Песня цветов аконита - Дильдина Светлана (мир бесплатных книг .txt) 📗
И тот и другой понимали — одно неосторожное движение, и упадут оба.
Йири соперничества не хотел. Он вообще ничего не хотел — разве что дружбы. И жил, не гадая о будущем.
К Хиани его тянуло — за небрежную грацию, острый язык, гордость, не предусмотренную каноном. И он чувствовал себя виноватым, не зная в чем.
А время шло.
— Если Белые Лисы будут так же ловить удачу, Шену скоро займет место второго из Тех, кто Справа.
— На это же место метит Каэси из Дома Мийа.
— Зимородки? Боюсь, это безнадежно. Асано сейчас — любимцы Благословенного; хоть и не все их методы чисты, он закрывает на это глаза. А они ненавидят Дом Мийа.
— Зато многие не любят Белых Лис… они имели наглость упасть и подняться.
— Тут не обошлось без помощи нечисти…
— Бросьте. Последний раз самого завалящего маки видели вблизи Сиэ-Рэн лет двадцать назад. А мелочь — что она может? Всё куда проще. Золото — и умение чуять, куда ветер дует. Младшие Лисы весьма в этом преуспевают, не чета дедам. А вот Мийа демонов бы призвали, лишь бы свалить Асано. Только младший, Кими, ко всему безразличен — и вряд ли чего добьется.
В этот момент Лисы вели другой разговор, мало связанный с именем их врагов…
— Если я владею драгоценностью, я не стану выбрасывать ее — никогда. Настроение повелителя меняется быстро… он не ценит свои сокровища!
— Да ты просто помешанный.
— Я не хочу, чтобы его увезли отсюда. Тень демона, это безумие — добровольно избавиться от такого ! Я хочу, чтобы он ни на минуту не оставлял меня. Если его отошлют, я выкраду его с острова.
Старший холодно проговорил:
— И лишишься головы. Превосходно. Ради игрушки ты готов поставить Дом под удар. После столь вопиющей глупости выжившие Лисы навсегда потеряют возможность приблизиться к Эйя. — Помолчал и сказал тяжело:
— Забудь, Ханари. Красивых много. А игрушки Солнечного — не для тебя.
— Красивых — много, — эхом откликнулся Ханари. — Думаешь, он берет красотой? Плохо ты меня знаешь, брат. Если бы только… Он просто другой. Хочется взять — и не отпускать, как раковина — моллюска, и створки сомкнуть, чтобы никуда не смотрел, чтобы случайный луч не коснулся.
Старший, словно в молитве, возвел глаза к небу.
Благословенный начал часто ловить себя на странной слабости. Порою казалось, что вот-вот поделится мыслями с этим, тихим, похожим на стебелек черного ковыля, как делился с Тооши. Смешно было бы их равнять, но мальчишка думать умел. И говорить не боялся, если позволяли. Многое понимал, хотя не знал ничего: лицемерие видел и от честности отличал, неуверенность, страх ли — все, с чем приходили в покои Благословенного те, кого допускал повелитель. На Йири внимания не обращали — мало ли кто лээ принес или светильник зажег.
…А после — сжимался комочком среди шелковых покрывал или замирал на циновке и отвечал на вопросы, проницательностью порой пугая Солнечного. Уж он-то знал своих подданных… И чаще беседовал с Йири, порою жалея о произнесенных словах.
Но за собственное сожаление платить Йири не заставлял.
— Брат просил передать это лично в руки, — Ханари низко склонился. Зал, где по делам принимали избранных, был светлым — цвета кленовой древесины. Украшений тут было мало — приходили не развлекаться.
А Шену прислал и вовсе не сказку — донос на двух наместников северо-западной области из Окаэры и Нара. В двух провинциях сразу творится беззаконие, взятки гребут — и прикрывают дырявой вуалью.
…Пристально смотрит в глаза: Шену далеко не святой, может, стоит его проверить? Слишком уж много пороков находит он у тех, кто ему неугоден.
Обошлось.
— Подай мне прибор для письма, — требует, словно слуга перед ним или сиини. А впрочем, тут не до мыслей о рангах. А вот рука среднего Лиса дрогнула — опрокинулась тушечница, большая черная капля испачкала серебро.
