Только тишина - Петецкий Богдан (мир книг .TXT) 📗
Во время полета мы обменялись всего парой фраз. Тарроусен хотел знать, как показала себя антикоррозийная масса, которой была покрыта аппаратура, установленная на планетах Проксимы. Онеска интересовался, не было ли у нас снов, свидетельствующих о нарушениях нервной системы. А также, разговаривали ли мы между собой в момент перехода на сверхсветовую скорость.
У меня создалось впечатление, что оба они стараются отвлечь внимание от того, что могло быть для нас интересным на самом деле, и о чем они не хотели, или же не могли говорить. Ход экспедиции они знали не хуже нас. Пожалуй, даже лучше. Поскольку получали сообщения за все те годы, которые мы провели в гибернаторах.
Наиобычнейший патрульный полет, даже если в начале могло казаться, что будет иначе. С единственной разницей, что к наиболее выдвинутой вглубь звездного пространства земной наблюдательной станции.
Старт «Дины» явился событием. Ему сопутствовала атмосфера сенсации и всеобщего энтузиазма. В сигналы, передаваемые с безлюдной базы в системе Проксимы, вмешался чужой код. Была задействована вся земная информационная сеть. Образован штаб специалистов из нескольких сотен человек. Улицы опустели, потому что люди не желали отходить от теледаторов. Все ожидали сообщения о исполнении мечты сотен поколений: встрече в космосе с чужой расой технологических существ.
Ожидание затягивалось. Прошло немало месяцев, прежде чем было окончательно доказано, что исследуемые сигналы хотя и не происходят от природного источника, но являются аналогичными. Все попытки прочтения их в качестве коммуникационного кода остались безрезультатными.
И все же, когда было принято решение выслать патруль для проверки обстоятельств дела на месте, провожали нас толпы. Мы отправились, загруженные десятками дополнительных анализаторов и компьютеров с приставками, содержащими все возможные варианты контактных программ. И когда через четыре года пробудились вблизи цели, никто из нас не мог предвидеть, что поджидает нас на планетах Центавра.
Мы увидели хорошо знакомые конструкции станций, увенчанные тарелками и решетками антенн, самая крохотная из которых поднималась на три сотни метров над поверхностью грунта. Немало трудов и еще больше времени потребовалось на то, чтобы отыскать место, где в одном из сотен тысяч узлов световодов попадение метеорита вызвало появление своеобразного резонанса, чего-то наподобие электронного эха. Тем дело и кончилось.
Земля знала правду уже свыше трех лет. Тахионовые потоки движутся быстрее, чем подталкиваемые ими корабли. Даже эти двое, Тарроусен и Онеска, казалось, уже не помнили, чего нас собственно откомандировали и как выглядело стартовое поле, когда мы занимали места в кабине «Дины». Касательно аварии станции, а ведь это была именно авария, или же способов ликвидации ее они не заикнулись ни словом. Это уже история. Один из самых забавных, может быть, но уж наверняка не значащих эпизодов в деятельности Центра.
Последняя четверть часа полета прошла в молчании абсолютном. Я смотрел на разбегающиеся внизу очертания континента и впервые за этот день подумал о Авии. Ее лицо с мелкими, четко обозначенными костями стояло у меня перед глазами, словно с момента нашего расставания прошли не годы, а часы.
На меня давила грузом каждая тысяча километров, расширяющая пропасть между «Землей и „Дюной“. Тоска — это функция не только времени. В той же степени и пространства.
Несмотря на это, мне не хотелось думать о ней. Была в этом от сосредоточенности пилота, выжидающего мгновение, когда одна из звезд начинает превращаться в Солнце. Была уверенность, что ничего между нами не изменилось и что через сколько-то там секунд после посадки она приветствует меня той самой из своих улыбок, от которой человек останавливается как вкопанный и лихорадочно соображает, что же он такое ей только что сделал.
И еще кое-что было. Эти девять лет. Ее девять лет, которые для меня, втиснутого в узенькое ложе гибернатора, сжались до неполных двенадцати месяцев. Я знал, что услышу от нее, и знал еще лучше, чего она никогда не скажет и не позволит, чтобы я об этом заговорил, подсознательно при этом ожидая подозрения женских своих предчувствий.
