Нить надежды - Завацкая Яна (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Теперь только между нами возникла разница. Похоже, пути наши разошлись. Но это и ладно, и хорошо, не хватало еще и другим вылететь из Школы.
Посещать меня им, конечно, нельзя. Но никто не запретит мне подходить близко к решетке, а им – спрямлять путь по какой-нибудь надобности через тесный проходной коридор дисотсека. Останавливаться на несколько секунд, когда рядом нет часового. И тогда я ловлю их взгляды.
Испуганный – Кари.
Сочувствующий – Лус.
Подбадривающий – Мики.
Ускользающе-виноватый – Глин.
Все мы в Легионе с пяти лет. Так обучаются уни. Правда, только у меня одной нет никаких родственников. История моего поступления в Легион вообще темна и непонятна совершенно.
Тесты? Но тестируют всех, больных или неразвитых детей в уни не возьмут. Ну, возможно, я была выдающимся ребенком. Точно помню, что я хорошо читала в то время, и плавала отлично. Но все равно… В конце концов, я девочка! Кому и почему пришла в голову дикая мысль отдать меня в Легион?
Все равно. Как бы то ни было – не жалею.
Да, учебно-рабочий день у нас четырнадцать часов. Да, мое детство кончилось в пять лет, я этого детства и не помню в общем-то. Ну, наверное, в пять-то лет мы поменьше учились. Да и учиться тогда было интересно, все это воспринималось как роскошная игра: основы борьбы килокай, хореография, танцы, основы вычислительной техники, посидеть за пультом симулятора боевой машины, пострелять из всяких пукалок, поразбирать бластер, поиграть с подпространственной рацией или с аптечкой, и прочее… да и точные всякие скучные науки нам давали в игровой форме сначала. Даже театр у нас был, мы ведь должны в обществе уметь держаться, мы уни, можем быть и агентами… А всякой зубрежки, строевой подготовки, трудовых нарядов и всяких дисциплинарных моментов тогда было немного.
Вот только с годами всего этого становилось больше, а игры и творчества – куда меньше. Да и старые игры набили оскомину. Бластер или стреломет уже не игрушки, а орудия труда. Что поделаешь, взрослая жизнь.
Ничего, зато мы – уни. Кто умеет все, не умеет ничего? Чушь. Просто мы учимся дольше. В пилоты или десантники берут со второй или даже третьей ступени. И кто обычно побеждает в учебных боях – разве специалисты?
Мы побеждаем.
Так, говорят, готовят ско в Федерации, они там тоже умеют все, и воздушно-космические бои, и наземные, и медицинскую помощь окажут, и с техникой разберутся, и змей знает что еще.
Впрочем, что это я… Мне уже не доведется стать уни.
Ничего. В прошлом году на Л-13 погибли двое наших парней. Они тоже не стали уни.
Мика – самая красивая из нас. И внешностью Бог не обделил, и мать – известная модель.
Хорошо быть моделью. По крайней мере, известной. Вся твоя работа заключается в том, чтобы попозировать перед камерой раз в год – повертеться, поделать гимнастику, поиграть мимикой. И все! Дальше дело программистов – построить из таких вот образов фильмы или рекламные ролики. Плохо порномоделям или дешевым девочкам – они ничего не выбирают, их лицо и тело может мелькать где угодно. Они продают себя целиком, их образ принадлежит продюсеру. Куда лучше быть известной и богатой моделью. Такой, как Микина мать. Она сама решает, в какие фильмы или рекламу продать свой образ. У нее есть выбор. Она звезда, имя ее мелькает в светской хронике, подробности личной жизни известны всей планете. В этом варианте жизнь модели не так уж плоха. Жаль только, что начинать всегда приходится с первого.
И как только отбирают эти модели? Раньше, во времена, когда фильм почти не отличался от театра, от актеров требовался артистизм, навык перевоплощения и прочие таланты. Даже от манекенщиц-демонстраторов одежды ожидали какой-то пластики и каких-то навыков. Но с нынешней техникой… Художник на компьютере создаст и движение, и интонации героя. Актерский дар модели не нужен. Тогда что важно – красота? Чушь. Зайдите в любой дорогой ресторан, соберите официанток – вы найдете среди них больше изящных фигурок и смазливых лиц, чем в компании известных моделей.
