Победители тьмы. Роман - Шайбон Ашот Гаспарович (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
- Бросьте это, господин Гомензоф, и давайте уж будем называть вещи их именами!
- Но почему же вы опять называете меня Гомензофом?! - воскликнул тоном неподдельного возмущения Жабов.
- Погодите, погодите! Ведь с этого именно и должно начаться наше соглашение!
- Продолжайте, гражданин Дерягин, я вас слушаю, - нахмурившись, сдержанно проговорил Жабов.
- Ваша карта бита, господин Гомензоф!.. И вам следует уже примириться с мыслью о том, что дальнейшая борьба бессмысленна. Вы это признали уже сами во время последнего допроса! Следовательно, вам остается лишь примириться с двадцатью пятью годами, которые, как вам, конечно, известно, являются у нас обычной мерой наказания для таких людей, как вы. И я не думаю, чтобы вы, господин Гомензоф, сумели представить какое-либо смягчающее вашу вину обстоятельство. Выхода для вас нет!
- Выход есть! - возразил Жабов. Он улыбался, показывая неровные, полусгнившие зубы, от чего лицо его принимало отталкивающее выражение.
- Выдумаете?
- Я знаю - выход есть! - повторил Жабов.
- Любопытно. И вы будете считать себя удовлетворенным, если мера наказания каким-либо образом будет сокращена? - спросил Дерягин.
- Вы забываете, что мне семьдесят два года, гражданин Дерягин. Взгляните на мои плечи: неужели вы полагаете, что они способны вынести бремя столь длительного или хотя бы даже краткосрочного заключения? И мне все-таки кажется, что голова на этих плечах сумела бы искупить значительную часть совершенных мною преступлений!
- Э-э, бросьте это, господин Гомензоф! - с нескрываемым пренебрежением прервал его Дерягин. - Неужели вы сами верите своим словам?! Я уж не говорю о вашей попытке уверить в этом меня. После того как вы десятки лет с неумолимой последовательностью преследовали и уничтожали носителей света и справедливости, вы пытаетесь нынче воззвать к их милосердию?! Не серьезно все это, господин Гомензоф, и даже смешно по бессмысленности своей. Раскаяться может тот человек, который лишь некоторое время страдал политической слепотой, но затем, осознав свою ошибку, решительно оставил этот гибельный, неправильный путь. А вы… вы, что, разве считаете себя слепым?!
Жабов молчал.
- Я знаю, господин Гомензоф, - продолжал Дерягин, - вы не из тех людей, о которых говорится, что у них нет принципов. Неужели вам хочется попасть в эту категорию? Ведь вы - человек принципиальный и убежденный враг советского строя! Выступая против моей Родины, вы не брезгали ничем. И это понятно. Спасая свою шкуру, вы готовы были продать свой народ и свою родину кому попало, потому что для вас дороже народа и родины были ваша шкура и ваш карман. И мой совет вам, господин Гомензоф, - остаться верным вашей принципиальной вражде и не опускаться до уровня мелких карманных воров и жуликов. Это было бы и естественно, и много лучше…
Дерягин умолк.
- Да, гражданин Дерягин! - не поднимая головы, каким-то словно охрипшим голосом, заговорил Жабов. - Все, что я делал, - я делал сознательно и последовательно. Всегда ненавидел вас, ненавижу вас и все ваше также и теперь!..
- Ну вот видите. Я могу только радоваться тому, что против меня стоит полноценный враг.
- Да… Жаль только, что поздно… что я побежден…
- Что ж, не вы открывали и не вам закрывать счет врагов моей Родины. Потому-то я и предлагаю вам соглашение.
- Но, разумеется, не союз! - горько усмехнулся Жабов.
- Цинизм тут неуместен, господин Гомензоф!
- Соглашение с побежденным?! Я вас не понимаю, гражданин Дерягин.
- А почему?
- Я бы хотел, чтобы вы не сердились, если это соглашение между нами все-таки не состоится, - медленно проговорил Жабов.
- Что ж, возможно и это. Но при всех обстоятельствах следствие можно считать законченным.
- Ну да, я давно уже сказал вам все, что мог сказать.