Она стояла именно на том самом месте, где я оставил ее, отлетая на базу, непосредственно перед стартом. Словно она даже не тронулась с места за эти девять лет и улыбаться не переставала ни на мгновение.
Она была совершенно одна в огромном холле центрального орбитального порта, из которого за время нашего отсутствия убрали все несущие конструкции и стены. Сохранилась одна лишь плоскость крыши, словно специально для того, чтобы защитить людей от лучей стоящего в зените солнца.
Она не шевельнулась, когда мы шли в ее сторону, при чем эти трое несколько отстали, словно у них неожиданно заболели ноги, либо же они обнаружили, что отыскалось нечто очень важное для немедленного обсуждения.
Она осталась такой же молчаливой и трогательной, когда я остановился перед ней, когда поцеловал ее в губы. Я хотел обнять ее, но этого она не позволила. Ощупала глазами мои волосы, потом перевела взгляд на лоб, внимательно исследуя каждую морщинку. На это ушло не меньше минуты, а потом я услышал ее смех. Она отступила на шаг и положила руки на мои плечи. Подняла голову. Я заглянул в ее слегка прищуренные, поблескивающие глаза.
Она сказала:
— Какой же ты молодой.
Из-за спины послышался вздох. Онеска. Не знаю, то ли он непроизвольно дал выход своему нетерпению, то ли слова Авии тронули в нем какую-то молчащую дотоле струну.
Я коснулся пальцами ее рук и снял их со своих плеч. Шагнул вперед, заставляя ее идти следом.
Опасения, или же скорее настороженность, с которой я думал о возвращении, оказались беспредметными. Все выглядело иначе. Почему этот холл словно бы очищен от людей? Почему она пришла одна? Где мои родители, родные? Ничего скверного не произошло. Тарроусен сказал об этом достаточно ясно, да и достаточно посмотреть на Авию. Так в чем же дело, черт побери?
Когда я улетал, она была на год меня моложе. Теперь ситуация изменилась в обратную сторону. Теперь моложе стал я. Двенадцать месяцев на планетах Проксимы. Восемь лет гибернации, то есть примерно год, если за точку отсчета взять процессы, происходящие в организме человека, преодолевающего пустоту. Рассчет более, чем простой. Правда, не имеющий значения.
Она снова засмеялась. Освободила пальцы моих рук и обернулась.
— Быстренько улаживай свои дела. Дома тебя не могут дождаться…
Я выпрямился. Трудно понять, для чего она это говорит. Она так же хорошо, как и я, знает, куда я теперь пойду. Верификация информационных сообщений — так это именовалось в реестре Центра. Потом «медицина». В сумме, несколько, если не несколько десятков часов.
— Не ждите к обеду, — проворчал я, потом кивнул головой Алебу и бросил:
— Идем.
Ал коротко поздоровался с Авией и, не останавливаясь, направился к выходу. В пустом холле наши шаги пробуждали эхо, отзвук их позволял забыть, что это на самом деле Земля.
Только с расстояния в несколько метров от края конструкции порта я заметил расположенные вдоль светло-голубой ограниченной полосы красные головки эмиторов. «Усовершенствовали теорию поля…» прозвучали в ушах слова Онески. Вот и пример этого усовершенствования. О новой формуле теории я, разумеется, не знал ничего, но и то, что увидел здесь, говорило немало. Идеально прозрачного материала просто не существовало. Стен не было. Плоскость крыши была заключена в пределах силового поля, стимулированными в фундамент генераторами. Беря вопрос в общем, я мог бы догадаться, в чем тут дело. Еще на курсах я познакомился с рядом теорий, предлагающих заметить разнообразнейшие конструкции и элементы «силовым» строительным материалом. И сам являлся свидетелем двух-трех успешно закончившихся испытаний. Однако, попытки эти так и не вышли из стадии эксперимента. Точнее, так обстояло дело ко времени нашего старта.
