Вечная Любовь - Нагорнов Николай (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Уже видно издали - говорите с кем-то. Он взял у Вас книгу, отдал свою, Вы склонились над сумкой, достали другую, положили перед собой
Золотая восточная вязь на обложке: "Бхагавадгита". Величественный диалог Кришны с Арджуной. То, что когда-то рассказывал по памяти Поль, тоже, казалось бы, вышедший из границ жизни людей 1-2-3, но словно застрявший на полпути...
Больше всего Вы похожи на одного удивительного артиста словно во всех его ролях сразу: и добродушного Папы Карло, и наставника Андрея Рублева монаха Даниила Черного, и оставшегося на Земле отца Криса Кельвина в "Солярисе" Тарковского... Соединение премудрой учености и великой милости, как сказали бы тысячи лет назад.
Вы заметили меня, обернулись, улыбаетесь:
- Ну и как? Еще не надоело?
- Надоело. Но это карма, как говорил мой старый друг. Чаша греха.
Вы вдруг подняли палец и показали с хитрой улыбкой на птичку, пролетевшую над нами.
Понятно... "Если хочешь быть свободным, помаши руками и полети. Кто тебе мешает?"
Молча рассматриваете свои книги. Ваша легкая улыбка обращена толкающейся мимо нас между рядами толпе - всем вместе и никому особо. Ваша обычная улыбка... Вы улыбаетесь почти всегда. И Ваша улыбка не имеет повода, а исходит откуда-то изнутри Вас и вовнутрь себя же возвращается. Улыбка Будды-Канта-Джоконды. В ней что-то слегка горькое и благожелательное, слегка насмешливое и словно немного сожалеющее о чем-то, оставленном за горизонтом лет... Как будто о своем же юношеском наивном романтизме, когда Вы были, наверное, чем-то похожи на нынешнего меня... Неужели и мне когда-нибудь станет сорок? Если сохраню разум... Если буду жив...
Да, свободным. Как ветер и лед. От чего свободным? От привязанностей и ненависти. "Лишь тот, ставший мудрым, бессмертья достоин, кто ровен в несчастье, кто в счастье спокоен."
От привязанностей и ненависти... Привязанность желает чего-то для себя, а любовь для себя ничего не желает.
Вы спокойно кивнули мне в ответ.
Бесконечная толпа проходит и проходит справа налево, слева направо.
"И вот - все в мире суета сует и томление духа". - Сказал древний и вечный царь Соломон, сын великого Давида.
Нежный и грустный голос певицы дарит нам трепет своего сердца из микрорадио:
"Но нет разлук, ты знай - на свете нет разлук... Есть только память, память губ моих и рук"...
До чего женщина способна притянуть своей нежностью и утопить в ней... Что это? Опять вспомнил Эльвиру...
Как же настолько подняться над собой, чтобы стать выше и этого, и любить больше жизни только Вечное Небо, и лишь потом - женщину?..
Глава 3
Плач железных звезд
- Не лучше ли нам с Вами просто пройтись?
- Да, пожалуй, - Вы спокойно кивнули мне в ответ.
Легкий ветер гонит пыль по длинной безлюдной улице с редкими машинами. Здесь еще прошлый век, в этих деревянных домах, палисадниках, клумбах под окнами. И лишь один из разрушенных храмов, заметный издали, напоминает о чем-то ином, уходившем за грань простой и понятной жизни людей в этих домах. И наш разговор двигался столь же медленно, как и сама прогулка.
Это состояние сердца, когда ничего земного не хочется. Созерцание человеческой жизни со стороны, когда чувствуешь себя не включенным ни в какое земное дело, ни с кем не соединенным, пустынником в миру и странником, идущим в какую-то таинственную землю, о которой когда-то в прошлом кто-то знал немногие мудрые люди, а сейчас не знает никто.
Это странное чувство восстановления чего-то утраченного, тонкого, забытого: "неужели это когда-то было..."
Давно ли, кажется, был и тот разговор с Вами, Шеф, и Вы сказали тогда:
"- Все безумные идеи, идеологии, доктрины, которыми переболело человечество в последние пятьсот лет, с точки зрения вечности не более чем просто некие прививки ментальных болезней. Как детям ставят прививки, чтобы они переболели оспой в легкой форме за три дня и получили иммунитет на всю дальнейшую жизнь, так и человечество получило прививки руссоизма, "гуманистической" теомании, фашизма, большевизма, терроризма, технократии, сциентизма и так далее, и так далее... И все эти болезни длились лишь миг по сравнению с жизнью звезд и планет. Но иммунитет получен навсегда. И мы ведь не будем считать своим врагом врача, из-за прививки которого мы три дня поболели.
