Мир-крепость - Ганн Джеймс (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗

Интересно, смогу ли я впредь быть таким, как раньше?

Я кое-что дал этой девушке — не могу сказать точно, что именно… бессловесную просьбу о красоте, надежде, вере и любви. Она стояла на коленях на одной из последних скамей, повернув лицо к Откровению, со слабой улыбкой на губах и глазами, блестящими от слез. Я был доволен. Чем бы мне ни пришлось заплатить за это, я знал, что никогда не пожалею об этом и ничто не сотрет в моей памяти воспоминаний ее лица, теплого и сладкого чувства любви, дарованной без надежды на взаимность.

…только тот, кто ищет, может найти, только дающий будет одарен…

Девушка медленно встала. Освобожденная от страха, она пошла вперед, в сторону Откровения. Рука ее на мгновение повисла над подносом для пожертвований, словно девушка вдруг задумалась, но она уже приняла решение. Дар упал на поднос, замерцал и исчез.

Она повернулась и направилась туда, откуда пришла. Но теперь ее уже не обременяла никакая тяжесть, она шла пружинистым шагом, легкая и беззаботная. Можно было подумать, что ее ждет какое-то развлечение, свойственное молодости, где смех людей взлетает в воздух, словно стая серебристых птиц… Перед Собором ее ждали наемники — черные тени зла, но она не колебалась.

Я сидел в контрольном зале и боролся с искушением. Из Собора было лишь два выхода — Барьер и Портал, но я подумал, а нет ли третьего. Будь оно так, я, возможно, и решился бы вмешаться еще раз, хотя Аббат никогда бы не простил меня. Но что мог я для нее сделать? Как я мог ей помочь?

Может, я и поддался бы искушению, но девушка повернулась перед Барьером и посмотрела вверх. Одно мгновение ее голубые глаза, казалось, смотрели на меня, словно она увидела мое некрасивое лицо и оно ей понравилось. Губы ее шевельнулись в беззвучной просьбе. Я наклонился вперед, как будто мог ее услышать, а она, прежде чем я успел что-либо сделать, повернулась и прошла через Барьер, оказавшись за пределами моей власти.

Ее преследователи двинулись вперед, подымая уличную пыль, но небрежность походки лишь маскировала искусный маневр, делающий бегство жертвы невозможным. Сцена эта навсегда осталась в моей памяти, вместе с ее фоном — трущобами, окружающими Собор, доходным домом, похожим на рассыпающуюся клетку для кроликов, заброшенным складом, книжным магазином с кое-как подновленным фасадом…

Она ждала их, улыбаясь. В руках смуглого мужчины появился карабин с толстым стволом. Девушка что-то сказала мужчине, и тот усмехнулся. Однако проходившие мимо крестьяне и невольники отводили глаза и торопливо удалялись, словно отрицали существование зла тем, что просто пытались не замечать его. Я сидел в муке ожидания, словно пригвожденный к стулу.

И тут смуглый мужчина тонкой струей огненного пламени из своего карабина отсек девушке ступни у лодыжек, улыбаясь при этом вежливо, как при долгожданной встрече. Хлынула кровь, но, прежде чем девушка рухнула на землю, двое других наемников схватили ее под руки. Девушка надменно улыбнулась и потеряла сознание.

Меня замутило. Последнее, что я увидел, были узкие белые ступни, оставшиеся на тротуаре перед Собором. Последними словами, которые я услышал, было тихое благословение и беззвучный шепот:

…одно лишь слово существует для людей, одно лишь слово, и слово это — выбирай…

2

Я поднял руку, чтобы постучать в келью Аббата, но заколебался и опустил ее. Я пытался мыслить четко, но это плохо у меня получалось. Пережитое измотало мое тело и душу. Никогда прежде мне не приходилось принимать важных решений.

Жизнь в монастыре шла своим извечным путем: в пять подъем и утренняя молитва, по десять минут на каждый прием пищи, шесть часов молитвы и медитации, шесть часов работы в монастыре, в Соборе или у Барьера, шесть часов учебы и тренировок, вечерняя молитва и сон. Такова была и моя жизнь.

