Гномон - Харкуэй Ник (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Или просто «отличные, замечательные». Судьи — огонь.
— Такая интерпретация тоже возможна, — соглашается Свидетель. Отсутствие интонации придает его заявлению ироничный оттенок.
— А группа такая есть? Музыканты? Проверь все заведения на набережной Темзы.
— Я проверил. Такой группы нет.
Нейт всегда тревожит это «я» — не потому, что оно указывает на пробуждение компьютерной личности, а потому, что не указывает. В китайской комнате никого нет. Нет бога в машине, лишь очень сложная картотека. И машина не должна делать вид, что обладает сознанием.
Вскоре Нейт понимает, что перестала задавать вопросы, и засыпает. Внутренний полицейский требует продолжать расследование, но телу удобно, оно устало. Машина была права: сотрясение мозга — утомительная штука. Она укладывает голову на мягкую подушку; наволочка приятно грубая, с пола доносится запах обеззараживающего средства.
— Звонок Табмену.
— Вам по-прежнему рекомендуется отдых.
— Я встану и начну делать упражнения по аэробике.
— Это не рекомендовано.
— Звонок Табмену.
— Соединяю…
Она фыркает и ждет, пока Табмен снимет трубку. На это уходит больше времени, чем у большинства других людей. Частично потому, что Табмен выключает свой терминал, когда работает, и частично потому, что он, как человек с паяльником и горелкой, терпеть не может спешку.
— Алё?
— Табмен? Мне нужен твой мозг. Сможешь?
Нейт могла бы обратиться к Свидетелю, и тот изменил бы график Табмена. Как и у самой Нейт, рабочее время Табмена принадлежит Системе, а если бы и не принадлежало, у этого дела высокий уровень приоритета. Табмен не возражал бы, если бы она просто отредактировала расписание в календаре и отняла столько его времени, сколько считает нужным, но именно поэтому Нейт чувствует, что важно спросить разрешения.
— Всегда готов поиграть Уотсона для своего любимого детектива, — отвечает он. — Ты же знаешь.
— Ты не занят?
Табмен громко фыркает.
— Господи боже, Мьеликки, не неси чепуху! Буду рад помочь. Но, — добавляет он, когда Нейт готова опять рассыпаться в извинениях, — не пытайся по этому поводу кокетничать. Ненавижу кокетство.
Ей приходится пообещать немедленно приехать; они оба знали, что так и будет. В следующую секунду на терминале открывается боковая панель, и Нейт видит, как расписание Табмена очищается до полудня. Каждая отмена сопровождается тихим звуком, вроде вежливой отрыжки. Вместо разноцветных заданий — доставка, техподдержка, еженедельный сеанс управления, даже такой нужный ему перерыв в одиннадцать часов — Свидетель растягивает одну серебристую полоску с ее именем. Табмен косится в сторону, явно видит то же самое и морщится.
— Я принесу кофе, — говорит Нейт и видит, как он некоторое время пытается подобрать слова, чтобы запретить ей делать это самой. — Из кафе на углу, — добавляет она.
— Спасибо большое, — соглашается Табмен.
Голова раскалывается, и она позволяет себе минутку беззвучной слабости. Ой, ой, ой.
— Вы быстро устанете, — говорит машина. — С точки зрения состояния здоровья, вам лучше провести в больнице еще хотя бы один день.
— Это важное дело.
Свидетель не отвечает, но через некоторое время приходит медсестра и сообщает, что инспектора ждет машина.
— Ма-атерь божья! — искренне ахает Табмен, когда видит Нейт. — Я слышал, но масштабов себе не представлял.
Не глядя, он толкает к ней кресло. Оно катится по полу рабочей комнаты и останавливается рядом с Нейт. Она могла бы сразу сесть, но демонстративно катит кресло обратно и вручает Табмену кофе, а потом смахивает пыль, прежде чем опуститься на черное пластиковое сиденье.
