Дом с привидениями (антология) - Агеев Леонид (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Но сколь бы ни была велика популярность среди фантастов такого прекрасного инструмента, как Лукианово зеркало, арсенал магической оптики НФ им отнюдь не исчерпывается. И хотя мы еще отнюдь не исчерпали в нашем разговоре темы Контакта — даже на примере произведений этого сборника, — тем не мене? Пришла пора поговорить о другом зеркале —
О зеркале Галадриэли
Галадриэль, Владычица эльфов Лориэна, одна из героинь прекрасной сказочной повести английского писателя Джона Р.Р.Толкиена “Властелин Колец”, обладала Магическим зеркалом, которое могло показывать “прошлое, определившее вашу нынешнюю жизнь, или какие-нибудь сегодняшние события, способные повлиять на вашу судьбу, или то, что, возможно, случится в будущем”. Ничего необычного — какая же это сказка без волшебного зеркала? Но зеркало Галадриэли умело также открывать взору “события, для которых время еще не настало и, весьма вероятно, никогда не настанет, — если тот, кому оно их открыло, не свернет с избранной им однажды дороги, чтобы предотвратить возможное будущее”.
Трудно сказать, были ли этот образ, эта мысль навеяны Толкиену научной фантастикой или нет. Но обширное направление современной НФ выступает сегодня именно в роли зеркала Галадриэли — ради отрицания, предостережения, разоблачения такого будущего, наступление которого надо предотвратить. Корни этого — антиутопического — направления НФ уходят достаточно глубоко в историю политической борьбы, общественной мысли и художественной литературы. Вспомним хотя бы такие романы Герберта Уэллса, как “Машина Времени” или “Когда Спящий проснется”.
Заглядывают в зеркало Галадриэли и современные ленинградские фантасты.
Тема ответственности ученого за использование своего открытия, дальнейшую его судьбу также относится к одной из наиболее разработанных в фантастической литературе. Об этом думал еще Жюль Верн, больше ста лет назад заканчивая своего “Робура-Завоевателя”. Создатель фантастического воздушного корабля говорит в финале романа: “…я понял, что умы людей еще не подготовлены к тому важнейшему перевороту, который в один прекрасный день должно произвести завоевание воздуха… Граждане Соединенных Штатов, мои опыты завершены, но отныне я полагаю, что ничего не следует делать раньше времени. Это относится и к прогрессу: успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов… Явись я сегодня, я пришел бы слишком рано, и мне не удалось бы примирить противоречивые и своекорыстные интересы людей”. К такому же выводу приходит и герой повести Артема Гая “Наследники” Оноре-Максимилиан Жиро. Правда, избирает он в отличие от инженера Робура не добровольное изгнание, а уход из жизни. И уносит с собой тайну вакцины, которая…
Стоп! Давайте попробуем разобраться, что есть эта вакцине — добро или зло для нынешнего человечества.
Казалось бы, какие тут могут быть сомнения! Разве не требуют отдать в руки людей такое средство против лучевой болезни тени жертв Хиросимы, “Счастливого Дракона”, Чернобыля, наконец?
Но нельзя забывать и о том, что история человечества — это еще и история поединка щита и меча. Чем надежнее щит, тем менее эффективен, менее страшен меч противника. Но и меч, совершенствуясь, требует нового, лучшего щита. Способные выйти победителями из любой артиллерийской дуэли броненосные корабли оказались беззащитны против нового меча — торпеды, выпущенной с борта подводной лодки. Что и было засвидетельствовано трагической судьбой британских крейсеров “Хог”, “Кресси” и “Абукир”, в одночасье пущенных на дно одной-единственной немецкой подлодкой. Казалось бы, подводная лодка стала безраздельно царствовать на море. Но родилась авиация, появились противолодочные корабли, вооруженные глубинными бомбами. И вновь понадобилось совершенствовать меч…
К чему этот разговор? Очень просто: вакцина Оноре-Максимилиана Жиро как раз и могла бы стать непробиваемым щитом, прикрываясь которым так соблазнительно, замахнуться атомной дубиной. Ведь собственная-то безопасность гарантирована! И кто знает, какое страшное новое оружие должно будет появиться на свет, чтобы возродить рухнувшее равновесие сил.
