Поле боя – Земля - Хаббард Рональд Лафайет (серия книг txt) 📗
– Может, людям нельзя здесь жить? Отец устало посмотрел на него и ответил:
– Раньше люди жили и в других местах – так рассказывают легенды. Но потом там все умерли, а мы здесь все-таки живы…
Джонни не унимался:
– Вон там, в долине, полно животных. Почему бы и нам не перебраться туда?
Джонни всегда подвергал сомнению слова старших, за что его даже прозвали умником. Он всегда стремился докопаться до дна. От него только и слышали – почему да почему? Он не верил даже тому, что говорили самые мудрые старики. Вот такой был Джонни Гудбой Тайлер.
Отец не сердился, а терпеливо объяснял:
– Там мы не найдем бревен для постройки хижин.
Ответ не удовлетворил мальчика, и тот продолжал досаждать:
– Я нашел бы из чего построить жилье!
Отец склонился к нему и уже твердым голосом сказал:
– Ты хороший мальчик, Джонни. Мы с мамой очень тебя любим. Но ты должен запомнить: никто никогда не сможет построить такое жилище, что устояло бы против чудовищ!
Чудовища, чудовища… Он только и слышал о них! Но ни разу не видел.
Он вспомнил серьезный взгляд отца, и… Джонни чуть не упал, когда конь встал на дыбы. Стая огромных крыс выскочила из горных развалин, и одна вцепилась животному в переднюю ногу. «Нашел время мечтать», – ругнул себя Джонни. Он прогнал крысу, успокоил коня и пустил его галопом.
3
Скоро Джонни был уже в здании суда. Это была единственная постройка с каменным фундаментом и каменным полом. Поговаривали, что ей уже более тысячи лет. Джонни, как всегда, сомневался. Но вид у постройки в самом деле был настолько древний… Крыша, уже, десятая или двадцатая по счету, провисала, как спина тяжело навьюченной лошади. Здесь, пожалуй, не было ни одной балки, которую насквозь не источили бы черви. Окна чернели, как глазницы черепа. Каменная дорожка истерлась от ног бесчисленных поколений местных жителей, приходивших сюда на совет или же – в старые, добрые времена, когда еще поддерживался порядок, – для наказания. За свою не столь долгую жизнь Джонни не видел, чтобы люди собирались по какому-либо поводу всей деревней. Теперь они все были здесь.
– Пастор Стаффор там, – сказала, выйдя из толпы, Крисси и указала на дверь.
Это была очень хрупкая, стройная восемнадцатилетняя девушка с большими темными глазами и шелковистыми пшеничного цвета волосами. Она так обмотала себя оленьей шкурой, что обрисовались ее высокая грудь и стройные ноги. Ее младшая сестренка, Патти, миниатюрная копия Крисси, была здесь же. Она удивленно распахнула глаза и спросила шепотом:
– Джонни, у нас и вправду будут настоящие похороны?
Не ответив, Джонни гибко соскользнул с коня и передал Патти поводья. Малышка тотчас отпустила руку Крисси и ухватилась за упряжь. В семь лет она осталась без родителей и практически не знала дома, солнце для нее светило только тогда, когда Джонни поручал ей что-нибудь важное, взрослое.
– Мы будем есть мясо, выкапывать могилу и… все как положено? Правда, Джонни?
Джонни не заметил протянутой к нему руки Крисси и направился к двери.
Пастор Стаффор лежал, растянувшись на охапке грязной травы. Рот распахнут в храпе, кругом вьются мухи. Джонни шевельнул его ногой. Да, что и говорить, пастор знавал лучшие времена. Когда-то он был толстым, пышущим здоровьем мужчиной. Но это было еще до того, как он начал жевать дикий чеснок для укрепления десен. Теперь это был высокий старик, почти беззубый от цинги. У изголовья его убогого ложа валялось несколько пучков зелени. От следующего толчка Стаффор открыл гноящиеся глаза и протер их кулаками. Увидев молодого Тайлера, он успокоился и безразлично отвернулся.
– Вставай же, – сказал Джонни.
– Вот вы все, молодые, такие… – заворчал пастор. – Никакого уважения к старшим. Носитесь по лесам, грешите, лучшие куски мяса забираете…
– Вставай! Пора заниматься похоронами.
– Похоронами? – простонал Стаффор. – Какими похоронами?
– С едой, церемонией и танцами.
– Кто умер-то?
– Ты прекрасно знаешь, кто умер. Ты присутствовал при кончине.
– Ах, да… Твой отец. Хороший человек. Что и говорить, хороший. Наверное, именно он был твоим отцом…
Кожаная рубашка на плечах юноши едва не трещала по швам. Увесистая дубинка, что висела на поясе, могла в любую минуту лечь на широкую ладонь… Лицо Джонни выражало угрозу. Пастор Стаффор резко сел.
– Ты, наверное, неправильно меня понял, Джонни. В последнее время у меня в голове все перемешалось. У твоей матери было ведь три мужа. Умерли один за другим. Церемоний-то тогда не было…
– Тебе лучше поскорее встать и пойти, – холодно посоветовал Джонни.
Стаффор облокотился на ветхую скамью и начал натягивать рубахи из оленьей кожи, которую носил уже очень давно, подпоясывая измочаленной травяной бечевкой.
– Не та уже у меня память, Джонни. Э-эх! И легенды все, и как церемонии проводить, и как благословлять. Бывало, даже все семейные раздоры помнил. Так-то…
– Когда солнце будет в зените, – сказал Джонни, – ты соберешь всю деревню на старом кладбище и…
– Но кто будет копать могилу? Для настоящих похорон нужна могила, ты забыл?
– Могилу выкопаю я сам, – бросил Тайлер. Стаффор поднял с пола пучок, напихал в рот зелени и принялся жевать.
– Это хорошо, что ты снял с других заботу о могиле. Ты еще говорил о мясе… Этим кто займется? Его ведь приготовить нужно.
– С этим я уже разобрался.
Стаффор кивнул, но тут вспомнил еще:
– А кто народ будет собирать?
– Я попрошу Патти.
Стаффор смерил юношу укоризненным взглядом:
– Я бы еще мог поспать.
С этими словами он откинулся на свою лежанку. Джонни повернулся и вышел из этой развалины.
4
Джонни Гудбой сидел, обхватив колени руками, и задумчиво глядел на догоравшие угольки. Рядом с ним на животе лежала Крисси и лениво щелкала семечки из большого подсолнуха. Задумчивая, но не слишком печальная. Прежде она никогда не видела Джонни плачущим, даже в детстве. Она знала, конечно, как он любил отца… Но Джонни всегда был таким мужественным, сдержанным, даже холодным. Неужели под этим спокойным выражением лица теплится нежное чувство и к ней? Про себя она все знала, давно уже поняла, что в ее жизни значит этот парень. Без него ее жизнь превратится не просто в безрадостную, а станет невыносимой. Может быть, Джонни позаботится о ней? Эти его слезы что-нибудь да значат…