Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 3 - Гансовский Север Феликсович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
– Какой вздор! - воскликнула Джина. - Успокойся, девочка! Какие слова: «украла», «оскорбила», «энергия»! У кого она украла энергию? Ведь не у Детского же! Не все ли равно, кто из физиков тратит энергию - Аля Постышева или этот ужасный Ламондуа!
Директор величественно поднялся.
– Леонид, Марк, - сказал он. - Это Джина Пикбридж, старший биолог Радуги. Джина, это Леонид Горбовский и Марк Валькенштейн, звездолетчики.
Звездолетчики встали.
– Хэлло, - сказала Джина. - Нет, я не хочу с вами знакомиться… Почему вы - двое здоровых, красивых мужчин - так равнодушны? Как вы можете сидеть и смотреть на плачущую девочку?
– Мы не равнодушны! - запротестовал Марк. Горбовский с изумлением посмотрел на него. - Мы как раз хотели вмешаться…
– Так вмешивайтесь же! Вмешивайтесь! - сказала Джина.
– Ну знаете, товарищи! - загремел директор. - Мне это совсем не нравится! Постышева, вы свободны. Идите, идите… В чем дело, Джина? Отпустите Постышеву и изложите ваше дело… Ну, вот видите, она вам всю кофту заревела. Постышева, идите, я вам сказал!
Постышева встала и, закрыв лицо ладонями, вышла. Марк вопросительно посмотрел на Джину.
– Ну, разумеется, - сказала она.
Марк одернул куртку, строго посмотрел на Матвея, поклонился джине и тоже вышел. Матвей расслабленно махнул рукой.
– Отрекусь, - сказал он. - Никакой дисциплины. Вы понимаете, что вы делаете, Джина?
– Понимаю, - сказала Джина, подходя к столу. - Вся ваша физика и вся ваша энергия не стоят одной Алиной слезинки.
– Скажите это Ламондуа. Или Пагаве. Или Форстеру. Или, к примеру, Канэко. А что касается слезинок, то у каждого свое оружие. И хватит об этом, с вашего позволения! Я вас слушаю.
– Да, хватит, - сказала Джина. - Я знаю, что вы столь же упрямы, сколь и добры. А следовательно, упрямы бесконечно. Матвей, мне нужны люди. Нет-нет… - Она подняла маленькую ладонь. - Дело предстоит очень рискованное и интересное. Мне стоит только поманить пальцем, и половина физиков сбежит от своих зловещих руководителей.
– Если поманите вы, - сказал Матвей, - то сбегут и сами руководители…
– Благодарю вас, но я имею в виду охоту на кальмаров. Мне нужно двадцать человек, чтобы отогнать кальмаров от берега Пушкина.
Матвей вздохнул.
– Чем вам не понравились кальмары? - сказал он. - У меня нет людей.
– Хотя бы десять человек. Кальмары систематически грабят рыбозаводы. Чем у вас сейчас заняты испытатели?
Матвей оживился.
– Да, верно! - сказал он. - Габа! Где у меня сейчас Габа? Ага, помню… Все в порядке, Джина, у вас будут десять человек.
– Вот и хорошо. Я знала, что вы добры. Я пойду завтракать, и пусть они меня найдут. До свиданья, милый Леонид. Если захотите принять участие, мы будем только рады.
– Уф!.. - сказал Матвей, когда дверь закрылась. - Прелестная женщина, но работать я предпочитаю все-таки с Ламондуа… Но каков твой Марк!
Горбовский самодовольно ухмыльнулся и налил себе еще соку. Он снова блаженно вытянулся в кресле и, молвив тихонько: «Можно?» - включил проигрыватель. Директор тоже откинулся на спинку кресла.
– Да! - мечтательно произнес он. - А помнишь, Леонид, - Слепое Пятно, Станислав Пишта кричит на весь эфир… Да, кстати! Ты знаешь…
– Матвей Сергеевич, - сказал голос из репродуктора. - Сообщение со «Стрелы».
– Читай, - сказал Матвей, наклоняясь вперед.
– «Выхожу на деритринитацию. Следующая связь через сорок часов. Все благополучно. Антон». Связь неважная, Матвей Сергеевич: магнитная буря…
– Спасибо, - сказал Матвей. Он озабоченно обернулся к Горбовскому. - Между прочим, Леонид, что ты знаешь о Камилле?
– Что он никогда не снимает шлема, - сказал Горбовский. - Я его однажды прямо об этом спросил, когда мы купались. И он мне прямо ответил.
– И что ты думаешь о нем?
Горбовский подумал.
– Я думаю, что это его право.
