Мис сидел не шевелясь, широко раскрыв рот и глаза.

Магнифико же прижимал к груди видеосонор, лаская его, как любимое дитя.

– Моя госпожа, – выдохнул он. – И правда, этот инструмент – волшебный. Не опишешь словами все тонкости музыки и цвета, которые он способен произвести. Когда я играю на нем, я чувствую себя немножко волшебником. Вам понравилось мое сочинение, моя госпожа?

– Это ты… сам сочинил? – утирая слезы, проговорила Байта.

В ответ Магнифико густо покраснел – от ушей до кончика длинного носа.

– Сам, сам, моя госпожа! Мулу оно не очень нравилось, но я часто играл эту пьесу для себя. Когда-то, давным-давно, в юности, я видел такой дворец – огромный, украшенный драгоценными камнями. Издалека, во время пышного карнавала. Там были люди – высокородные особы, прекрасные, роскошно одетые – таких я не видал даже тогда, когда служил у Мула. То, что мне удалось изобразить – не более чем жалкое подобие того великолепия, что я видел тогда. Видно, ум и воображение мои жалки и ничтожны. А называется мое сочинение «Воспоминание о Рае».