Арктический мост - Казанцев Александр Петрович (читать хорошую книгу txt) 📗
Столько лет! Столько лет! Как много перемен... и в то же время как много осталось прежнего. Вон рикша вынырнул из-под самого автомобиля. Рикша на велосипеде... Когда-то она не обратила бы на него внимания, а теперь все японское бросается в глаза. А вот и императорский дворец, сейчас надо свернуть налево. Как сжимается сердце! Все незнакомые лица. Много мужчин в европейском платье. У женщин модные прически, но все же большинство в кимоно.
Центральный почтамт! Теперь уже совсем близко. Здесь она бегала девочкой... Однажды вон туда, на середину улицы, закатился ее мячик. Его принес полицейский. Она благодарила полицейского и сделала по-европейски книксен.
А потом возненавидела его. Возненавидела за то, что он так грубо схватил маленькую, хрупкую женщину, которая шла впереди всех с флагом.
Автомобиль повернул направо и въехал в ворота сада. Через несколько секунд он остановился у подъезда богатого особняка.
Девушка легко выскочила из машины. Европейское платье делало ее особенно миниатюрной и изящной. При виде ее стоявшая на крыльце женщина подняла вверх руки. Девушка хотела броситься к ней, но женщина скрылась в доме.
Взбежав на ступеньки, девушка остановилась. Рука, прижатая к груди, чувствовала удары сердца. Она не ошиблась - вот знакомые шаги. Он, всегда такой занятый, ждал ее.
Может быть, он стоял у окна в своем кабинете, чтобы видеть улицу.
В дверях показался пожилой человек. Закинутая голова с коротко остриженными волосами и гордая осанка совсем не вязались с его маленьким ростом. Девушка вскрикнула и бросилась ему на шею.
- Кими-тян! Моя маленькая Кими-тян... Как долго я ждал тебя!
Отец обнял ее и, взяв за тоненькие плечи, повел в дом.
Девушка оглядела знакомую с детства комнату европейской половины дома и вдруг увидела ползущую к ней по полу женщину.
- Фуса-тян! Встань скорей! - девушка бросилась вперед и подняла женщину. - Фусатян, милая! Ты приветствуешь меня, как гостямужчину.
Отец снова взял девушку за плечи и повел ее во внутренние комнаты. Они прошли по роскошным, убранным в европейском стиле залам и гостиным. Японскими здесь были только картины, но и те лишь современных художников. Это сразу бросалось в глаза. Нигде не видно было священной горы Фудзи-сан: художники теперь избегали этой традиционнонародной темы как штампа.
Кими-тян всплеснула руками.
- Дома! Ой, дома! - она присела, как Делала это маленькой девочкой. Дома! Ой, совсем дома!
И она принялась целовать знакомые предметы, гладила рукой лакированное дерево ширмы, прижималась щекой к старой, склеенной статуэтке.
Отец стоял, скрестив руки на животе, а его аккуратно подстриженные усы вздрагивали.
Незаметно он провел по ним пальцем.
Потом Кими-тян встала, подошла к отцу и припала к его плечу.
- А мама... мама... - тихо всхлипнула она.
Отец привлек дочь к груди и стал быстробыстро гладить ее гладкие, нежно пахнущие волосы.
Наконец Кими-тян выпрямилась.
- Ну, вот... а я плачу, - сказала она слабым голосом, стараясь улыбнуться.
Они пошли дальше. На полу теперь были циновки. Отец отодвинул ширму, отчего комната стала вдвое больше, и сел на пол.
- Окажи благодеяние, садись, моя маленькая Кими-тян. Или, может быть, ты сначала хочешь надеть кимоно, чтобы почувствовать себя совсем на родине?
- Ах, нет! Я дома, дома... Я тоже попробую сесть, только я разучилась. Это смешно, не правда ли? Так совсем не сидят в Париже, а костюмы там носят такие же, как на тебе. Как постарела Фуса-тян! Она ведь, правда, хорошая? Ты стал знаменитым доктором? Сколько теперь ты принимаешь больных? А как перестроили дом напротив! Его не узнать. Кто теперь в нем живет? Почему никто не лаял, когда я въезжала? Неужели Тоби-сан умер?
- Конечно. Собаки не живут так долго. Ведь сколько прошло лет. Все волнует тебя. Как высоко вздымается твоя грудь! Так дыши глубже розовым воздухом страны Ямато. Я вижу, что ты не забыла здесь ничего и никого.
- Никого, никого!
