Женщина в зеркале - Абашели Александр (серия книг txt) 📗

— Воздух тоже плохой проводник тепла, однако кабина наша обогревается прекрасно, — заметил Макдональд.

— Тогда обратите внимание на стены, — сказал Камарели, — какой материал, по вашему мнению, использован для их обивки?

— Бархат, конечно, — выпалил Бриан.

— И я так думал вначале. Однако притроньтесь к стене. Зеленоватый бархат это на самом деле неизвестный нам металл, распространяющий тепло. Но нагретый воздух так и оставался бы у стен, не будь специальных приспособлений. Их почти неприметная вибрация гонит теплый воздух от стен и согревает весь корабль.

Путешественники еще раз оглядели салон.

У карниза, под самым потолком, в двух углах они заметили какие-то малюсенькие аппараты.

— А это еще что такое? — спросил Дингвей.

— Тот аппарат, что слева, — питает воздух кислородом, правый же поглощает углекислый газ.

Макдональд безнадежно махнул рукой и отошел к стене.

— С кофе ничего не получается. Давайте выпьем вино, — предложил он, взяв за горлышко бутылку с «Бордо».

Путешественники, по очереди выпив вино с помощью мундштука, удобно «разлеглись» на воздушных ложах.

— Сегодня вы мои гости, — обратился ко всем Макдональд, — так как отдыхаете в моей кабине. Прошу прощения за некоторые неудобства, — пошутил он и, развязав ремень, тоже «прилег» у потолка. Дингвей невозмутимо висел вниз головой.

Камарели и Бриан плавно покачивались, Бриан даже вздремнул после плотного завтрака. А Камарели задумчиво смотрел в окно, за которым расстилалось небо. В темноте пылал солнечный шар, однако лучи его не рассеивали мглу. Вдали поблескивал огромный диск Земли, которому, Луна, словно прожектор, освещала дорогу в непроглядной тьме Вселенной.

Камарели мысленно унесся на Землю-этот челн радости и страданий, надежд и слез. Сейчас она стала далекой-далекой планетой… воспоминанием…

Вдруг земной шар пошатнулся и исчез в бездне, звезды превратились в светящиеся полосы. Камарели почувствовал резкий толчок, и в то же мгновение все четыре путешественника оказались на полу. Висевшая у потолка пустая бутылка упала на пол и разбилась вдребезги.

— Что случилось? Что происходит? — удивленно воскликнули делегаты, вскакивая на ноги.

— Мы обрели вес, — оживился Дингвей и твердым шагом прошелся по комнате.

Камарели бросился в кабину Каро. Когда он вернулся, взволнованные и удивленные делегаты засыпали его вопросами.

— Инженер Каро передает вам привет и просит через час пожаловать к нему на обед.

— Что произошло?

— Чем вызваны эти перемены?

— Чтобы текла вода, жарилось мясо и мы могли бы кушать в обычных условиях, Каро заставил раунит вращаться вокруг своей оси. Так что раунит сейчас уподобился маленькому астероиду.

— Но что вернуло нам вес? — спросил Макдональд.

— Вращение раунита.

— Каким образом?

— Посредством центробежной силы. Быстрое вращение корабля создало центробежную силу, воздействие которой мы испытываем сейчас как собственный вес.

— То есть стремимся оторваться от раунита и продолжить полет совершенно самостоятельно? — спросил Макдональд.

— Правильно. Поэтому мы и давим на пол так, будто хотим его проломить.

— Полная иллюзия земного тяготения! — изрек Бриан.

— Не случайно Эйнштейн доказывал, что между всемирным тяготением и силами инерции нет принципиальной разницы. [37]

Камарели не спалось. Держась за поручни (раунит уже не вращался вокруг своей оси); он прошел в салон.

Из того угла, где он стоял, земной шар уже не был виден, но зато звезды казались особенно близкими. Причем ни одна звезда не изменила своего обычного положения. А ведь раунит уже на несколько миллионов километров отдалился от Земли!

