Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира - Серов Андрей (библиотека книг TXT) 📗
Вот и сейчас — руины красиво подсвечены неверным дрожащим пламенем разведенных у стен костров. Некоторые горят странно, разноцветным искристым огнем с длинными трескучими выплесками — от таких стараюсь держаться подальше. В них жгут пластик, хотя о вреде подобного мы не устаем твердить, и в гуманитарных наборах есть топливные брикеты. Но живой огонь горючего пластика — часть местной культуры. Раньше на нем даже еду жарили, неудивительно, что они такие низенькие, часто болеют и мало живут…
Ничего, с этим мы тоже справимся.
Главное — начать.
9 сентября 206 года после ЕР
Как я был счастлив вчера, какие надежды питал…
Вчера у нас была впереди вечность. Сегодня эта вечность схлопнулась до жалких ста, ну, может быть — ста пятидесяти лет.
Данные об активизации планетарного ядра подтвердились, последние зимы неслучайно были такими теплыми. Дальше будет хуже. По предварительным прогнозам, не пройдет и ста лет, как температура в наиболее глубоких океанских впадинах превысит точку кипения воды. Антарктида продержится еще какое-то время, такое количество льда не растопить сразу даже всепланетарным чайником, но через двести лет вся вода нашей планеты перейдет в парообразное состояние.
Люди вымрут раньше…
Для предотвращения паники сегодняшнее заседание не транслировали в прямом эфире — редкий случай, мне бы сразу насторожиться, но я был слишком упоен вчерашним триумфом.
А все-таки жаль, что заседание не транслировалось — поведение представителей Совета могло бы послужить достойным примером. Не думаю, что кто-то из них был оповещен заранее и имел возможность подготовиться, но ошеломляющую новость мои коллеги встретили весьма достойно. Никакой паники или проявления бессмысленной агрессии, свойственной низшим формам. Никаких лишних слов. Два безукоризненно обоснованных и корректно поданных самоотвода — это уже потом, после доклада ведущего инженера, когда стали распределять места в «ковчегах». С самоотводами все присутствовавшие согласились так же немногословно — да и о чем тут спорить? Кто, как не сам человек, лучше всего способен оценить полезность своего персонального вклада в общее дело?
Перешли к обсуждению «ковчегов».
Проект, задуманный как научно-исследовательский, неожиданно обрел практическое значение. На сегодняшний день достроен лишь один из четырех кораблей. Тут я стал свидетелем отвратительнейшей сцены. Ответственный за кораблестроение коллега повел себя неподобающе, сначала подав необоснованный самоотвод, а потом, когда общественный референдум отказался его принять, окончательно потерял лицо. Он рыдал как плохо воспитанный ребенок и кричал, что никогда себе не простит и более не способен ничем руководить, если не предвидел подобного развития ситуации и не настоял на ускорении строительства. Медики увели бедолагу, но осадочек остался тяжелый.
Хорошо, что все это безобразие не видит Люсиль. Она со многими из моих коллег знакома и даже дружит — вот с этим, например, русским со странным именем Саныч. Как она сможет его уважать, если увидит таким — растрепанным, с выпученными глазами и растопыренным ртом? Я так и не понял, чего он хотел от меня, почему повысил голос? Почему вдруг убежал, махнув лопатообразной рукой.
Ко мне подошли после заседания, когда большинство разбежалось паковать вещи — экипажу и будущим пассажирам предлагалось переселиться в гостиницу рядом с доками.
Подошел тип в штатском, я его и раньше видел на заседаниях, все гадал, что за ведомство он представляет, слишком уж мундирно выглядел на нем даже самый цивильный пиджак. Он представился, я сказал, что очень приятно, и сразу же забыл его фамилию. Так и буду теперь его называть — тип в штатском.
Он сказал, что мне присвоено звание старшего лейтенанта и что в состав экипажа я включен на правах полноценного офицера, а не как остальные. Потому что я лучший в своей области, и штатский мне доверяет. По основной профессии я адаптационный психотренер, специализирующийся на катастрофах. Ценный кадр. Я молчал, и тип добавил, что пассажирский талон распространяется на всю мою семью.
