Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Алкин Юрий (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Слушая журчащую речь Эмиля, я думал о том, что он – самый близкий мне человек в этом замкнутом мире. Нас связывали не только проведенные вместе полгода. Да, «там» мы не были закадычными друзьями, но все же наше общение было достаточно тесным. Лекции Катру, веселые разговоры в кафетерии, бесчисленные попытки сдать экзамен – все это теперь сплеталось вместе, порождая то теплое чувство, которое испытываешь к старому другу. Ну а кроме того, он знал Мари. И хотя я не мог говорить с ним о ней, уже одно сознание того, что они знакомы, делало его ближе всех остальных людей, с которыми я мог общаться. «Хорошо бы, – думал я, – пойти вместе ко мне, забыть обо всем и всласть поболтать о былых временах. И о ней». В этот момент Эмиль упомянул мою книгу. И тут хитрый бес ткнул меня острым локотком куда-то в область печени. Это был превосходный предлог. Замирая от собственной идеи, я быстро стрельнул глазами по сторонам. Мы находились недалеко от моего жилища. Поблизости никого не было. И я решился.
– А хочешь, я тебе почитаю свои наброски? – спросил я, стараясь не менять тона.
Он посмотрел на меня вполоборота. Мне показалось, что на его лице мелькнула понимающая полуулыбка.
– А ты уверен, что это удобно? – спросил он.
– Конечно, – ответил я, поддерживая игру.
– Ну пошли, – сказал Эмиль.
Через минуту мы были у меня. Опустившись в мягкие кресла, мы некоторое время по инерции продолжали обсуждать новости. Затем я решил брать быка за рога и предложил, указывая на дверь в спальню:
– Может, пройдем туда? Там и почитаем.
На лице Эмиля возникло какое-то то ли виноватое, то ли удивленное выражение. Он посмотрел на меня, затем на дверь, потом опять на меня.
– Но ведь туда нельзя, – ответил он наконец.
Я поджал губы. Разумеется, поход в чужую внутреннюю комнату являлся серьезным нарушением приличий, но ведь это был единственный способ поговорить, не опасаясь свидетелей. «А может, он не знает о том, что там нет камер?» – неожиданно подумал я и сказал, делая ударение на последние слова:
– Там читать гораздо удобнее, поверь мне.
– Но ведь туда нельзя, – повторил он, глядя на меня с этим неопределенным выражением.
– Ты не понимаешь, – сделал я последнюю попытку. – Там разговор будет иным.
Он как-то растерянно поморгал. И как заведенный повторил:
– Но туда ведь нельзя.
Я не стал спорить. Он был абсолютно прав. И все-таки я так надеялся на то, что он пойдет. Мой план рушился на глазах, однако же из какого-то непонятного упрямства я все надеялся поговорить не с Десятым, а с Эмилем. Я уже понял, что никакой откровенной беседы у нас не получится, но все равно пытался вытянуть из него хоть одно слово, напоминающее о прежней жизни. Эта была странная, нелепая атрофия воли, действие во имя действия. Я шел на поводу у собственного желания, отлично сознавая, что подвергаю себя риску. Пока эти мысли проносились в моей голове, повисла неловкая пауза.
– А о чем твоя новая книга? – спросил Эмиль, нарушая ее.
И лукавый бес опять тихо толкнул меня в бок. Чувствуя, что совершаю невероятную глупость, я наклонился к Эмилю и тихо сказал:
– О Париже.
Он удивленно взглянул на меня и недоуменно повторил:
– О Париже?
Я кивнул, довольный своей выдумкой. Разве писатель не имеет права выдумывать новые слова? Вот я и придумал отличное словечко. Теперь, дорогой Эмиль, пришла твоя очередь показать, что ты помнишь тот старый добрый мир. В конце концов, что за упрямство? Давай, скажи хоть одно слово, и я отстану от тебя… Улыбка осталась на его лице как приклеенная.
– А что такое Париж? – медленно спросил.
И тут мне вдруг стало не по себе. На меня будто дохнуло ледяным холодом посреди жаркого летнего дня. Не Эмиль сидел напротив меня. Нет, это Десятый, вечно живущий и спокойный, непонимающе смотрел мне в глаза. Странные слова произносил его давний знакомый Пятый, и вот он сидел, вглядывался и пытался понять, что за блажь взбрела в голову его собеседнику. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Затем я поднялся и сказал:
– Париж – это просто моя выдумка. Секция, которой не существует. Мне казалось, что я говорил тебе об этом раньше.