— Другой, — велел повелитель, и тут только Ханари заметил, что за ажурной решеткой, оплетенной живыми растениями, тот, кому больше пристало выполнять порученное Асано. Тот скрылся за дверью — будто змейка скользнула.
Благословенный глянул на среднего Лиса в упор и усмехнулся краешком губ. Огненный дождь не пролился. И на этот раз сочли Шену достойным доверия.
С поклоном, не скрывающим облегчения, Ханари вышел из комнаты — и через два шага столкнулся с мальчишкой. Тот отпрянул испуганно. В руках его был поднос, на нем новый прибор для письма. Ханари решился — единственная возможность.
— Когда надоешь Солнечному, проси, чтобы он отдал тебя мне. Иначе сильно пожалеешь — да ты, верно, знаешь и сам.
…Он смотрел на молодого придворного, пытаясь вспомнить, как его имя. Он из тех, кто сейчас пользуется милостью повелителя.
— Зачем мне просить об этом?
— У меня тебе будет неплохо… Или думаешь найти себе место получше? Ты очень наивен. На островке едят сырую рыбу — если не хотят умереть. Так расплачиваются за неслыханную милость судьбы — провести юность здесь.
«Что с тобой? Ты какой-то грустный сегодня?» — он улыбается…
Нельзя показывать грусть повелителю — нет, даже не так. В его присутствии нельзя испытывать ничего, кроме радости. Уж лицом-то своим Йири владеть научили.
…Человек в черном, узоры на хаэне — золотые хищные птицы. Он видел его каждый день… и в тот день, когда только попал сюда.
— Следуй за мной.
Это — что-то другое. Так уходят совсем.
Беспомощно оглянулся — заметил только Хиани. Смотрит с ненавистью и тоской…
Он был слишком хорошо вышколен, чтобы задавать вопросы. И с Хиани он прощается только взглядом.
Благословенный хочет, чтобы было так.
Йири снова идет по темному коридору. Впрочем, темным он кажется ему. Красиво мерцает камень — мелкие искорки.
Его уводят из Дворца Лепестков.
Три маленькие комнаты. Ничего не произошло — радуга не засияла, день остался таким же пасмурным. И на душе — тревожно и пусто, и слова благодарности кажутся нелепыми. Всего-то — Малые покои впервые за правление Юкиро обрели жильца.
— Зачем вам… я?
— Хочу узнать, что ты такое на самом деле.
Глава 8. ЗНАК
— Жизнь коротка. Кто знает, повезет ли тебе родиться еще раз. Мир вокруг тебя — совершенен. Посмотри — снежинка, лепесток, облако — все безупречно. Стыдно человеку, видя дары Творца, оставаться никчемным и неуклюжим. Ему не достичь совершенства полевого цветка — но он способен, во славу Сущего, хотя бы попытаться. Не оскорбление ли Творцу подобное ленивое ничтожество?
Каждый идет по пути совершенства по-своему. Гончар лепит из глины — у мастера изделия звонкие, радуют глаз. Художник рисует — посмотри на эти картины. Они заставляют и думать, и чувствовать. Даже чиновник может стать безупречным в порученном ему деле.
— А воин? Он радует Сущего, когда искусно убивает?
— Да. Это его путь.
— Я понимаю.
— Путь обозначен — каждый знает, к чему стремиться. И красота, и доблесть, и справедливость — обо всем нам даны понятия. Человек не выбирает свой путь — он должен следовать по той дороге, какая ему предназначена. Следовать к самой вершине — зная даже, что дойти не успеет.
Он жил теперь во Дворце-Раковине, в крошечных комнатах, кем-то еще из прежних правителей отведенных для тех, кого хотелось иметь под рукой, — в Малых покоях. Уютными они были, но не для Йири. В Восточном крыле казалось спокойнее, хотя и там он не чувствовал себя свободно.
Носил он почти то же, что и раньше, однако отличия были. В одежде преобладали лиловые тона, но украшена она была совсем иной вышивкой, богаче — хоть и без самоцветных камней. И покрой лаа-ни, как и безрукавки — тэй, был немного иным. Но яшмовый знак ему снять не велели. И, как и раньше, одежду Йири не выбирал себе сам. Ею занимался человек, знающий вкусы Благословенного. Ткани занавесей и обивки напоминали переливами весеннюю рощу, оттеняя одежду подростка.