Гаяна (Художник П. Садков) - Аматуни Петроний Гай (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Машина выехала на ровное, обширное поле и остановилась возле приземистого четырехмоторного самолета. В комфортабельном пассажирском салоне Сардова ожидал высокий, широкоплечий мужчина с гладко выбритым лицом.
— Я готов, мистер Дорт, — сказал Сардов.
— Очень хорошо. Вам все ясно?
— Несколько деликатное дело, сэр, так что сразу не ответишь на ваш вопрос… Пока мне понятно все!
— Мне не хочется, чтобы вы втягивали в наше дело лишних людей, Сардов.
— Я уже говорил вам, сэр, что буду работать один…
— Хорошо, — прервал Дорт. — Да, передайте своему начальству, что на донскую операцию хватит одного месяца.
— Слушаюсь. Но мои шефы не любят, когда их учат. Ведь это все равно, что советовать лечащему вас врачу, как долго надо держать вас в постели.
— Ну ладно, ваше дело, — произнес Дорт. — Мне важно одно: связь я держу с вами, и все!
— Совершенно верно, сэр. До свиданья, сор, считайте, что ампулы в ваших руках…
Двадцать минут спустя четырехмоторный самолет отделился от земли.
3
Командир корабля Андрей Шелест хмуро посмотрел на низкие облака, закрывшие горы, прищурился от сильного ветра и поднял меховой воротник кожаного реглана.
Синоптики не ошиблись: вылететь не удастся. Надо же так случиться! До Нового года меньше восьми часов, в Ростове-на-Дону его ожидают друзья, а он… застрял здесь, в аэропорту Минеральные Воды!
Шелест направился в профилакторий.
Пятая палата, где только что расположился экипаж Шелеста, уже имела вполне обжитой вид: из гардероба торчала куртка бортрадиста, на тумбочке красовался раскрытый чемоданчик второго пилота Венева, в углу валялись его ботинки, на фикусе покачивался черный галстук. Сам же Петя Венев лежал на постели и задумчиво смотрел в потолок. Собственно, Детей или Петром его нигде и никто не называл. Ему шел двадцать первый год, а на вид было и того меньше. Наверное, оттого и прилипло к нему прозвище Петушок.
Характера он был живого, житейские огорчения стекали с него, как с гуся вода. Пожалуй, главным недостатком его была всегдашняя пылкая уверенность в том, что всякое желание легко исполнимо.
В свободные минуты Петушок очень любил фантазировать на самые различные темы. Так было и сейчас. Размечтавшись, Петушок окликнул бортрадиста Черныша, углубленного в какие-то расчеты:
— Серафим!
— Погоди, не сбивай… Девятнадцать… Двадцать… Двадцать семь тысяч шестьсот километров умножить на…
— Что ты подсчитываешь?
— Сколько я заработал в этом месяце.
— К чему? Есть плановый отдел, бухгалтерия, там и подсчитают.
— Это когда еще будет, а я хочу сейчас знать… Ну, что ты хотел сказать?
— А! Вот послушай, Сима. Пройдет сколько-то лет, и мы будем летать на сверхскоростных реактивных самолетах. А?
— Ну и дальше…
— Вот, говорю, будут полетики! Скажем, высота тысяч сорок метров, а скорость — тысяч десять-двенадцать километров в час.
— Недурно, — заинтересовался Серафим. — Особенно если километровые будут платить по повышенному тарифу.
— И вот несемся мы в Москву откуда-нибудь с Южного полюса и еще над Кавказом включаем командную радиостанцию. Я начинаю: «Я — борт такой-то, вошел в вашу зону, разрешите вход в малый круг…» А над Харьковом командир спокойно так говорит мне: «Будьте настолько любезны, уважаемый товарищ Венев, выпустите шасси!» Каково?
— Отлично! — оживился Серафим. — Может, так и будет. А дальше?
— А потом ты превратишься в старого хрыча и будешь рассказывать внукам: «Да, детки, летали мы когда-то в Москву на воздушных кораблях с поршневыми моторами. От Ростова до столицы долетывали запросто за три часа…» А внучата тебя на смех поднимут: «Брось, дедушка, за три часа до Луны долететь можно…» А ты им — доказывать…
— «Старый хрыч», — буркнул Серафим, — такое скажешь!
— Боишься старости?
— А ты?
— Я — нет! Как седина полезет мне в бороду, я сейчас же к медикам… Включат они какую-нибудь чертовину — и сразу лет двадцать простят мне. А вот еще…
Но тут в палату вошел Шелест. По тому, как тяжело ступал командир, они поняли: аэропорт будет закрыт непогодой всю ночь.
