Логофет Василевса (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Когда я зашел туда все домочадцы уже выскочили на улицу и оживленно переговаривались, с удивлением рассматривая меня. Две рыжих собачонки, усердно облаивали меня, стараясь укусить за ноги, Лишь мелкая лошаденка стоявшая запряженная в большую волокушу, не обратила на меня внимания, а, опустив голову, старательно жевала мякину, видимо оставшуюся после обмолота ржи.
Я прислушался к речи лесных жителей, чем-то мне этот язык был знаком.
- Вепс? - спросил я хозяина, указывая на него пальцем.
Явно поняв мой вопрос, хозяин согласно закивал головой и вновь разразился целой речью, показывая на меня, и неоднократно вопросительно повторяя:
-Нурманн?
-Я не нурманн!- был мой громкий ответ, при этом я еще пытался махать рукой,- я русский.
Хозяева переглянулись и, не поняв ничего, пригласили меня в избу. Высокий рубленый в лапу дом, крытый потемневшей дранкой выглядел совсем неплохо. Мы поднялись по высокому крыльцу на второй этаж, с первого слышалось мычание коровы и блеяние овец. А вот внутри было уже совсем не так хорошо. Потолки здесь были значительно ниже моего роста, поэтому пришлось идти нагнувшись. В конце единственной комнаты был сложен очаг из камней, в котором были несколько отверстий, чтобы ставить горшки. От одного такого горшка, стоявшего там, исходил аромат, на который мой желудок отозвался хорошо слышной музыкой. От бревенчатых темных стен несло дымом, потолок был вообще закопчен дочерна, видимо при растопке, большая часть дыма оставалась в доме, прежде чем его начинало вытягивать через деревянную трубу в потолке. Из пазов между бревнами торчал, плохо законопаченный, мох. Посреди помещения стоял, грубо сделанный, стол из тесаных топором досок, вдоль него стояли лавки. Такие же лавки стояли вдоль стен. Другую часть комнаты занимал огромный ткацкий станок, в котором лежала начатая холстина. Там же на полке около торчавшей из стены потушенной недогоревшей лучины лежали пара веретен, и стояла стойка с куделью.
Только сейчас до меня дошло, что я голый. Но на мою наготу особого внимания никто не обратил, хотя две девицы вначале похихикали, глядя на мое, скукоженное от холода, достоинство.
Хозяин, поднял крышку лавки, стоявшей у стены достал из глубин рундука старые латаные порты, сунул их мне в руки и попытался похлопать по плечу, но не достал. Я быстро натянул это тряпье и хотел перевязать его все той же березовой лентой, но вепс протянул мне плетеную льняную веревку, и проблема удержания штанов была решена. Больше мне пока никакой одежки не выделили, но для меня сейчас и холщовые драные порты были праздником.
Немного погодя, все сели за стол, хозяйка, натужась, вынула горшок из очага и поставила на середину стола, члены семьи начали по очереди залезать в него своими ложками. Мне тоже выделили убогую ложку, по-видимому, творение кого-то из детей, потому, что есть ей было совершенно невозможно. Но я, попросив нож, быстро сделал конус из бересты и, защепив его палочкой, вместе с остальными начал есть аппетитно пахнущее варево в горшке. Это оказалась пареная до каши - репа, она была чуть подсолена, и вместе с куском черного хлеба, по консистенции напоминающим глину, показалась мне, голодавшему три дня, лучшим блюдом на свете.
После ужина быстро темнело, два маленьких окошка затянутых бычьим пузырем почти не пропускали свет. В женском углу зажгли лучину, и под хиханье и хаханье девушек и их мамаши, послышался шорох веретен и стук ткацкого станка. Немного погодя женщины завели заунывную грустную песню, в которой я, естественно, ни хрена не понимал. Продолжалось это еще около двух часов, затем из-под лавок были раскатаны грубые, сшитые из шкур и тряпок, перины, набитые утиным пухом и потертые, плохо выделанные, сшитые вместе овечьи шкуры. Мне было предложено отдельное место немного в стороне от остальных домочадцев, спавших вплотную друг к другу.
Лучина была задута и наступила полная темнота, буквально через пару минут наступившую тишину нарушило сосредоточенное сопение хозяина, и легкое постанывание его жены. Еще через пять минут они оба, облегченно вздохнув, захрапели.
Я испытывал такой кайф, после двух ночевок голым в полусыром мху, теплая овечья шкура мне казалась верхом блаженства. Глаза уже закрывались, когда я неожиданно обнаружил, что подмышкой появилась чья -то голова, и, с удивлением понял, что рядом со мной лежит обнаженной, одна из хихикавших девчонок. Она робко полезла рукой к моему органу, затем я услышал ее довольное хмыкание, но даже не успел ничего предпринять самостоятельно, как девушка, в прямом смысле, взяла полностью инициативу в свои руки. В этот ответственный момент, рядом со мной опять кто-то зашевелится - это оказалась вторая девчонка, которая, что-то шептала недовольным голосом своей сестре, она, похоже, злилась, что долго ждет своей очереди. После того, как обе молоденькие вепки, наконец, от меня отстали, я заснул мертвецким сном в несколько секунд..