Табмен — техник, и он не настолько квалифицирован по бумагам, чтобы объяснить, как работает допросная установка, но у него есть дар ясности мысли, который не раз оказывался для нее незаменимым, особенно в деле, где объект был так травмирован произошедшим, что запись его сознания оказалась непригодной. Таких ремонтников прежде называли «гайкокрутами», а теперь — «отражателями»: из-за характерной рабочей робы. Он — человек, который будет лазать в люки и шахты, чтобы чинить технику, по мнению начальства, стоящую выше его понимания, но на данном уровне знающий ее лучше и ближе, чем начальство. Сам Табмен не так уж много времени проводит в вентиляционных трубах, но частенько становится на колени и копается во внутренностях неимоверно дорогих консолей, чтобы найти отошедший провод, заменить погрызенную мышами проводку и покритиковать неправильно проведенное нейрохирургическое вмешательство с долгим опытом человека, которому потом придется всё это чинить. В широкой перспективе его работа связана с падающей мощностью сложного оборудования, которое плохо себя ведет. В полном соответствии с традицией IT-самоучек, у него нет кучи дипломов, но он вносит свой вклад в окончательные показания профессиональных техников и врачей.
— Ну, рассказывай, — говорит Табмен. — Что ты мне принесла?
— Нарративную блокаду.
Табмен морщится:
— Это плохо заканчивается.
— Почему?
— Ну, процесс занимает больше времени. И пациенту неприятно. Но ничего, по сути, не меняется; машина справится и так и эдак. Пройдет всю линию до конца и нащупает нитку, ведущую к реальной жизни, только подбери ее. Задержка на час, и пациенту приходится напрягаться. Ну и говорят, что прибраться потом — нереально трудно, полный хаос. Но это, по идее, не мое поле — серое вещество. Я же по силикону мастер.
От этих слов Нейт просто отмахивается:
— А как насчет непреднамеренного воспроизведения имплантированных воспоминаний?
— Чего?
— Я была без сознания. И просмотрела здоровенный кусок за это время.
— Ага, понял. Да, так бывает с большими файлами. Тут волноваться особо не надо. Птенчик чуть досрочно вылупляется, только и всего.
Нейт представляет себе эту картинку и решительно выбрасывает ее из головы.
Табмен пожимает плечами:
— Не бойся: вряд ли это снова произойдет. Пришли мне запись, если хочешь, я посмотрю. Тут как с запорным клапаном и давлением. Только давление не настоящее, конечно. Они ведь, по идее, должны прокручиваться, верно? А если ты о них не думаешь, выцветают, как любые другие воспоминания, так что и тебе, и им надо промотаться быстрее. Срочно. Так что… вот с тобой, в частности, такое может случиться.
— Почему именно со мной?
— Тебе ведь все надо сейчас и срочно, да?
Нейт возмущенно смотрит на него, но Табмена взглядом не смутить.
— Ладно, — говорит инспектор. — Если бы у тебя спросили, кто у нас лучший спец?
— Как по мне, Ваксберг в полузащите. Он создает возможности.
— Таб!
— Мьеликки.
— Таб.
— Мьеликки?
— С кем мне поговорить про нарративные блокады и потенциальные последствия? Кто впереди планеты всей?
Табмен пожимает плечами.
— С начальством и профессурой. Верлан был хорош, он сейчас в доме для престарелых. В университете есть Пахт, она жесткая и стервозная. Тебе нужен кто-то, кто не будет юлить, а скажет как есть… — Он вздыхает и явно уступает сам себе в каком-то внутреннем споре. — Есть один надушенный джентльмен по имени Смит — гладкий, словно бритый хорек. В сети говорят, он сейчас на взлете, а завтра будет большой человек.
— Смит, — включается терминал. — Имя: Оливер. Директор по приливным течениям в Дорожном трасте.
Она не уточняет значение терминов. Смит ей сам объяснит, своими словами.
— Ты его знаешь?
— Бывал в его присутствии, но мы не разговаривали по-человечески. Мистер Смит не удостаивает вниманием немытых и груборуких работяг. Он человек возвышенный.
— Но хорош.
Табмен соглашается, что если брать начальство, то да, если хочешь кого спросить, то его спрашивай.
— Спасибо, — говорит Нейт.
— Да не за что. Иди и расследуй, крошка. А кому-то надо и настоящую работу делать.
