Eozoon (Заря жизни) - Гирели Михаил Осипович (читаем книги TXT) 📗
— С кем вы имеете честь разговаривать? — весело переспросил моряк. — О, это так мало интересно для всего этого дела, что боюсь, — мой ответ отнимет у вас только понапрасну время. Однако, извольте. Ничего тайного нет в том, что меня зовут Джеком Петерсеном. Я, если угодно знать, американец по происхождению, а социальное положение мое — старший шкипер парусного судна «Генерал Вашингтон», крейсирующего с лесом и продовольственными грузами из Сан-Франциско на Суматру, Борнео и прочие острова южного моря и обратно. Да, сэр. Джек Петерсен — мое имя, и это обстоятельство значится в корабельном журнале черным по белому. Я полагаю — дальнейшие сведения из моей биографии вас не заинтересуют, сэр?
— Что можете вы сообщить мне по делу ван ден Вайденов и откуда вам известна моя заинтересованность этим делом? — спросил я.
— Виноват, сэр, — сказал Джек Петерсен. — Я прежде всего — американец. На ваши вопросы я могу ответить лишь с непременным условием, что вы не откажете заключить со мной известный договор, некоторую денежную сделку, так сказать. Дело — есть всегда дело. Не так ли?
— Сумма? — спросил я.
— О, сущие пустяки! — отвечал американец. — Десять миллионов гульденов.
Я понял его. Он имел в виду дележ обещанной ван ден Вайденом награды.
— Разумеется, в том случае только, если дело будет выиграно мной? — спросил я.
— Само собой. Однако сейчас вы дадите мне аванс в размере ста фунтов стерлингов. Вы не можете ведь не согласиться, сэр, с тем обстоятельством, что дельце это залежалое, с тухлецой, так сказать.
— Тем более, милейший мистер Петерсен, я вам этого аванса не дам, — сказал я спокойно.
— Ваше дело, сэр, — еще спокойнее произнес американец, встал и, направляясь к дверям, сказал: — У нас в Америке такими деньгами и не считаются даже!
— Постойте, мистер Петерсен! — Энергичное, открытое и честное лицо шкипера заставило меня колебаться лишь одно мгновение. — Хотя довольно странно покупать товар, не видав его предварительно, но… на этот раз — я согласен.
Мистер Петерсен вернулся к письменному столу, снова уселся в кресло и достал из бокового кармана своих брюк помятую записную книжку, которую доверчиво и протянул мне через стол.
— Вот он самый товар, мистер Уоллес, — добродушно сказал он. — Не судите по внешнему виду. Возьмите его себе и, не потому, чтобы я не доверял вам, а потому, что к вечеру «Генерал Вашингтон» должен сняться с якоря, вынужден просить вас, доверяя мне на слово, еще до знакомства с содержанием этой книжечки, не отказать тотчас же заключить со мной обещанный договор и…
Я кивнул головой в знак того, что понял его, достал чековую книжку, написал мистеру Петерсену чек на сто фунтов стерлингов и только тогда спрятал его «товар» в один из ящиков своего письменного стола.
Затем я велел написать официальный договор, по которому половина денежной награды, обещанной ван ден Вайденом, поступала в его полное распоряжение в случае удачи, договор вручил мистеру Петерсену, а заверенную копию с него оставил у себя.
Этот огромный человек внушил мне непоколебимое доверие к себе, и я инстинктивно чувствовал, что данная им мне записная книжечка стоила и ста фунтов стерлингов и заключенного договора.
Меня мучил только вопрос — каким образом мистер Петерсен мог узнать, что я заинтересован исчезновением леди Лилиан ван ден Вайден и каким образом попала в его руки оставленная мне книжка, содержание которой я также не мог себе представить. И кому принадлежала она раньше?
Все эти вопросы я и не преминул задать своему неожиданному компаньону, когда наше товарищество было закреплено на бумаге официальным образом.
Мистер Петерсен располагал еще некоторым количеством времени и охотно ответил на интересующие меня вопросы.
— Книжка эта, мистер Уоллес, — сказал он мне, — дневник. Самый обыкновенный дневник, как ты ни старайся придумать ей другое название. Однако, содержание этого дневника далеко не обыкновенное. В этом вы убедитесь вскоре сами. Уже то обстоятельство, что дневник этот принадлежит лицу духовного звания, делает его, если можно так выразиться, пикантным, что ли. Ведь не всякий же поп ведет дневники, на самом деле! Фамилия пастора, который пожелал увековечить свои переживания на бумаге, здесь записана. Это некий пастор Берман.