И вдруг Кими-тян опустила свои миндалевидные глаза, стала теребить соломинку, торчавшую из циновки.
Отец улыбнулся.
- Я знал, знал. Мы все ждали и встречали тебя. Он лишь не посмел стеснять нас в первые минуты встречи.
Японец хлопнул в ладоши. Отодвинулась еще одна фусума, и за ней показалась женщина с черным лоснящимся валиком волос на голове.
- Передай господину Муцикава, что госпожа О'Кими ждет его...
- Муци-тян, - тихо прошептала девушка.
Отец поднялся навстречу молодому японцу в широком керимоне и роговых очках, появившемуся из-за отодвинутой ширмы.
О'Кими порывисто вскочила. Она не смела поднять глаза.
Муцикава еще издали склонил голову, произнося слова приветствия.
О'Кими протянула ему свою крохотную руку. Он сжал ее обеими руками.
- Усуда-сан мог бы выгнать меня. Я жду вас со вчерашнего вечера, сказал он.
- Вчера вечером? - девушка подняла глаза. - Тогда я еще не села в поезд... А почему вы носите очки?
- Японцы, японцы... - заметил улыбающийся У суда. - Они слишком часто бывают близорукими.
- О, так, Усуда-сударь, - почтительно отозвался молодой человек. - О, Кими-тян... Мне можно вас так называть? Извините, я так понимаю вас, понимаю, как вы стремились из чужих, далеких краев на родину, чтобы остаться здесь навсегда.
- О, не совсем, не совсем так, - сказал Усуда. - Конечно, я не хочу, чтобы моя маленькая Кими-тян рассталась с родиной, но еще больше не хочу, чтобы она расставалась теперь со мной.
- Позвольте спросить вас, Усуда-си. Разве вы предполагаете уехать отсюда?
- О, не пугайся, мой мальчик! Выставка в Нью-Йорке откроется только через несколько месяцев. Однако я пройду в сад. Я велел вынести туда стол, чтобы наша Кими-тян могла дышать запахом вишен.
- Да, да, вишни, вишни, - тихо повторила девушка.
Усуда вышел, украдкой взглянув на смущенных молодых людей.
Они стояли друг против друга и неловко молчали.
- Вы совсем стали европейкой, - робко начал Муцикава.
- Правда говорят, что вы храбрый? Вы - летчик?
Муцикава кивнул.
- Но это совсем не храбрость; это профессия, извините.
- Вы всегда были храбрым. Вы дразнили даже полицейских. Помните, как вы забросили мой мяч на середину улицы, прямо к ногам полицейского?
- Я тогда убежал, не помня себя от страха.
Молодые люди оживились. Они стали вспоминать свое детство.
Когда Кими-тян не смотрела на Муцикаву, она чувствовала себя свободно; но стоило ей лишь бросить взгляд на эту незнакомую ей фигуру взрослого японца с постоянно опущенной, как бы в полупоклоне головой, и она не могла побороть в себе неприятного чувства стеснения.
Разговор быстро иссяк вместе с воспоминаниями.
Почему же так долго не идет отец? Ей хотелось побыть сейчас с ним.
- Вы хотите посмотреть последние парижские журналы? Там много интересного о ньюйоркской выставке реконструкции мира. Подождите, я сейчас принесу.
Когда она снова вошла в комнату, Усуда уже вернулся и вполголоса разговаривал с почтительно склонившим перед ним голову Муцикавой.
- Вот, - протянула Кими-тян журнал. - Отец, тебе, наверное, тоже интересно, что мы с тобой увидим в Нью-Йорке. Дом-куб, который будет стоять и качаться на одном ребре. В нем, говорят, будет установлен огромный волчок.
Усуда подошел к дочери и посмотрел через ее плечо.
- Сколько в ней жизни! Не правда ли, Муци-тян?
- О да, Усуда-си!
- А вот еще! Смотрите. Это русские покажут в своем павильоне. Это даже интереснее, чем дом-куб. Вы видели, Муци-тян?
- Ах, мост через Северный полюс? - протянул Усуда. - Многие газеты пишут об этом проекте.
Муцикава нахмурился.
- Я так думаю,- сказал он.- Американцы, конечно, ухватятся за эту возможность сближения с Европой.
О'Кими быстро взглянула на молодого японца.
- Это сооружение имеет большое значение, мой мальчик, - сказал Усуда. - Меня лично оно интересовало бы прежде всего с коммерческой стороны. И, честное слово, я вложил бы в него деньги.