«Будто сидишь на балконе в Тбилиси и наблюдаешь за звездами, — подумал Камарели. — Вот Полярная звезда, напротив — пустое кресло — Кассиопея, вот ясная звезда, что так любит сиять над развалинами Нарикалы. А вот изгибающийся Скорпион, который словно норовит ударить ядовитым хвостом по макушке Мтацминда. Знакомая картина, обычная, „земная“…»

Камарели и вправду представил себя в Тбилиси. Неужто достаточно оглянуться, и в окне увидишь улицу?! А это? Глухо рокочут автомобили и приглушенно скрипят заворачивающие на другую улицу трамваи. Повеял коджорский ветерок… Да, да, до Камарели донесся терпкий аромат киндзы.

Теплая волна воспоминаний охватила душу Камарели. Он сомкнул веки. Казалось, стоит открыть их сейчас, как возникнут стреловидный кипарис и беседка в тени сирени. Камарели видится его маленький сад, балкон. Он открывает глаза…

Вокруг — черная бездна, усыпанная мириадами, звезд. Небо безбрежно, и лишь белый снежный обруч, как след прыжка оленя, окаймляет тело Вселенной. Знакомые северные звезды ласкают южные светила, из которых особенно выделяется красотой ослепительная звезда Южного Креста.

И где-то внизу, скрытая черным бархатным пологом ночи, жила Земля. Волновались моря, мягко синело небо, зрели хлеба, шумели сады… Где-то внизу, скрытая сенью ночи, ровно дышала любимая Грузия.

Каждый раз, когда он возвращался на родину, согретый братской любовью москвичей, ободренный успехами в работе, окрыленный мечтами, вид седых вершин Кавказских гор как-то по-новому радовал его сердце и наполнял детской радостью и неудержимым волнением.

И сейчас, отдаленный от родины на миллионы километров, хотя и чувствуя всем существом прелесть первозданной красоты Вселенной, он все же с радостью наблюдал за Землей и с нетерпением влюбленного искал на ее поверхности Грузию.

— Что призадумались, друг мой? — прервал его думы Каро.

Камарели обрадовался появлению марсианина.

— Меня пленил величественный пейзаж Вселенной, ответил он.

— Или тоска по родине? — тихо спросил Каро.

Камарели вздрогнул — он никак не мог привыкнуть к тому, что Каро читает в его душе, — но тут же овладел собой и, не поднимая глаз, произнес:

— Разве любовь к родине достойна осуждения?

— Я этого не говорил, — спокойно заметил Каро и, оттолкнувшись от пола, поплыл по воздуху к Камарели. — Однако, — продолжал он, — согласитесь, чувство родины, как и все на свете, зависит от времени и обстоятельств.

— Но какие бы перемены ни произошли сейчас, я все же остаюсь грузином.

— Оказывается, вы патриот, — пошутил Каро.

Наступила тишина.

Камарели смотрел на земной шар. Каро же устремил взгляд туда, где горел Марс, и тут Камарели поймал себя на мысли, что ни разу не подумал о приближающейся планете. Он все время не сводил глаз с Земли, и лишь теперь, когда посмотрел на окутанный красным пламенем Марс, он вспомнил о Геде.

— Пойдемте ко мне, — нарушил молчание Каро, — вы, кажется, впадаете в меланхолию.

— Напротив, множество впечатлений, разнообразие картин полностью завладели мной.

— У меня отдохнете.

По пути Каро подробно ознакомил Камарели с назначением некоторых аппаратов.

— Хотите увидеть Тбилиси?

— Каким образом? — радостно спросил Камарели.

— Посмотрите в это стекло.

Камарели вгляделся в окуляр телескопа и… его взору предстал Тбилиси. Вот два вагончика фуникулера ползут, словно два черных жучка, навстречу друг другу. По проспекту Руставели торопятся люди, бегут трамваи, автобусы — издали кажется, что движется сам проспект. Перед зданием оперы стоит группа ребят с красными галстуками. «Интересно, какая сейчас в Тбилиси погода? — подумал Камарели. — Многие одеты в белое. Какое же сегодня число?»

Вначале Камарели старался вести счет времени, однако на рауните не было смены дня и ночи, поэтому он скоро сбился. К тому же для сравнения времени на мчащемся со страшной скоростью корабле со временем на Земле нужно было прибегнуть к помощи теории Эйнштейна. Но сейчас Камарели было не до научных расчетов. Он жадно смотрел на Тбилиси.

Каро вскоре выключил телескоп.

— Разрешите ненадолго покинуть вас, я нужен у аппарата, — сказал он, побудьте пока в моей кабине.