Мост Верразано - Мирер Александр Исаакович (библиотека книг .txt) 📗
— Когда госпожа Эйвон ложится спать?
Амалия посмотрела на часы — почти одиннадцать.
— Наверное, еще не легла, сэр.
— Запросите охранника.
Она потянулась к своему телефону, и в эту секунду он
Нелл уже давно сидела в своей спальне — после того как отрыдалась, перебила некоторое количество посуды (самой дешевой из наличия), несколько раз наорала на несчастного Джека, приказывая ему убираться вон, к своим евреям, — о черномазых на этот раз не упомянула, потому что второй ее сторож, Смарти, был черный. Она сидела, смотрела в одну точку, представлял себе эту картину: ее Умник где-то в гостинице лежит с рыжей блядью, бесстыдной сукой, проклятым шпионским отродьем. Часы бесстрастно гикали. Когда перевалило за десять, Нелл все-таки забеспокоилась, потому что Умник уже давно не исчезал без предупреждения. Она вспомнила, как эта рыжая металась по всему дому, как расспрашивала, не знает ли она чего, и ей стало страшно, и она снова заплакала, Еще раз взглянула на часы, поплелась в ванную — она была нормальная американка и просто не могла лечь спать, не приняв душ.
Вернулась, откинула подушку, чтобы снять покрывало, и увидела записку.
Там было написано следующее — мелким, четким почерком Умника:
"Нелл, моя сладкая!
Прости, дорогая, но я вынужден исчезнуть и, по-видимому, на довольно долгое время. Звонить тебе не буду, но попробую при случае прислать весточку…»
Дальше она не читала. Швырнула записку на пол и завизжала так, что Джек и Смарти бегом кинулись вверх по лестнице. Когда они вбежали в спальню, Нелл каталась по кровати и кричала: «Умничек, У-у-умничек!!»
Смарти подобрал с пола записку и унес, а Джек стал успокаивать Нелл, стараясь не смотреть на ее прелести, вылезающие во всех направлениях из-под купального халата.
Записка была достаточно обширная. Кроме главного: «вынужден исчезнуть», в ней говорилось, что все текущие банковские счета Умника переведены на два имени — его и Нелл; что она может, таким образом, пользоваться процентами с его капитала, но сам капитал трогать не может; что его адвокат уполномочен вести все дела, касающиеся его дома в Хоуэлле, дома в Майами и фирмы, перечислять доходы фирмы на ее счет и платить налоги — если он сам не вернется до марта. Что ей не следует его искать, а об этой записке он решительно просит ее не сообщать никому, кроме господина Мабена.
Тем не менее господин Мабен — которому Смарти и вручил записку — по субординации, — прочитав, сунул ее Амалии и соблаговолил пробормотать;
— Вы были, однако, правы…
Тогда Амалия сделала ход конем; спросила, не пожелает ли шеф переночевать здесь, поскольку время уже совсем позднее. Тот сказал — нет, вертолет его ждет на площадке, а завтра с утра есть дела в Детройте. Амалия поняла, что он сменил гнев на милость, и сделала следующий ход; по ее представлениям о шахматах, попробовала превратить пешку в ферзя;
— Господин Мабен, сэр, а что, если я смотаюсь в Торонто и попробую узнать, куда подевался этот господин Тэкер?
Шеф некоторое время смотрел на нее — видимо, прикидывая в уме разные обстоятельства. Затем сморщил нос так, что глаза превратились в щелочки, и пробормотал:
— Ну верно… Не делать же это через полицию… — Тут он злобно оскалился и глянул в сторону.
"Понятно, — подумала Амалия. — Понятно, о чем ты думаешь, французик… Я тоже об этом думаю; по какой такой случайности за нами был «хвост» в Метро-Уэйн?» Впрочем, шеф совсем не был похож на француза — в ее, Амалии, представлении. И еще она подумала, что о делах ФБР шеф знает в тысячу раз больше, чем она.
Наконец он спросил:
— Мисс Бонфельд, но вы представляете себе, что желаете взяться за опасную работу? Если судить по сегодняшним событиям, противник не дремлет.
— Ну, сэр, — промурлыкала Амалия, — после взрыва это всем нам понятно…
— Вы представляете себе, мисс Бонфельд, что жизнь господина Эйвона в серьезной опасности?
— Я… мы все так и подумали, сэр. После взрыва.
— Но вы подумали, что своим появлением в аэропорту вы могли навести на его след противника? — Мабен укоризненно покачал головой. — Легкомыслие!
— Но теперь я изменю внешность! — с жаром объявила она. — Ни один хитрец меня не узнает!
