Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
– Это как? – Крэнг недоумённо заломил брови.
– А элементарно: терпи до упора, и баста, – любезно просветил его Матвей, скалясь.
– Вот именно, – подтвердил Кадыр-оглы. – Так, господин Рашн, ты прихватил комп, что я тебе вчера подарил?
– Прихватить-то прихватил. Только я так и не понял, зачем он нам.
– Ну я же уже… Он может работать в режиме акустического синхронного транслэйтора. Забыл?
– Согласно информации упомянутого компа (и очень не только его), издаваемые всадниками звуки транслэйт-расшифровке не поддаются вусмерть, – собщил Матвей. Он скользнул взглядом по обернувшимся к нему напряженно-заинтересованным лицам, вздохнул:
– Так, похоже, моя очередь лекторствовать… Если не считать всякую макрель и скандальных околонаучных журналюг, то разумность местных аборигенов однозначно признаёт только один серьезный спец… правда, он разный там академик и все такое. Но признает он эту, значит, разумность с оговорочкой. Дескать, речь всадников – уж так, мол, и быть! – действительно речь, но основана, мол, на образном коде, а не на… как его бишь… а, во: не на ассоциативном. И, следовательно, их логика с человеческой точки зрения совершенно неалгоритмируема. Поголовное же большинство яйцеголовых вообще этак стыдливенько именует всадников не «разумные», а «организованные». На основании обеих теорий, во-первых, ООР, поколебавшись малость, приняла-таки официальное решение о нераспространении на всадников закона об аборигенских преимущественных правах. Во-вторых, имейте ввиду: если вас выпотрошат, то сделают это либо инстинктивно, либо из соображений, человеческому пониманию категорически недоступных. Легче вам от этого? Вижу, что да…. Вот… А в-третьих и главных, я принял научно-обоснованное решение о нецелесообразности таскания с собой лишнего полкила. Я не слишком… э-э-э… пространно аргументировал свою точку зрения?
– Ничего, не надорвёшься, – Клаус безмятежно проигнорировал и лекцию, и последний вопрос. – Ну, и последнее. Во избежание недоразумений предлагаю снаружи общаться исключительно на каком-нибудь одном языке. Раз уж мы сейчас всё время галдим на глобале, его давайте и придерживаться. И, недоразумений же во избежание, предлагаю с полуслова исполнять все указания господина бухгалтера Рашна. Он заявил, будто точно знает, что и как мы сейчас должны делать. А объяснить ничего не хочет. Вот и пусть берёт ответственность на себя. Согласны?
Фурункул вопросительно глянул на Крэнга. Тот кивнул:
– Вполне. От руководства экспедиции не поступало никаких приказов, противоречащих этому предложению.
Фурункул тоже кивнул и принялся натягивать на голову эластичный глазастый шлем дыхательного прибора. «Ай да Дик! – изумлённо подумал Матвей. – Ай да политик!»
Насосы уже закачивали в шлюз-отсек забортную воду. Вода была мутной, неприятно пенистой и пахучей; в ней даже, кажется, трепыхалась какая-то головастикообразная погань. Увы, шлюз, как и весь корабль, был рассчитан главным образом на забортье, в котором наличествует один только абсолютный нуль – градусов и всего остального. Нашлись бы, конечно, всякие аварийно-эвакуационные штуки и на такой вот случай, но проклятая необходимость маскироваться… Ладно, пересуществуем. А вот ввалившейся извне мерзости существовать осталось недолго: за внутренней створкой шлюз-отсека нетерпеливо сучит манипуляторами целое стадо исполнительных механизмов – сантехнических, медицинских, дехимизационных и чёрт знает, каких ещё.
Матвей распаковал было дыхательное оголовье, но, так и не донеся его до лица, подбрёл по колено в воде к афганонемцу и спросил тихонько:
– Ты совершенно уверен, что здесь только я знаю, как выпутаться из всего этого безобразия? А может, ты тоже что-нибудь знаешь?
– Я?! – Клаус так выпучил глаза… в общем, Молчанову на миг показалось, будто бы собеседник уже успел напялить шлем, а второй, ненапяленный, держит в руках просто от нечего делать. – С чего ты вообразил?!
– Да так, с разного… Вот, например, инструктаж ты только что здорово проводил. Из тебя так и пёрли профессиональные навыки кадрового кросстар-навигатора. Правда?
Клаус почему-то промолчал – наверное не расслышал.