Утро для меня началось тем, что с меня бесцеремонно стащили овечьи шкуры, исполнявшие функции одеяла. Все, похоже, давно встали и занимались делами. Хозяин, которого, как я понял, звали Вейкко, подал мне длинную льняную рубаху с многочисленными дырками. А поверх нее предложил грубый, армяк, сшитый из овечьих шкур и воняющий кислым тестом. Армяк был мне по пояс, руки по локоть высовывались из рукавов, а когда я попробовал его запахнуть, то раздался подозрительный треск. Ну и ладно, решил я, буду пока ходить нараспашку, все равно лучше чем голышом. Мы доели холодные остатки репы, запили их кислым до ужаса квасом с краюхой зачерствелого черного хлеба, потом Вейкко поманил меня во двор, я, не торопясь, замотал ноги выданными мне тряпками и надел лапти собственного производства, надо сказать, что были они, ничуть не хуже, чем у членов вепсского семейства. Когда мы вышли на улицу, я увидел, что там нас уже ожидают трое его сыновей, они были такие же мелкие, как отец, только не такие коренастые. Ну, что же, пришла пора отрабатывать еду, одежду и кров. Мы взяли пару топоров и направились в сторону пала, откуда я вчера пришел в их дом. Парни всю дорогу оживленно болтали, кидая на меня ехидные взгляды. По ним было понятно, что мои ночные приключения, не остались тайной для окружающих, и похоже девушки проделали это с благословения родителей.
Дорога не заняла много времени, когда мы пришли, парни сразу начали сгребать остатки стволов, сучья в кучи и разжигать их снова с помощью еще тлеющих углей. Мне с Вейкко пришлось заниматься более тяжелой работой, корчеванием пней. Мы вначале обрубали корни, а потом на пару, подложив под здоровенную вагу бревно, проверял корни на крепость, Работа спорилась, потому, что я был наверно раза в четыре тяжелее и выдирал пни гораздо легче, чем мой хозяин. Вейкко был доволен и пытался мне что-то объяснять.
Зато к концу дня я уже знал несколько слов вепсского языка и все они, похоже, были нецензурными.
Когда мы к вечеру пришли к дому, я обнаружил, что небольшое, приземистое бревенчатое строение на берегу реки дымится со всех сторон. Дым лез из всех щелей и меньше все в трубу.
-Неужели баню топят!- с надеждой подумал я. И действительно обе девушки, сегодня ночью побывавшие у меня под одеялом, суетились у дверей предполагаемой бани. Там же горел еще и костер, из которого они периодически, деревянными щипцами доставали небольшие округлые камни и кидали их в ушата с водой, оттуда раздавалось громкое шипение и поднимались столбы пара, я еще подивился, как с умом выбраны камни, которые не трескаются от такого издевательства. Мы посидели на крыльце, ожидая, когда протопится каменка, и нагреется вода в деревянных ведрах, и вскоре хозяин доброжелательно замахал мне руками, приглашая мыться. Когда я, скинув одежку, залез, согнувшись в три погибели, в мыльню, на полке уже сидели хихикающие девчонки, светясь в полутьме своими белыми прелестями, Тут меня осенило, и я, накинув армяк, выскочил на улицу и, подбежав к ближайшей березе, начал ломать ветки. Поздние, начинающие желтеть листья, конечно, были уже совсем плохие, но все же мне удалось связать удовлетворительный веничек и с ним, я вновь уселся рядом с девушками. Они с недоумением смотрели на веник, а когда я подкинул горячей воды на каменку, завизжали и кинулись на пол. Я же с удовольствием охаживал себя веником со всех сторон, чувствуя, как с меня сползает вся грязь, которую собрал, шляясь трое суток голым по северному лесу. Девчонки постепенно оклемались и вновь уселись рядом со мной, и даже дали похлопать себя веником по всяким соблазнительным местам, когда же я, возбужденный таким зрелищем, захотел большего, то мне отказали, показав знаками, что все еще впереди. Потом я лег на скамейку лицом вниз а одна из девушек усевшись на меня яростно терла спину лыковой мочалкой, периодически смачивая ее в горшке с разведенным щелоком . Когда мы красные и распаренные, отмывшиеся щелоком до скрипоты вышли из темного банного нутра, нам навстречу уже шли, давно ожидавшие этого момента, оставшиеся члены семейства. После бани я впервые за эти дни почувствовал себя человеком. А наутро все началось снова, тяжелая работа, скудная еда, и пни, пни во сне и наяву.
