Боевая форма - Раули Кристофер (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Такие сцены раз за разом заканчивались для Панди долгим, бередящим душу разговором с отцом в его кабинете. Куда бы ни переезжал Прамод, он всегда обзаводился собственным кабинетом, где мог в любую минуту найти убежище от вульгарности материального мира, населенного женщинами.
Беседу Прамод обычно начинал, сидя за столом. Потом, на третьей или четвертой минуте разговора, Прамод вскакивал из-за стола и принимался кричать и размахивать перед носом непокорной дочери пальцем. Его бесило нежелание Пандамон серьезно воспринимать его внушения.
Последний скандал разгорелся из-за розовых носков, злосчастных розовых носков, которые девушка оставила в душевой. Тилли, ортодоксальная индуистка, была фанатично привержена чистоте и аккуратности. Розовые носки противоречили представлениям матери Панди о приличиях и подействовали на нее, как красная тряпка на быка.
И вот теперь Панди сидела на резном бомбейском стуле ручной работы, а Прамод, склонившись, стоял рядом и размахивал пальцем прямо перед ее носом.
– Ты же знаешь, что мама вовсе не собиралась ущемлять твоих чувств, она просто расстроилась. Она не переносит одежды, которую ты носишь, и тебе прекрасно это известно. Я просто не понимаю, почему ты не носишь сари. У мамы забот и так хватает, а ты их еще прибавляешь. Мы изо всех сил бьемся, пытаясь выбраться из этой захолустной системы, а ты нам совсем не помогаешь.
– Она же ненавидит меня! – процедила Панди сквозь стиснутые зубы. – Ты не представляешь, что это такое, когда собственная мать тебя ненавидит. Я считаю, она не имеет права говорить мне подобные вещи.
Прамод уставился на дочь обычным взглядом, отражающим смесь недоумения и отвращения. Кто бы знал, как он ненавидит все эти бесконечные скандалы, когда женщины кричат и ссорятся, а потом обиженно молчат и плачут долгими часами. Но вот уже три года ему некуда деваться от всего этого – ровно три года, которые он провел в запретном поясе астероидов звездной системы Барзап, охотясь за призрачными сокровищами.
Прамод заставил себя понизить голос и спокойно сложить руки, коими имел обыкновение размахивать, впадая в ярость.
– Выслушай меня, дорогая. Когда же ты наконец поймешь, что все это является следствием нашей нелегкой жизни? Мы с мамой к ней не приспособлены. Твоя мама – художница, и поэтому любая мелочь действует ей на нервы. Ты же знаешь, как обстоят наши дела. Вот уже три года мы пытаемся вернуть себе былое богатство. Нам необходимо возвратиться назад в систему Ноканикус, откуда мы родом – твоя мама и я.
– А меня вполне устраивает Саскэтч. – Панди расправила ладонями складки на узких шароварах.
– Твоя мама терпеть не может, когда ты говоришь, как эти белолицые фигляры. Ты же не такая, как они. Ты чистокровная индуска! Ты принадлежишь к особой касте. Это священная честь! Это, в конце концов, твой долг!
Лицо Прамода походило на сердитую коричневую луну. Он выпрямился во все свои шесть футов и навис над Панди.
Дочь отказывалась внимать его доводам.
– Ты ведь из рода Марвар-Бешванов! – не выдержал Прамод, срываясь на крик. – У тебя есть обязательства перед Готрой.
– Мне это совершенно безразлично, я никому ничем не обязана. Мне нравится жить на Саскэтче, и я не хочу возвращаться с вами в систему Ноканикус.
Несколько секунд девушке казалось, что милейший отец-эгоист вот-вот ударит ее. Он занес было руку, сжал пальцы в кулак... и снова разжал их. А затем, издав громкий стон, опустил руку. Панди даже не шелохнулась.
– Прекрасно, – произнес Прамод таким голосом, будто принял для себя какое-то жизненно важное решение. – Я обо всем позабочусь. Если ты желаешь остаться в этой варварской системе – пожалуйста! Мы выделим тебе твою долю, и когда наше путешествие закончится, тебе будет на что жить первое время.
– Спасибо, папочка, огромное тебе спасибо. Ты просто не представляешь, какую огромную радость мне это доставит.
