Остров ясновидцев (ЛП) - Беллами Эдвард (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Могут спросить, как же я смог общаться с ясновидцами, когда начал бывать среди них. Ведь если они могли прочесть мои мысли, то в отличие от переводчика у них не было возможности сказать мне что-нибудь в ответ. Должен здесь сделать одно разъяснение. Эти люди действительно не пользовались никакой речью, но у них для записей употреблялся письменный язык. Поэтому все они умели писать. На каком же языке они писали? На персидском? К счастью для меня, нет. Оказывается, за долгое время до того, как возникла способность непосредственного восприятия мыслей друг друга, островитяне не только разучились говорить, но и писать, и от этого периода не сохранилось даже никаких хроник. Люди упивались своей новоприобретенной способностью прямого ясновидения, когда вместо несовершенных, посредством неуклюжих слов описаний отдельных мыслей появилась возможность общаться посредством передачи картин цельных душевных состояний. Естественно, у островитян выработалось непреодолимое отвращение к вымученному бессилию языка.
Однако, когда первый интеллектуальный восторг через несколько поколений немного поубавился, вдруг обнаружилось, что весьма желательно хранить информацию о прошлом, а для записи этой информации необходимо обратиться к презренному средству - к словам. Между тем персидский язык к тому времени был полностью забыт. Чтобы не мучиться с изобретением совершенно нового языка - задача исключительно трудоемкая! - островитяне сочли целесообразным создать службу переводчиков. Идея отличалась простотой: переводчики должны были научиться от моряков, спасшихся на островах от кораблекрушения, некоторым языкам внешнего мира.
Поскольку же именно английские суда чаще всего разбивались о прибрежные рифы и скалы, неудивительно, что островитяне лучше всего познакомились с английским языком. Он и был принят в качестве письменного языка этих людей. Как правило, мои знакомые писали медленно и с трудом, однако же они настолько точно знали все мои мысли и состояние души, что при ответе всегда попадали в точку. Поэтому при моих разговорах даже с самыми тихоходными писаками обмен мыслями был столь же быстрым и несравненно более точным и удовлетворительным, как если бы я вел с кем-нибудь торопливую беседу.
Очень скоро после того, как я стал расширять круг знакомых среди ясновидцев, я действительно смог убедиться в правоте слов своего переводчика. В самом деле, я встретил островитян, к которым в силу большей природной конгениальности привязался еще сильнее, чем к нему. Мне хотелось бы подробнее описать кое-кого из тех, кого я полюбил, товарищей моего сердца, от которых я впервые узнал о не снившихся и во сне богатствах человеческой дружбы и о том приводящем в восторг удовлетворении, которое может дать взаимная симпатия.
Разве кто-нибудь среди тех, кто читает мой рассказ, не изведывал этого обманного чувства непреодолимой бездны между душой и душой, которое отравляет любовь! Кто не ощущал щемящего сердце одиночества, когда стремишься слиться с другим сердцем, которое любишь превыше всего! Не думайте больше, что эта бездна непреодолима вовеки или каким-либо образом свойственна человеческой природе. Она не существует для моих друзей-островитян, которых я описываю, и благодаря этому факту мы тоже можем надеяться, что в конце концов бездна между душой и душой станет преодолима и для нас. Подобно прикосновению плеча к плечу, подобно рукопожатию - контакт их разумов и выражение их симпатии.
Мне хотелось бы подробнее рассказать о некоторых из моих друзей, но оскудевающие силы не позволяют мне сделать это, а кроме того, когда я было уже приступил к рассказу, другое соображение препятствует мне провести какое-либо сравнение их характеров. Соображение это, с точки зрения читателя, скорее курьезного, чем поучительного свойства. Оно заключается в том, что мои друзья-островитяне, как и другие ясновидцы, имен не имеют. Впрочем, каждый из них обозначается в хрониках произвольным знаком, но знак этот не обладает никаким звуковым эквивалентом. Существует перечень этих имен, так что по имени можно в любой момент найти человека, и наоборот.