Именно эта мрачная картина, отраженная зеркалом Галадриэли, и заставляет героя повести уйти из жизни, унеся с собой тайну великого открытия.
Конечно, с решением Жиро можно было бы поспорить. Можно вспомнить о том, что открытие, ставшее известным всем, никому не может дать рокового преимущества. Но как в сложном сегодняшнем мире обнародовать такое открытие, сделать его достоянием всего человечества, если со всех сторон тянутся руки, достаточно сильные для того, чтобы заставить молчать кого угодно. Ситуация, в которую попадает герой повести, практически безысходна. И как ни трудно смириться с такой мыслью, но выбор, сделанный им, по сути оказывается единственно верным. Или по крайней мере единственно для него возможным. И воистину человечным — вот что важнее всего.
Правда, уход из жизни может быть и таким, как в повести Бориса Романовского “Преступление в Медовом раю”, герой которой, не погибая физически, вычеркивает себя из списка человечества. Космолетчики, иные миры, приключения на благодатной планете — привычный уже антураж современной НФ. Привычный, но не потерявший прелести и привлекательности ни для писателей, ни для поклонников жанра. Прекрасная планета, которую первооткрыватели нарекли Медовым раем, — и в этих-то “санаторных” условиях один из героев не выдерживает. Там, на Земле, во время подготовки он ничем не уступал остальным, успешно прошел все тесты, все тренировки. Но последней проверки не выдержал. Проверки сытостью. Бесконтрольностью. Властью над окружающим миром.
“— Мы судим предателя, человека, отказавшегося от Родины, от творческого труда, ради сытости и власти”, — говорит одна из героинь в финале повести. Не все читатели, возможно, согласятся с решением этого суда. Кому-то, — возможно, оно покажется слишком мягким; кто-то может не признать за экипажем экспедиции права на этот суд… И все же главный вывод повести неоспорим: такому человеку, как Антуан, нет и не может быть места среди людей Земли.
А можно вычеркнуть себя из жизни — или быть вычеркнутым, как это происходит в рассказе Вячеслава Рыбакова “Домоседы”, — иным путем. Путем ухода в “башню из слоновой кости”, миф о которой столь же живуч, сколь и бесплоден. Не однажды в истории мыслители и художники пытались отгородиться от реального мира с его неустроенностью и противоречиями, с его борьбой, в которой победы чередуются с поражениями и радости соседствуют со скорбями, которых никто и никогда не сможет исключить из человеческой жизни. Невозможно замкнуться в изолированном мирке, чтобы там, в тиши и покое, творить вечное и прекрасное. История не помнит примера, когда бы подобная попытка завершилась успехом. Борьба заостряет сознание цели, страдание — очеловечивает.
И вот вроде бы неоднократно проверенная, тщательно просчитанная попытка изолировать творцов и интеллектуалов на трудные времена в “башне из слоновой кости” терпит крах в рассказе Рыбакова.
“— У нас будет своя культура, — пытается объяснить сын герою рассказа смысл такой изоляции. — Понимаешь? Нормальная. Которую вы создали не штурмуя, а живя. И ваши внуки… — он запнулся, а потом заговорил с какой-то свирепой, ледяной страстью: — Наши дети будут учиться у вас!”
Двадцать шесть лет звездолет мчался к планете у Эпсилона Индейца, и все это время учителя не подозревали, что стали кроликами в грандиозном эксперименте. Не они готовили экспедицию, другие будут заселять Шану, не они заложат первые города, создадут и благоустроят новый мир. А они, на чью долю выпало безмятежное существование в замкнутом пространстве корабля, в искусственном, ложном, как бы земном мирке, постепенно сделались потерянным поколением — и чему они смогут научить других?
Жестокий и неправильный в основе своей эксперимент поставлен, правда, из благих намерений. Но мало ли было прекраснодушных заблуждений, за которые человечество заплатило слишком дорогую цену. Вспомним хотя бы библейский миф о рае, о вечном блаженстве без пота и слез… Нет, это не путь для человека — это тупик.