— Можно глянуть весь список?
Штатский поморщился, но список дал. Я просмотрел его мельком, чтобы лишний раз убедиться. Меня интересовала лишь одна графа, одинаковая у всех. И теперь настала моя очередь морщиться.
В списке были одни лишь представители генетической элиты. Сплошные синие карты. Ладно бы красных или черных — таких я бы и сам забраковал, но ни одной желтой или белой, даже зеленой! Виват, евгеника…
Я отложил список и поднял на штатского взгляд — очень надеюсь, что взгляд этот был тяжелым.
— У меня есть одно условие. И оно не обсуждается…
22 сентября 206 года
Моим условием было присутствие на ковчеге быдла — в количестве достаточном для создания полноценного социума.
Конечно же, обсуждать пришлось.
Даже голос сорвал.
С десятого числа впервые выдались свободные полчаса — меня выставили из зала на том основании, что даже своим молчанием я влияю на коллег и не даю им высказываться откровенно. Спешу записать хоть что-то, пока в зале решается моя судьба.
Официальные СМИ молчат — прослушиваю новостную выжимку ежедневно. Но какие-то слухи уже просочились, Саныч ходил в город и говорит, что в продуктовых магазинах не протолкнуться, метут все подряд — верная примета. Какой-то чрезмерно активный, но не слишком умный энтузиаст пригнал экскаваторы и затеял рядом с кампусом рыть убежище. Смешно. Нынче не та катастрофа, которую можно пересидеть под землей, и тот, кто зароется глубже прочих, просто умрет немножечко раньше.
«Ковчеги» — единственный шанс.
Очень много нерешенных дел, а времени нет… что же они там так долго, зря я, что ли, голос сорвал, мне не надо единогласного, мне чуть более половины вполне… Они же умные люди, должны понимать, в разнообразии наш единственный шанс, евгенисты неправы в самой сути, деление на касты — тупик…
За две недели ни разу не был дома, спал урывками, на диванчике. Люсиль видел пару раз на планерках. Но подойти не удавалось — только обменяться улыбками издалека.
Земля горит под ногами…
Очень верное выражение. Понимаю, что физически ощущаться еще не должно — но чувствую, как прижигает пятки сквозь тонкие подошвы ботинок. Даже здесь, в прохладном коридоре у зала заседаний, где до земли шесть этажей…
Кажется, выходят.
Сворачиваюсь.
Надеюсь, вечером допишу…
31 сентября 206 года
Сентябрь кончился три минуты назад, но я развернул клавиатуру раньше, так что пусть будет все-таки сентябрь, только тридцать первое.
Хороший день для подведения итогов.
Тем более, есть чем похвастаться.
Я добился достаточного генетического разноцветья на борту. Четыре десятка зеленых и двадцать восемь желтых, пришлось остальным потесниться, а некоторым так и вообще сдать билет и дожидаться следующего рейса. Никогда не забуду их лиц…
Нет, они вели себя в высшей степени достойно — никто не унизился до личностных просьб или выражения персонализированного негатива в чей-либо адрес. Большая часть вызвалась добровольцами — сразу, как только Совет согласился с моими условиями и стало ясно, что планы придется менять. Но все равно — ужасно было видеть их улыбки и прощальные кивки, и даже осознание собственной правоты не спасало. Это так отвратительно — портить кому-то жизнь и доставлять лишние хлопоты, пусть даже и во имя великой цели.
Зато теперь с нами будет Саныч. Никогда бы не подумал, что у него желтая карта, такой здоровяк, а вот поди ж ты… Понятно, чего он тогда так разволновался.
И конечно, быдло.
Правда, исключительно белокарточные, тут я и сам не возражал — равноправие равноправием, но у нас просто физически не будет возможности создать на борту полноценный стационар по поддержанию жизни в хрониках. Я осмотрел наш медблок и понял, для чего часть криокамер оставлена пустыми. Самые тяжелые случаи куда проще заморозить и долечивать уже после того, как сумеем развернуть полноценный госпиталь.