Горбовский не хотел говорить на эту тему. Некоторое время он слушал тамтам, затем сказал:
– Понимаешь, Матюша, как-то так получилось, что меня считают чуть ли не другом Камилла. И все меня спрашивают, что да как. А я этой темы не люблю. Если у тебя есть какие-нибудь конкретные вопросы, пожалуйста.
– Есть, - сказал Матвей. - Камилл не сумасшедший?
– Не-ет, ну что ты! Он просто обыкновенный гений.
– Ты понимаешь, я все время думаю: ну что он все предсказывает и предсказывает? Какая-то у него мания - предсказывать…
– И что же он предсказывает?
– Да так, пустяки, - сказал Матвей. - Конец света. Вся беда в том, что его, беднягу, никто-никто не может понять… Впрочем, не будем об этом. О чем это мы с тобой говорили?..
Экран снова осветился. Появился Канэко. Галстук у него съехал набок.
– Матвей Сергеевич, - сказал он, чуть задыхаясь. - Разрешите уточнить список. У вас должна быть копия.
– О, как мне все это надоело! - сказал Матвей. - Леонид, прости меня, пожалуйста. Мне придется уйти.
– Конечно, иди, - сказал Горбовский. - А я пока прогуляюсь обратно на космодром. Как там мой «Тариэль»…
– К двум часам ко мне обедать, - сказал Матвей.
Горбовский допил стакан, поднялся и с удовольствием увеличил громкость тамтама до предела.
3
К десяти часам жара стала невыносимой. Из раскаленной степи в щели закрытых окон сочились терпкие пары летучих солей. Над степью плясали миражи. Роберт установил у своего кресла два мощных вентилятора и полулежал, обмахиваясь старым журналом. Он утешал себя мыслью о том, что часам к трем будет гораздо тяжелее, а там, глядишь, и вечер. Камилл застыл у северного окна. Они больше не разговаривали.
Из регистратора тянулась бесконечная голубая лента, покрытая зубчатыми линиями автоматической записи, счетчик Юнга медленно, незаметно для глаза наливался густым сиреневым светом, тоненько пищали ульмотроны - за их зеркальными окошечками зловеще играли отблески ядерного пламени. Волна развивалась. Где-то за северным горизонтом, над необозримыми пустырями мертвой земли били в стратосферу исполинские фонтаны горячей ядовитой пыли…
Заверещал сигнал видеофона, и Роберт немедленно принял деловую позу. Он думал, что это Патрик или - что было бы страшно в такую жару - Маляев. Но это оказалась Таня, веселая и свежая; и было сразу видно, что там у нее нет сорокаградусной жары, нет вонючих испарений мертвой степи, воздух сладок и прохладен, а с близкого моря ветер приносит чистые запахи цветников, обнажившихся при отливе.
– Как ты там без меня, Робик? - спросила она.
– Плохо, - пожаловался Роберт. - Пахнет. Жарко. Потно. Тебя нет. Спать хочется невыносимо, и никак не заснуть.
– Бедный мальчик! А я славно вздремнула в вертолете. У меня тоже будет трудный день. Летний праздник - всеобщее столпотворение, столоверчение и светопреставление. Ребята носятся как ошалелые. Ты один?
– Нет. Вон стоит Камилл и не видит нас и не слышит. Танек, я сегодня жду тебя. Только где?
– А ты разве сменяешься? Жалко. Полетим на юг!
– Давай. Помнишь кафе в Рыбачьем? Будем есть миноги, пить молодое вино… ледяное! - Роберт застонал и закатил глаза. - Сейчас я буду ждать этого вечера. О, как я буду его ждать!
– Я тоже… - она оглянулась. - Целую, Роби, - сказала она. - Жди звонка.
– Очень буду ждать, - успел сказать Роберт.
Камилл все смотрел в окно, сцепив руки за спиной. Пальцы его пребывали в непрерывном движении. У Камилла были необычайно длинные, белые, гибкие пальцы с коротко остриженными ногтями. Они причудливо сплетались и расплетались, и Роберт поймал себя на том, что пытается проделать то же самое с собственными пальцами.
– Началось, - сказал вдруг Камилл. - Советую посмотреть.
– Что началось? - спросил Роберт. Ему не хотелось подниматься.
– Пошла степь, - сказал Камилл.
Роберт неохотно встал и подошел к нему. Сначала он ничего не заметил. Затем ему показалось, что он видит мираж. Но, вглядевшись, он так стремительно подался вперед, что стукнулся лбом о стекло. Степь шевелилась. Степь быстро меняла цвет - жуткая красноватая каша ползла через желтое пространство. Внизу под вышкой можно было разглядеть, как копошатся среди высохших стеблей красные и рыжие точки.