- Нет, вы сказали далеко не все, что могли бы сказать. Поэтому-то и совершенно необходимо, чтобы вы дополнили свои показания! - сурово возразил Дерягин.
- Вот это я и называю односторонним соглашением! - кольнул испытанный диверсант.
- А двустороннего тут и не может быть! Вы забываете о том, что преступник не может выступать в роли равноправной стороны.
- Но в таком случае то, чего вы добиваетесь, не может именоваться соглашением. Приказывайте - и дело с концом. Я же не ребенок…
- Вы совершенно напрасно волнуетесь.
- Я дал вам исчерпывающие показания и добровольно подписал их. Чего же вам еще надо?
- В показаниях есть неточности, которые необходимо выправить, - спокойно настаивал Дерягин.
Он хорошо знал по опыту, что бывают мгновения, когда достаточно малейшего проявления пассивности, чтобы противник снова мобилизовал все силы и запутал следствие.
- То, чего я недосказал, вы можете сами дополнить и вывести свои заключения, - не уступал Жабов.
- Я снимаю с вас показания вовсе не для того, чтобы затем решать какие-то ребусы. Да и кроме того, нужно признаться, что все эти ваши ребусы довольно-таки примитивны. Вот, к примеру, один из них: ведь вы многое отдали бы за возможность вернуться туда, где находятся ваша дочь - «дивная Эллен» и ваш зять - барон Вильгельм фон Фредерикс, бывший фюрер Эстонии, любимец Геринга, которому удалось своевременно, через один из швейцарских банков, перебросить свои капиталы в западное полушарие. Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что львиная доля акций концерна «Фредерикс америкэн индустри» принадлежит именно ему.
Не отвечая ни слова, Жабов широко раскрытыми глазами смотрел на Дерягина.
- Скажите, вы, наверное, и это считали ребусом? - продолжал Дерягин. - Признайтесь, господин Гомензоф, что вы в своих показаниях не сделали и намека на эти факты. Тогда, после победы революции, вы так поспешно исчезли с горизонта, что сочли даже лишним повидаться перед отъездом с женой, которая ожидала ребенка. Вы покидали вашу родину в полной уверенности, что советская власть продержится недолго, и вы в скорости сможете вернуться. Но этого не произошло. Вы участвовали во всех авантюристических походах Антанты, и вас каждый раз самым позорным образом вышвыривали из нашей страны. Ваша Эллен была рождена уже при советской власти. Она росла и училась при советской власти, и можно было думать, что она забыла вас… Но мать сумела привить ей черты, глубоко чуждые нашему строю и нашему быту. Среди всех сверстниц она резко бросалась в глаза своим преклонением перед всем чужим, «заграничным». Недаром же еще в средней школе друзья и подруги прозвали ее «дивной Эллен»! В этой дружеской шутке таилась одновременно и убийственная насмешка над нею. Конечно, она была еще очень далека от критики советского строя. Но если б при ней кто-либо со злорадством и чувством враждебности заговорил о наших затруднениях, она в лучшем случае лишь смолчала бы. Ее нетрудно было переманить из одного гнезда в другое, - в особенности же - когда этот труд взял на себя родной отец, который уже четвертый раз принимал участие в нашествиях на Советский Союз, на этот раз вместе с гитлеровскими ордами! Ваша жена, господин Гомензоф, погибла от бомб ваших же союзников. Но Эллен вам удалось похитить и увезти с собой. Как видите, и этот авантюристический ребус ваш разгадан нами. Итак, вот какими нашими дополнениями уточняются ваши показания. Но, конечно, далеко не полностью…
- Если вам все это известно, мне уже нечего добавить! - еще больше вбирая голову в плечи, пробормотал Жабов.
- Но вот, например, мне все еще неизвестно, что же именно принудило вас, и притом в таком преклонном возрасте, подвергать себя такой большой опасности и являться к нам? - спросил Дерягин.
- Не понимаю вас. Я же объяснил вам в своих показаниях, что задался целью уничтожить ваш сталолитовый город и подводный корабль. А мои годы… Именно годы-то и заставили меня поспешить свести счеты с Николаем Аспинедовым!
- И со мной, - дополнил полковник.
- Нет, этого я не учел. Я не думал, что встречу вас здесь.
- Итак, вы продолжаете говорить неправду!
