Вечная Любовь - Нагорнов Николай (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
А в ответ: "Еще спрашивает, интеллигент!", и еще чьи-то голоса и голоса, вроде бы разные, но столь похожие друг на друга своими скрежещущими интонациями, словно это говорили многие головы одного и того же огромного туловища...
Их было много. Очень много. Их перекошенные лица напоминали головы дракона, и было ясно: сколько ни отрубай у дракона эти головы, они будут вырастать снова и снова, и взамен одной отрубленной вырастут две, а взамен двух отрубленных вырастут три, а взамен трех отрубленных вырастут пять, и это будет длиться без конца. Бесконечные головы красного дракона с повязанными на шеях красными лоскутами, знаками принадлежности, словно клейма с именем хозяина на лицах римских рабов...
Как будто по невидимому знаку в мгновение ока они исчезли.
Надо было встать помятым, с разорванной рубашкой, испачканной кровью, тоже красной, и делать все выводы из происшедшего.
- Почему они так тебя, Андрей? Что ты им сделал? И как быть дальше? всплыл откуда-то чей-то очень знакомый растерянный голос. И лицо медленно проявлялось сквозь картины каких-то коридоров, квартир, дворов... Бабушка...
- "Что пользы, если Моцарт будет жив... Чтоб возбудив бескрылое желанье в нас, чадах праха, после улететь... "Зачем только ты меня учила этому, Бабушка... Я знаю, что делать. Я знаю... Я построю такую Супер-Стену, за которую не проникнуть никаким "чадам праха"...
Была музыка. Очень долгая музыка. И медленно строилась Стена.
- Я построю неземную обитель, летающий город-остров!
Плыли в пространстве аккорды старого баховского органа, и они словно отвердевали в воздухе, складываясь в Стену...
- Это будет Стена аристократов духа, братьев друг другу!
Уплывали строчки стихов и формул и тоже складывались в слои Стены...
- Это будет бессмертный храм Красоты, Истины, Благородства!
Появлялись портреты многих и многих, обладавших искусством строительства невидимых Стен, способных превращаться в лестницы:
Вивальди... Кант... Тургенев... Бах... Бунин... Моцарт... Лермонтов... Смоктуновский... Бодлер... Достоевский... Блок... Данте... Тютчев... Ньютон... Микеланджело... Платон... Аристотель... Шредингер... Нильс Бор... Лейбниц...
Одиннадцатилетний взволнованный человек исчезает. И опять откуда-то звучит мягкая музыка, что и в самом начале этого бесконечно повторяющегося сна. Надо открыть глаза, стряхнуть сон, просмотреть исписанные за ночь листы и вспомнить самого себя, и свое земное имя: Андрей Орлов.
Надо обязательно этого достигнуть. Обязательно. Чего-то большого, важного, очень нужного всем. Может быть, удастся открыть самое главное - способ примирения всех людей на Земле.
И пройдет много лет за роялем или режиссерским пультом в телецентре, или компьютером. И придет кто-то из вас. Или вы все. Как бы между прочим. А потом вы скажете: "Мы никогда не понимали Вас, Андрей Александрович"... И отвечу, что давно уже простил вас... и подарю что-нибудь свое с подписью от автора на память.
Вы уйдете и вернетесь в свою нудную, скучную жизнь...
Музыка меняется, и вдруг всплеском высвечивается в воздухе облик Прекрасной Незнакомки: профиль, тающий среди золотистых волос, зовет в невидимую страну, где пение птиц тает в вечернем тумане закатных лучей над садами, полными роз...
Что же здесь, на этих листах записано ночью?
Вновь услышал на рассвете я снежинок тихих стаю,
Вновь увидел на рассвете я снежинок белый звон.
Но твой взгляд уносит ветер, ты как призрак
улетаешь
И зачем виденья эти? Лишь фантом... Иллюзион...
А Прекрасная Незнакомка то появляется, то исчезает, словно парит в воздухе и зовет в тот почти видимый мир, которого нет на картах...
Кто это вдруг вошел и зажег свет? Этот яркий, режущий свет вдруг выбросил душу из многомерного мира в трехмерный и словно ударил ее с размаху о его твердое дно.