А снаружи, в забортье, решил, наконец, затеяться очередной день. Именно решил и именно наконец. Долгонько качался, баллансировал он на грани хмурого, какого-то нечистого рассвета и крепкого света – словно бы сомневался, раздумывал по-гамлетовски: быть или же не быть? И вот всё-таки соизволил облагодетельствовать – выпятил из-за мёртвых серых бугров бесформенное гнойно-ржавое пятно, лишь немногим более светлое, чем гнойная муть здешнего неба.
Правда, самозванному бухгалтеру Рашну и его спутникам не выпало возможности толком оценить великодушное благодеяние Байсанского дня. Самозванному бухгалтеру и его спутникам было совершенно не до окружающих красот (верней, не до абсолютного отсутствия таковых). Очень трудоёмким оказался на практике вроде бы с виду сущий пустяк – выйти из корабля. То есть именно само «выйти» не стоило ни малейших хлопот: когда шлюзовой отсек заполнился водою примерно до уровня Матвеевых подмышек, Клаус открыл внешний люк и содержимое шлюза попросту выплюнулось за борт и далее (на поверхность) вместе с внушительных размеров пузырём. А вот потом…
Озеро было, говоря мягко, не маленьким, а Клауса угораздило плюхнуть «Каракал» на изрядном удалении от любого из берегов. Добираться до суши планировалось с помощью самонадувающегося моторного понтона. Именуемый оным тюк эластичного, но согласно техпаспорту практически ничем на свете не пробиваемого, непрокалываемого и непрогрызаемого материала выплюнулся вместе с участниками вылазки, громоздко закачался на грязнобурой пене, мягкое колыхание которой исполняло на местном водоёме обязанности волн – закачался и не спеша приступил к самонадуванию.
Водоотталкивающие экспедиционные комбинезоны отталкивали воду до полной непотопляемости, и четверо отважных первопроходцев болтались вокруг постепенно обретающего форму понтона, как… «Как мухи в газировке», – сказал чей-то голос, неузнаваемо изувеченный внутришлемным интеркомом. А другой голос тут же сообщил, что насколько ему, голосу, известно, никто ещё пока не додумывался газировать бычачью мочу.
Матвей попробовал использовать обозначившуюся задержку для попытки осмотреться. Изо всех сил опершись руками о плоскую спину случившегося рядом исполнительного механизма и чуть оный не утопив, он до пояса высунулся из пародии на воду… Но ничего путного увидать не сумел – только плоские круглоглазые зеленоватые ряхи дыхательных шлемов да много-много газированной бычьей мочи. Возвратившись в исходное состояние, лже-бухгалтер лже-Рашн от нечего делать стал было прикидывать габариты быка, способного оставить после себя лужу такой обширности. Как вдруг недоделавшийся понтон издал внушительное басовитое «бум!» и принялся сдуваться обратно (несоизмеримо оперативнее, чем до этого надувался). А рядом с ним вспорол пену и канул куда-то вглубь полупрозрачный плавник, туго распяленный на частоколе чёрных копьеподобных игл.
Размеры ли плавника произвели такое волшебное впечатление, желто-зелёная ли мерзость, которой сочились острия игл, лёгкость ли, с которой эти самые иглы пропороли сверхпрочный эластопласт – чёрт его знает. Так ли, иначе, но все наличествовавшие вблизи представители славного биологического вида хомов сапиенсов оцепенели на миг, а потом, не сговариваясь, рванули к берегу с такой скоростью… любой пловец-профи, увидав, от зависти моментально бы нажил прободную язву желудка. Ведь что он такое, профи-то? Ведь ему-то, гадине, благодать: гидрокостюмчик… считай, вторая уютная кожа – не хуже, чем натуральная своя (хоть поправде, конечно же, не своя, а как бы дельфинья)… и он, профи-то, налегке; и плавать ему в настоящей чистой воде, а не в этом самом; да ещё и деньги платят немалые… А тут…
…Пористая буро-зелено-синяя масса вдруг выскользнула из пены навстречу Матвею, смазала его по наличнику, мёртво облепив псевдостёкла вотч-амбразур; потом тем же скользящим размахом проехалась по груди, животу, коленям… Лже-бухгалтер отчаянно забарахтался, но довольно быстро сообразил, что гребёт ладонями нечто хоть и податливое, но всё же явно не жидкость. Секунду спустя ниппель внутришлемной подачи тоник-питья, ни с того ни с сего возбудившись, вдавился Матвею в нижнюю губу, и тот очухался по-настоящему. Очухался и осознал себя лежащим мордой книзу в некоей аморфной вязкоподвижной массе (попросту говоря, в грязи). Похоже, заплыв неожиданно завершился успехом.