Я чуть не вскочил с места.
— О!.. — невольно вырвалось у меня. — Very well! Однако, как мог попасть такой документ вам в руки?
— Я украл его, — спокойно ответил американец.
— Украли?
— Ну, если это вас так шокирует, то не украл, а присвоил. Сделал, одним словом, так, что он стал принадлежать мне.
— И каким же образом?
— Самым обыкновенным. Мы стали на якорь на Моэри у Палембанга. Я, мистер Уоллес, шкипер, а к тому же мужчина. Восемь месяцев я был без женщины, сэр. В Палембанге есть прекраснейшие заведения, мистер Уоллес. Все, что вашей душе угодно. В одном из таких домов встретился я с пастором.
— Встреча с пастором… в таком… в таком месте… учреждении, одним словом! Вы уверены в том, что говорите? — слабо запротестовал я.
Американец расхохотался во все горло.
— А! Теперь я понимаю! — воскликнул он. — Так вот что вас смущает! Ну, должен вам доложить, дорогой сэр, что у этих господ под их сутаной любая девка найдет все то, что она отыщет и у нас с вами! Вот уже, доложу вам, если это вам интересно, за это я их, господ этих слуг божьих, нисколечко не осуждаю. Когда они говорят свои воскресные проповеди — вот это уже куда хуже, уверяю вас!
Однако, разрешите мне кончить. Не успел я спьяна облапить как следует жирную массу этого проповедника, как он, с места в карьер, оттолкнув меня, начал мне читать вот этакую самую панихиду. И чего он только тут не наплел. Ну, я сперва послушал его маленечко, хотя, признаюсь, ровно ничего не понял из того, что он болтал. Потом я расхохотался и с омерзением сплюнул в сторону. Ну, а потом — не скрою этого от вас, — я не стерпел и залепил ему такую затрещину, от которой грот-мачта заколебалась бы. Короче говоря, он полетел на пол и, падая, выронил из кармана свою записную книжечку. Он этого не заметил. В конце концов, сэр, он сам виноват, что эта книжка оказалась у меня.
На другой же день я смекнул, что ни отдавать ему ее, ни выбрасывать — нет никакого расчета, и довольно забавно будет заглянуть в ее нутро. Любопытно, как-никак, узнать, о чем может писать вот такой господин в сутане. Не правда ли, сэр? Вот и все. Когда же я поближе познакомился с этим манускриптом, я… ну, сэр, тут уж вы сами поймете, когда прочтете этот почтенный труд, — почему я обратился с ним к представителю уголовного сыска.
— Но почему именно ко мне?
— Я не совсем дурак, сэр. Я навел в полицейском управлении Палембанга справки, и узнал, что этим делом некогда были заинтересованы вы.
— Еще один вопрос, мистер Петерсен. Почему вы сами не взялись за это дело?
— Сэр! — полуторжественно, полувозмущенно воскликнул мистер Петерсен. — Случалось ли вам когда-нибудь видеть вытащенную из воды рыбу? А? Уверяю вас, сэр, я чувствовал бы себя на суше нисколько не лучше ее! Я слезаю на сушу только для того, чтобы жениться. Но долее двух-трех дней семейной жизни — это не в моем характере, сэр. Я просто не могу! У меня начинаются судороги в мышцах всего тела, меня начинают охватывать спазмы в животе, язык мой высыхает, и вообще, сэр, я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Я заболеваю, сэр. Я задохся бы в этом проклятом лесу, где путешествовали эти сумасшедшие люди, не знающие, какую дыру им заткнуть своими шальными деньгами, не успев прочесть «Отче наш», благо я его-то всегда не совсем твердо помнил. Уж извините, сэр! Вам и карты в руки, а десять миллионов гульденов совершенно обеспечат мою старость, если к тому времени я не буду съеден акулами. Вы разрешите мне, сэр, откланяться? «Генерал Вашингтон» сейчас снимется с якоря, а я старший шкипер судна, сэр.
С этими словами мистер Петерсен протянул мне свою узловатую лапищу, густо обросшую рыжей шерстью, которую я еле обхватил своими пальцами и пожал как мог крепче. Задерживать мистера Петерсена дольше я считал себя не в праве и с сожалением глядел на его удаляющуюся спинищу, обладатель которой, выйдя из моего кабинета, долго искал в передней выхода, ругаясь вполголоса с таким чувством и смаком, с каким могут ругаться только истые и неисправимые морские волки.