Однако довольно часто можно встретить лиц, не помнящих своих имен. Имена эти употребляются исключительно для биографических и официальных целей. В повседневной жизни они, конечно, излишни. Ведь островитяне общаются друг с другом только посредством направленных мыслительных актов, а с третьими лицами - посредством переадресации своих мыслительных образов. Аналогично могли бы общаться глухонемые с помощью фотографий. Я бы сказал, что аналогия очень близка к истине, ибо мыслительные образы третьих лиц, передаваемые ясновидцами друг другу, почти не отягощены каким-либо материальным элементом и тем самым почти не подвержены искажениям. В сущности, так и должно быть между людьми, сердца и души которых открыты нараспашку друг другу.
Я уже рассказывал, как развеялись первые страхи моего болезненно-впечатлительного самосознания, с трудом привыкшего к мысли, что вся моя подноготная стала открытой книгой для всех окружающих. Когда я выяснил, что исчерпывающее знание моих мыслей и мотивов служит гарантией, что обо мне будут судить по справедливости и с такой симпатией, на которую я сам бы не смел претендовать, это произвело на меня глубокое впечатление и подействовало на тонкие движения моей души.
Для каждого из нас, привыкших к миру, в котором даже любовь не является каким-либо залогом взаимопонимания, показалось бы неоценимой привилегией быть уверенным в справедливой оценке себя со стороны других. И все же я вскоре обнаружил, что открытость душ несет с собой даже еще более весомые плюсы. Как смогу я описать восхитительную прелесть морального здоровья и чистоты и живительную нравственную атмосферу, которая возникает из осознания, что мне абсолютно нечего скрывать! Я чувствовал себя как в раю.
Я совершенно уверен, что нет никакой необходимости кому-либо пережить мое чудесное приключение, чтобы убедиться в справедливости сказанного. Разве все мы не готовы согласиться, что, скрытые от взоров наших близких, тревожимые только смутным опасением, как бы рок действительно не покарал нас свыше, мы живем словно в занавешенном помещении, в котором мы можем опуститься до низостей и пресмыкательств. И разве среди всех условий человеческого существования эта постыдная скрытность не является самым деморализующим моментом? Именно существование в глубине души этого потайного убежища лжи всегда было предметом отчаяния для святых и утешением для негодяев. Убежище это напоминает смрадный погреб с воздвигнутым над ним зданием, которое внешне может выглядеть вполне благообразным.
По-видимому, для непредубежденного сознания нет более убедительного свидетельства, что скрытность развратна, а открытость - наше единственное спасение, чем старое как мир убеждение в целительности исповеди для души. Разве рассказать кому-то о самом плохом и гнусном в своей душе не первый шаг к моральному здоровью? Самого испорченного человека, если он хотя бы иногда в состоянии мучиться от стыда за содеянные злодеяния и терзать свою душу так, что можно вполне верить в его полное раскаяние, в принципе можно было бы считать готовым для новой жизни.
Тем не менее, принимая во внимание удручающее бессилие слов при выражении состояния души в ее цельности, а также неизбежные искажения, которые вносят слова при передаче мыслей от одного человека к другому, мы должны признать, что исповедь является не чем иным, как издевательством над стремлением к самооткровению, ради которого она и произносится. Но подумайте, каким невысоким нравственным здоровьем и чистотой характеризуются души людей, которые видят, что все, с кем они общаются, стараются быть себе на уме, которые исповедуют друг друга мимоходом, а отпускают грехи с улыбкой!
Ах, друзья, позвольте мне сделать один прогноз, хотя могут пройти века, прежде чем неторопливое течение событий подтвердит мои слова. Прогноз этот гласит - никоим образом нельзя будет научиться читать мысли друг у друга и тем самым установить среди человечества состояние истинного блаженства до тех пор, пока люди не усовершенствуются настолько, что сорвут с себя пелену своего "я" и не оставят в своей душе ни одного потайного уголка, в котором могла бы скрываться ложь. Тогда душа перестанет быть угольком, дымящимся среди пепла, но станет звездой, сверкающей на хрустальном небосводе.