Я сунул руку в мешочек, укрытый в складках рясы, и среди немногих мелочей мои пальцы наткнулись на нечто. Это был отполированный осколок кристалла, который я нашел в ящике для пожертвований, он сиял матовым блеском среди мелких монет. Я вынул его и еще раз осмотрел. Формой он больше напоминал яйцо, чуть поменьше куриного. Камень был прозрачен, как родниковая вода, без царапин и без трещин. Ничто не нарушало его идеальной прозрачности, ничто не портило гладкую поверхность, не указывало, для чего он служил, если его вообще использовали для чего-то.

Именно из-за него девушка познала страх. Из-за него искала убежища, а когда отдала камень, то пошла со слепой верой навстречу судьбе, которая ждала ее на грязной улице. Судьба дожидалась ее с улыбкой на смуглом лице, с холодными черными глазами и с карабином в руке, ждала, чтобы отсечь две белые ступни у самых лодыжек…

Вспомнив это, я резко втянул воздух, что-то сжало мне горло, напомнив, как рвало меня в контрольном зале. Я знал, что должен забыть это, но воспоминание упорно возвращалось.

Я снова задал себе вопрос: «Что я могу сделать?» У меня не было опыта, я ничего не знал о внешнем мире. Может, я усомнился жестокости Жизни и мудрости Церкви? Если даже и так, то я тут же отбросил все сомнения. Аббат наш был добр и мудр, это сомнению не подлежало.

Я тихо постучал.

— Входите, — раздался глубокий, звучный голос Аббата. Я открыл дверь и остановился на пороге. Аббат был не один.

Он сидел в кресле, и это была единственная уступка возрасту и сану, все прочее в его келье было так же просто и скромно, как и в моей. Рядом с ним стоял один из младших послушников, еще почти ребенок, с густыми золотистыми волосами, алыми губами и светлой нежной кожей. Румянец окрасил его щеки.

— Уильям Дэн, отче, — не задумываясь назвался я. — Послушник. Я хотел бы поговорить с вами без свидетелей.

На властном лице Аббата чуть поднялась одна бровь, и это было все. Сила его благочестия, казалось, заполняла келью, поднималась над старым креслом и расходилась упругими волнами. Я почувствовал, что во мне растет любовь к тому, кого я считал своим истинным отцом, отцом моей души, независимо от того, кто был ответствен за мое появление на свет.

Сомнение? А разве я когда-нибудь сомневался?

— Подожди в соседней келье, — велел он мальчику. — Мы попозже закончим наш разговор.

Мальчик вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Аббат сидел, спокойный и терпеливый, глядя на меня всевидящими карими глазами, и я задумался, знает ли он, что привело меня к нему.

— Отче, — сказал я, с трудом переводя дух, — что должен сделать послушник, если вдруг… усомнился в справедливости мира и в самом мире вообще. Я только что пришел из Собора и…

— Ты впервые вел службу?

— Нет, отче. Я уже дважды нес службу в Соборе.

— И каждый раз тебя мучили сомнения?

— Да, отче. Но сегодня было еще хуже.

— Я думаю, дело в Чуде, — задумчиво сказал он как бы самому себе. — Прихожане считают его наглядным свидетельством бытия Божьего и его заботы об их душах и благосостоянии. А сознание, что это всего лишь иллюзия, вызванная тренированным разумом оператора, с помощью кнопок и рычагов, подрывает твою веру. — Это была констатация, а не вопрос.

— Да, отче, но…

— А ты знаешь, как возникает эта иллюзия? Можешь ли ты сказать, какие силы создают трехмерный образ, столь идеально имитирующий действительность, что нужно его коснуться, чтобы убедиться в иллюзии и понять, что образ существует лишь в мозгу оператора? Знаешь ли ты, каким образом мысли передаются от одного разума к другому, а материальные предметы переносятся с места на место, знаешь ли, почему Барьер и Портал пропускают лишь тех, кто действительно хочет сюда войти и нуждается в нашей помощи?

Я задумался.

— Не знаю, отче.

— И я тоже не знаю, — мягко сказал Аббат. — И никто ни в одном мире. Когда выходит из строя какая-нибудь машина, мы не всегда можем исправить ее. Нам ничего не известно о силах, действующих в ней. Я мог бы сказать тебе, что это явления чудесные и сверхъестественные, что мы можем оживлять эти странные божественные силы, даже не зная законов, управляющих ими, и что это дар Бога, доверившего нам малую часть своей всеобъемлющей власти. Вот так мог бы я объяснить нашу способность вызывать чудесные образы, и это было бы правдой.