- А гибель миллионов людей, а деградация целых культур, а вырождение? Не слишком ли дорогая цена иммунитета?
- Тогда представь себе аналогию: все люди лишь отдельные клетки огромного все-планетного организма - единого Адама. Когда человек болеет или даже когда вполне здоров, в его организме каждый день и час гибнут сотни и тысячи клеток и нарождаются сотни и тысячи новых взамен. Это тебя не возмущает ведь.
- Клетки обладают очень малым разумом. Они не личности. В них нет ничего уникального и неповторимого.
- Чем более человек уникален, тем менее он будет подвержен массовым психозам общества. Тем с большим спокойствием он готов принимать свою судьбу в истории такою, как есть, и не бунтовать попусту. Чем более развит человек, тем более осознанно он способен прозревать цель существования и развития всего человечества как целого. А физическая смерть - это не самое страшное.
- Но что ожидало таких людей после их смерти? Да и у всех ли душа бессмертна? Не умирает ли она сама, постепенно и почти незаметно, пока тело еще живо?
- Что ты хочешь найти? Утешение?
"Стучите, и откроется вам"... "Толците, и отверзится"...
Как одухотворенно это могло звучать сотни лет назад... И как карикатурно звучит теперь. Мертвая страна. Мертвая религия. Мертвая наука.
"Кто это ходит утром на четырех ногах, днем на двух, вечером - на трех?" спросил царя Эдипа мудрый вечный Сфинкс.
"Человек!" - ответил ему Эдип, уже убивший своего отца, совокупившийся со своей матерью, выколовший себе глаза, чтоб не смотреть на этот мир.
"Человек!" - ответил ему Эдип, и был прав.
"Человек!.." человек...
- Не хочу снова обманывать себя какими-то псевдо-утешениями. Их так много - искусство, наука, философия, обтекаемые утешения обычных религий...
- Если человек готов узнать истину, он выбирает мужество полного отчаяния. И идет в отчаяние до конца. Тогда на самом его дне он найдет то, что ищет. Это еще во времена Лютера могли думать, будто Страшный Суд, Последний Суд, как говорят католики, начнется, когда история закончится. Но почувствуй сам, на что похожи кинокадры о Второй мировой и скелеты лагерей...
"Так он уже идет с начала века!" - вдруг пронзительно ярко и подавляюще ясно стало тогда, после этих Ваших слов... Он шел и до сих пор идет над всеми. Правых нет. История уже закончилась перед выстрелом в Сараево...
Это и запомнилось, это и осталось в душе от того дня и того разговора: мужество отчаяния.
Мы садимся на старую скамейку невдалеке от этих огромных руин. Потемневший кирпич закругленных стен, пустые черные проемы выбитых рам нависают над старыми тополями, покосившимися домами в один этаж, электрическими проводами, и солнце уже медленно переходит через полуденный зенит.
Отчего-то не могу вспомнить, что же было здесь, на месте этого пустыря, много лет назад... Или только кажется, будто что-то было, и память обманывает? Лишь кажется, будто из земли видятся едва заметные обломки деревянных стен некогда стоявшего здесь дома, где кто-то жил еще в бесконечно далекие прошедшие века? И когда мог видеть этот дом? Если он вообще был когда-то...
Разве лишь в то незапамятное время, когда бабушка еще водила за руку пятилетнего Орлова в храм мимо этих старых деревянных домиков в один этаж... Или это мы с тобой, Эльвира, ходили здесь много раз? Но зачем приводил тебя сюда? Не потому ли, что в тайне от себя самого и от тебя надеялся увидеть эти домики и запыленные улицы, безлюдную дорогу из потрескавшегося от времени асфальта и собор на берегу реки, видный отсюда, с холма, сквозь воздушную дымку, и зайти вместе с тобой в незаметный магазин, где бабушка тогда покупала угощения для гостей, и потом мы с ней шли в один из этих домиков, где жила ее давняя подруга, и у нее было старинное пианино, на котором учился играть, и кресло-качалка, и часы с кукушкой, и старинные иконы...