Он неловко улыбнулся.
– Нет, я никогда не слышал этого слова. Хотя оно мне нравится.
– Знаешь, мне, пожалуй, не стоит пока читать тебе эту книгу, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Ведь это еще черновик. И я даже не дошел еще до описания Парижа.
– Тебе виднее, – легко согласился он. И вдруг заторопился. – Пойду посмотрю, что у нас сегодня на обед. Хочешь взглянуть?
– Нет, спасибо, – грустно ответил я, – у меня сегодня был поздний завтрак.
– Тогда до встречи, – весело попрощался Эмиль и ушел.
И я остался один.
Вся нелепость этого безрассудного шага стала мне теперь очевидна. Если наш разговор был замечен, я рисковал остаться без единого сантима. И все ради чего? Ради того, чтобы заставить Эмиля совершить такую же глупость и на мгновение сдвинуть маску? Что за блажь взбрела мне в голову? Хорошо хоть, на нас никто не смотрел, иначе мои поползновения были бы пресечены в самом начале. И ведь я просто рисковал всем, ради чего полгода отказывался от нормальной жизни!
Никогда еще я не был так зол на себя. Остаток дня я провел в своей комнате, не рискуя показываться на свет в таком состоянии. Я боялся, что мое раздражение будет слишком заметным. И это несмотря на защитную броню, которой я уже успел обзавестись в этом заведении.
Ночью мне привиделся возникший посреди комнаты Тесье. Держа руки по швам и неестественно качаясь из стороны в сторону, будто воздушный шарик на ветру, он грозно гудел:
– Пятый, проснитесь! Пятый, проснитесь!
– Отстань, зануда, – отмахнулся я, ощущая ту непривычную смелость, которая часто сопутствует нам во сне.
Но он не отставал, а лишь продолжал свое угрожающее бормотание. Затем он вдруг склонился ко мне, заслонил своим холеным лицом всю комнату и рявкнул:
– Да проснитесь же!
И я действительно проснулся. В моей сонной голове стоял невообразимый шум. Там кто-то громко и со вкусом ругался.
– Спит, мерзавец! – восклицал голос. – Он, видите ли, спит!
Дальше последовало смачное ругательство. Страдальчески морщась и протирая глаза, я пытался понять, что происходит. Наконец, восстановив некоторую способность мыслить, я с удивлением узнал голос Тесье. Вальяжный, аристократичный психолог бушевал, словно грузчик. Тараща глаза в темноту и продолжая слушать этот концерт, я добрался до стола, на ощупь нажал кнопку микрофона и недовольно осведомился:
– В чем дело?
Концерт тут же прекратился.
– Здравствуйте, Пятый, – произнес Тесье после недолгой паузы. Теперь он был сама любезность. – Мы вас не сильно потревожили?
Я ничего не понимал, но не считал нужным скрывать свое недовольство.
– Несильно? Да вы мне своими криками обеспечили на завтра головную боль.
– Ой, простите, пожалуйста, – вкрадчиво сказал он. – Так вы спали?
– Конечно спал, – хмуро ответил я. – Что еще я должен делать посреди ночи?
– Например, обдумывать очередную провокацию, – сказал он тем же елейным тоном.
– Какую еще провокацию? – начал было я и осекся.
– Очередную, – вкрадчиво повторил Тесье.
Только теперь я понял, чем был вызван этот ночной подъем. Они знали о моем идиотском поступке! Я изо всех сил закусил губу. Доигрался, умник?! Как теперь быть? Понимая, что молчать нельзя, я медленно произнес, старательно подбирая слова:
– Нет, я действительно спал и ничего не обдумывал.
Мозг лихорадочно работал. Что именно им известно?
В какой момент кто-то из них взглянул на экран? Запираться было бесполезно и даже опасно, но я боялся сказать что-нибудь, что могло дать им дополнительную информацию. Однако Тесье разом ответил на все вопросы:
– Мы тоже считаем, что настойчивого приглашения в спальню и игры со словом «Париж» более чем достаточно. Для того чтобы разорвать контракт, большего и не требуется.