Прамод холодно взглянул на дочь:
– Надеюсь, ты понимаешь, это означает, что мы друг друга больше не увидим – всю нашу жизнь до следующего перерождения. Если мы улетим на Ноканикус, оттуда мы больше не вернемся. Ты будешь здесь одна, Панди, ты – девушка-индуистка на планете нечистых белолицых и желтых.
– Мне все равно, – стояла на своем Панди. Прамод в отчаянии воздел вверх свои длинные, костлявые руки.
– Моя дочь, продолжательница рода Марваров, отрекается от своей касты и будет осквернена, лишившись дарованной ей чистоты! – Прамод сжал виски ладонями, словно пытаясь унять боль. – Мне просто страшно подумать, до чего мы дожили. Мне даже начинает казаться, что твоя мама права: лучше бы ты вообще не появлялась на свет!
Панди промолчала. Ей никогда не хотелось быть такой, как ее родители. Ее не интересовал священный канон индуизма – все эти церемонии, ношение кастовой метки, философия чистоты и джати, стремление к нирване и единению с Брахмой. Нет, это никогда не трогало сердца девушки, которое с самой первой минуты открылось навстречу новой жизни в Бельво-Сити, столице саскэтчской колонии. Веселая, естественная жизнь, бьющая ключом вне стен ее дома, превращала для Панди тысячелетние семейные устои в сущую бессмыслицу.
После разговора с дочерью Прамод был готов расплакаться, видя тщетность своих попыток наставить ее на путь истинный. Что за неисправимый ребенок!
– Панди, если бы ты знала, как разрывается мое сердце, когда я пытаюсь воспитывать тебя!
Панди улыбнулась и прижала ладони к коленям:
– Я совершенно уверена, что была для вас нежеланным ребенком, папочка! . – Не смей так говорить!
– Почему же? Ведь это так. Вы никогда не хотели иметь дочь. Мама родила меня только потому, что хотела досадить тебе. Она обвиняла тебя в том, что ты пустил на ветер все состояние, и вам пришлось перебраться на Саскэтч.
– Неужели я и впрямь слышу все это? И как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости? Неужели я воспитал такую дочь, которая бросает мне в лицо оскорбления, словно так и следует делать!
– Но это же правда, даже не пытайся отрицать. Я не буду грустить из-за того, что расстанусь с тобой и мамой. Вы не были счастливы на Саскэтче, а я – была! Да вам просто было не до меня, вас преследовала только одна навязчивая идея – прошлое. Вы мечтаете вернуться назад, в мир, который когда-то оставили, но для меня даже название его – пустой звук. Я хочу жить только на этой планете.
Прамод побагровел:
– Что за смехотворные речи! Да на Саскэтче живет лишь несколько миллионов человек. Как можно сравнить здешнюю жизнь с жизнью в одном из крупнейших миров?
Пандамон Бешван поджала свои полные губки и упрямо замолчала.
Прамод стукнул себя ладонью по лбу и принялся с мрачным видом расхаживать по тесной кладовке, которую громко называл своим кабинетом.
– Вот уже целых три года мы заперты в этой консервной банке. Три года мы бродим, как по пустыне, в Запретной зоне, постоянно сталкиваясь со всеми мыслимыми и немыслимыми опасностями. Только для того, чтобы выбраться из этой чертовой дыры и вернуться в родной Ноканикус! И вот теперь собственная дочь говорит мне, что ей не хочется возвращаться вместе с нами, что она намерена нищенствовать на этой убогой пограничной планете, где живут одни белокожие!
Панди пожала плечами.
– Ну хорошо, можешь оставаться. – Прамод скрестил руки на груди. – Я должен попытаться найти силы и каким-то образом сообщить твоей матери, , какое бессердечное решение ты приняла.
– Спасибо тебе, папочка.
Вызывающе одетая в европейский костюм – розовый чебран и белые сапожки, – с короткой стрижкой и без пятнышка – знака касты – на лбу, непокорная девушка демонстративно вышла из комнаты.
Прамод подождал несколько секунд, собираясь с силами, а затем повернулся и вышел через другую дверь, ведущую в спальню Бешванов.