Наверное, это хорошо, когда твоя мать – модель. Даже если ты видишь ее раз в один-два месяца (нам просто не дают больших увольнительных). Правда, по Мике этого не скажешь. Она к матери относится как-то пренебрежительно. Иногда складывается впечатление, что Мика и домой ездить не хочет. А когда возвращается, рассказывает, что у мамы опять очередной новый муж появился, а старый с ней судится из-за денег, что мама опять купила виллу на Сокоре, и что она омолодилась или слетала отдохнуть на Артикс. Всегда у ее мамы какие-то личные трагедии, то одного она любит, то другого, то сразу двоих, разводится, сходится, ссорится, из-за нее какие-то дуэли происходят… Послушать Мику – все равно, что светскую хронику почитать. Отца своего Мика не знает.
Но с другой стороны… Мне кажется, что матери Мика не очень-то нужна. У нас эта мать появлялась только раза два, я ее больше по рекламе, по виртуальному образу знаю. Да и что это за мать, которой пришло в голову отправить пятилетнюю дочку в Легион.
Нет, это лучшее образование, какое только можно получить на Серетане. Мальчиков отдают в Легион из богатых известных семей потомственных офицеров. Но девочку? Чтобы ее не видеть, не жить с нею, но формально считаться матерью, гордиться своим материнством, класть его, как дополнительную монету, в копилку своего имиджа?
Что это я? Мне какое дело до их жизни? Просто Мику жалко, наверное.
Мои-то родители, видимо, погибли. Я их почти не помню. Очень смутно – как мы гуляли по какой-то долине с высокой травой, и как папа учил меня сидеть на пони, а мама рассказывала на ночь истории. Вот только имена, названия – все забыла. А может, все это сочинилось само собой. Возможно, первые годы я помнила правду, а потом как-то…
Столько новой информации…
Чего я все про Мику? Да потому, что я созерцаю ее серо-зеленую фигуру, уже полчаса как. Мика сегодня дежурит здесь. Я сижу уже пятый день, жду решения моей судьбы, хотя решение и так очевидно.
У Мики очень красивые волосы. Светло-рыжие, удивительного золотисто-розового оттенка, пушистые, легкие. Вот сейчас она стоит к решетке спиной, и волосы, выбившиеся из-под берета, сияют, как солнышко.
Вот, видимо, коридор опустел. В решетчатое окошко заглянуло лицо Мики, волосы зазолотились в тусклом свете дисциплинарной лампочки. Я бросилась к ней, не дожидаясь приглашения.
– Держи, – Мика просунула мне сквозь решетку твердые белые брусочки. Сахар. Натуральный! Кусочек сыра, толстый кружок колбасы, бруски хлеба, нарезанные так, чтобы проходили в отверстия решетки. Я торопливо рассовываю жратву по карманам. Устрою сегодня пир.
Арестантов кормят хреново. Суп без мяса да хлеб, ну еще чай без сахара. Так и ноги протянуть можно.
Мика торопливо говорит, склоняясь к решетке.
– Кари там хочет у отца надавить на рычаги. Может, обойдется…
– Спасибо, – отвечаю я, – но вряд ли… Ты же понимаешь.
Мика воровато оглядывается. Общение с арестованными, естественно, запрещено, а уж тем более – часовому.
Вот и будет возможность проверить – просматривается ли это помещение видеокамерами.
– Как ты? – снова спрашивает Мика, – Принести чего-нибудь?
– Все нормально, не надо ничего.
Мика отшатнулась от решетки. Я тоже отошла и легла на топчан. Не стоит ей больше рисковать.
Меня это уже не спасет.
Кари Эсс попала в школу таким образом: она – дочь знаменитого грала Ронга Эсса, «Неистовой Молнии». И дед Кари был военным, и прадед. У них в семье такая традиция: старший сын идет по военной линии. Только вот у Ронга Эсса родилось пять дочерей. Кари была младшей, и на большее Ронгу рассчитывать не приходилось. Итак, по военной линии вместо старшего сына пошла младшая дочь.