— Туман — хоть лопатой разбрасывай… Засели мы, братцы, денька на два, — вздохнул Шелест.
— Да, не зря цыган две зимы менял на одно лето! — заметил Петушок.
— А Новый год? — спросил Серафим.
— Здесь встретим, конечно.
— Оно так, да скучновато будет.
— Кого-нибудь пригласим, потанцуем…
— Ладно, идемте в столовую продлевать свою жизнь, — сказал Серафим.
К ночи ветер стих, и в морозном конусе света от фонаря над перроном кружились мелкие жесткие снежинки. Петушок и Серафим шли к аэровокзалу. У входа они, точно по команде, остановились.
Перед ними, прислонясь к двери, стояла девушка в темно-синем пальто, отороченном белым мехом, и в такой же шапочке. Свет играл на ее волнистых волосах, и они отливали темным золотом. Лицо у девушки чистое и нежное, с открытым лбом, тонким маленьким носом и чуть заостренным подбородком. Глаза темно-серые, с голубыми искорками. Когда шальные снежинки упали на ее губы, она улыбнулась и на щеках возникли крохотные тени.
— Добрый вечер! — почти одновременно сказали Венев и Черныш.
— Уже ночь, — заметила она.
— Да, правда. И еще новогодняя… Девушка вздохнула и промолчала.
— Разрешите пригласить вас в нашу скромную компанию? — произнес Петушок.
— Мы же не знакомы. Я только знаю, что вы пилот нашего самолета, и все…
— Познакомимся.
— Так сразу?! — удивилась девушка. — Под Новый год разрешается, — уверил Петушок.
— Впервые слышу, — с сомнением ответила девушка, но сама уже повернулась, и по ее лицу было видно, что ей приятно смотреть на Петушка. Серафим досадливо поморщился, бросил в урну недокуренную папиросу и ушел.
— А что в таком знакомстве предосудительного? — продолжал Петушок просительным тоном.
— Ничего. Но я не вижу и необходимости.
— Но ведь и вреда не будет? — Лично мне — нет.
— В таком случае, разрешите представиться: Петр Венев.
Девушка невольно рассмеялась, протянула ему руку и просто сказала:
— Нина Константиновна Тверская.
— Все пассажиры разъехались встречать Новый год, а вы? — спросил Петушок.
— Мужчинам проще; кроме того, у некоторых есть знакомые в Кисловодске или Пятигорске.
— И вы остались одни?
— Как видите.
— Я вижу, что мы вдвоем!
— Ну, это только сейчас, на минутку.
— Как — на минутку? Вы же обещали встретить Новый год с нами!
— Я?!
— Ну, прошу вас, не отказывайте, Нина Константиновна.
— Не знаю, право, как быть…
— Я прошу вас от имени всего экипажа, — горячо настаивал Петушок.
Нина задумалась.
— Кроме того, «Наставление по производству полетов» обязывает нас заботиться о своих пассажирах не только в воздухе, но и на земле! — закончил Петушок.
— Хорошо, — решилась она. — Но в таком случае я приглашаю вас к себе. Так будет удобнее. Я — в гостинице, мой номер четвертый.
— Будь по-вашему, — согласился Петушок. — Через полчаса ожидайте гостей…
Она была в скромном синем платье, которое очень шло ей и скрадывало едва заметную полноту. Движения девушки были неторопливы, уверенны.
Знакомясь с Андреем, Нина смутилась. Ей понравилось его строгое лицо, добрый, внимательный взгляд, голос, спокойный и басовитый, даже манера говорить, слегка растягивая гласные. Серафим же показался ей скучным и нелюдимым.
— Нина Константиновна, — весело сказал Петушок, — нам разрешили распить бутылку вина.
— Этого вполне достаточно, — ответила Нина, накрывая на стол. — Располагайтесь… Вы — на диване, вы — на том стуле, а Андрей Иванович может сесть рядом со мной. Прошу к столу… Остались считанные минуты.
Все заняли свои места и замолчали, будто присели на минутку, чтобы тихо проститься с родным домом перед дальней дорогой. Да и в самом деле, разве не стал для них родным и, если так можно сказать, обжитым уходящий год? Сколько радостей связано с ним навсегда! Бывали и неудачи, преодолевая которые они приближались каждый к своей цели; крепче стала большая дружба, выдержавшая испытание печальных недоразумений и ссор; отсеялись случайные знакомства, не устоявшие перед маленькими размолвками…