Пожилой человек в строгом темном костюме, как всегда, хмурый, мрачный и чем-то подавленный, отрывает лист календаря. Уже 22 февраля 1979. И снова надо вспомнить, кто же это... И откуда он вдруг появился после этого исчезнувшего мира роз и туманов...
Это мой старик. Мой земной отец.
Он смотрит на будильник и заводит. Будильник что есть силы звенит.
- Вставай, опоздаешь!
- Не опоздаю... Еще только пять минут восьмого...
- Значит, опять всю ночь читал свою беллетристику... Жизнь - война. И тот, кто опаздывает, лишается головы.
Головы... Бабушка когда-то рассказывала старинную историю про одного римского святого, которому отрубили голову, а он поднял свою голову в руку и поклонился ею своим палачам... Тебе, мой старик, представить такое, видимо, невозможно.
- Кто только будет победителем...
Надо высунуться из-под одеяла, открыть "дипломат" и отдать ему эту бумагу.
- Держи.
- Вижу. Наш договор. Значит, ты победил в областной? Где грамота?
- Ты своему сыну на слово не веришь?
- Верю. При наличии документа.
Как же все это скучно... Удивительно, что еще не догадались выдавать всем такие документы, где были бы перечислены и пронумерованы по порядку все атомы, из которых состоит человек, и официально описана на основании видеозаписи каждая секунда, прожитая человеком, и по отношению к ней выражено официальное мнение и суждение соответствующей инстанции...
- Будет. Сегодня на классном часе вручат.
- Тогда и станем говорить.
- Ладно. В 14.30 я у тебя в исполкоме, в 15.00 мы на базе.
- Какое место? - смотрит он в бумагу.
- Второе.
- Что ж ты так плохо? - снова смотрит в бумагу. - "Вега-стерео". Опять своих моцартов слушать... Но только попробуй опоздать хоть на 5 минут. Раньше за это таких разболтанных интеллигентов отправляли на перековку.
Да, можно себе представить по старым кинофильмам, что бы это было...
Уходит.
Плохой ли человек мой старик? Нет. Но... Можно быть и неплохим, а при этом... как будто отсутствовать в реальности. А жить словно в узком сером тоннеле, где нет ничего, кроме государственного плана, объемов производства и идеологии, что единственно верна, поскольку истинна, а также логически справедливо и обратное.
Теперь можно и встать, поставить сороковую соль-минорную Моцарта, хотя... Не лучше ли подождать до вечера?
- Он тебя опять расстроил? Сейчас, подожди.
Бабушка тихо заглядывает в дверь. Видимо, каждая интеллигентная женщина пятидесятых была чем-то похожа на актрису Элину Быстрицкую. И какое счастье, что хоть тебя никто ни во что не перековал... И тебе даже удалось каким-то чудом сохранить старые дореволюционные книги, фотографии на толстом картоне с позолоченными вензелями, фарфоровые сервизы фабрик Кузнецова и Гарднера, иконы в сверкающих окладах, диплом об окончании гимназии, венские стулья и даже фотографию царской семьи на фоне Медного Всадника в Санкт-Петербурге, аккуратно вырезанную из журнала "Нива".
И что-то подобное, несущее эти таинственные ароматы прежних эпох, бывает только в квартирах твоих старых коллег, твоих друзей и подруг... А больше нигде, никогда, ни у кого. И всегда бывало что-то неуловимое и непонятное в ваших разговорах друг с другом: словно вы лишь делаете вид, будто живете в настоящем времени и как-то с ним считаетесь, а все, кто принимает это нестоящее время за чистую монету, лишь очень наивные люди, которых и было принято называть "простыми" в те незапамятные времена...
И что-то в этом есть. Какая-то скрытая, до конца не понятная истина...
Оставляешь отглаженную рубашку и приносишь стакан с водой:
- Выпей. Это из храма. Тебе станет лучше.
- Может быть... Живая вода... Что-то в этом есть. Хотя научно доказано, что это лишь активные ионы серебра, как и тебе, фармацевту, это прекрасно известно, однако, между тем... Не так все тут просто... А вместо молитвы... вместо молитвы лучше Лермонтов:
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел...
И звуков небес заменить не могли