— Вы — приметная особа.
— Рыжая, сэр. И с большими волосами. Это создает мой зрительный образ, сэр. Я остригусь покороче и покра-шусь. Наведу брови и ресницы — родная мама не узнает. — Она улыбнулась и добавила:
— Давно собираюсь постричься.
Шеф задумался.
— Ну что же, — сказал он, наконец. — Полагаю, мы можем на это пойти… чтобы… А знаете, ведь ваша страховка не предусматривает такого уровня опасности, мисс Бонфельд. Вам предстоит очень опасная работа.
Амалия поняла, что это — разрешение на операцию, и просияла. Но в глубине души подумала: экий дьявол тебя тянет, девушка…
— Я мигом, сэр, за полчаса соберусь; вы же все равно хотели побеседовать с госпожой Эйвон, сэр.
Видно было, что шеф несколько ошарашен таким напором. Он спросил:
— И паспорт у вас с собой? Здесь? Вы предусмотрительны, сударыня. Даю вам сорок минут на сборы и доставлю прямо в аэропорт. Не забудьте мобильный телефон и кредитные карточки. — Он подумал. — И разрешение на оружие; возьмите пластмассовое оружие. Да, и нянька. У Джека тоже с собой паспорт?
Через сорок пять минут они были в воздухе. Было договорено, что вертолет компании «Дженерал карз» не должен садиться прямо в аэропорту; их высадят на площадке у шоссе, где всегда дежурят такси. Свежевыкрашенные волосы Амалии стягивал скромный хлопчатобумажный платок. Джек — с самым горестным видом — спал на заднем сиденье. Господин Мабен угрюмо молчал, сидя рядом с Амалией; молчал неприятно. Казалось, его донимают сомнения и он может в последнюю секунду взять да и отменить операцию. Но, видимо, он думал о другом, потому что внезапно — самым будничным тоном — сказал, что теперь в ответ на вопросы посторонних лиц о взрыве можно отвечать, что злоумышленники взорвали феноменальный новый образец автомобиля «Джи Си». Сказал и снова умолк.
Так они и летели. Узкий серп луны покачивался почти вровень с бегущими под стеклянным полом огнями 9б-й федеральной дороги. В полпервого ночи попрощались с Мабеном и сели в такси: шеф все-таки не отменил операцию.
"Наконец-то началась настоящая жизнь», — подумала Амалия.
За это время Умник успел долететь до Франкфурта и из тамошнего громадного «пересадочного» аэропорта перепрыгнуть в Амстердам: по счастливому совпадению, самолет в амстердамский аэропорт «Схипхол» уходил через полчаса после прибытия рейса из Торонто. В Амстердаме, разумеется, было уже утро, раннее притом утро, и в «Схипхоле» все было закрыто: беспошлинные магазины, кафетерии, пункт обмена валют. Меняльный автомат с первого взгляда обнаружить не удалось. Неприятно. В Торонто Умник не стал обменивать доллары на гульдены — это был бы лишний след, и «московские правила» такое запрещали.
Надо заметить, что «правила» он придумал сам, индуктивным методом. Книга Ле Карре только дала ему название для правил поведения в таких условиях — когда надо скрыться от преследования, утонуть в огромном мире, раствориться. Умник продумал их подробнейше и заставил Рона все заучить. На память. Это было нелегко, ибо Рои ненавидел информацию, не относящуюся к его работе.
Ладно. Приходилось передвигаться по купеческой стране Голландии без местной валюты. Он втянул голову в плечи и двинулся к пограничнику — или кому-то еще, пропускающему людей с нейтральной территории аэропорта на вольный воздух. Тот бегло взглянул в американский паспорт, проговорил: «Добро пожаловать в Голландию, господин Тэкер», Умник сказал. «Спасибо, парень» — и, переступив через белую полосу, очутился в Голландии. Веселый сонный пограничник, сидевший на возвышении — вроде церковной кафедры, — помахал ему вялой от сонности рукой.
Он выбрался на воздух, вздохнул наконец-то полной грудью. Неспешно направился налево — мимо автобусной остановки, мимо спящих еще киосков. Удача; никто не выходил в этот момент из здания; когда он подошел к станции железной дороги, за спиной оставалось обширное пустое пространство, — то есть никого не надо было бояться. Спустился на платформу, моля Бога еще об одной удаче — чтобы не ждать поезда слишком долго, — но на расписание смотреть не стал и уселся на скамье подальше от входа. Глаза не закрывал — слишком хотелось спать. «Беглецам не очень-то сладко приходится, а?» — сказал себе Умник и задремал, держа на коленях свой чемоданчик.