Дорога славы - Хайнлайн Роберт Энсон (читать хорошую книгу TXT) 📗

— Ты имеешь в виду то, как ею занимаются здесь. Фью! «Слишком хорошо для простых людей!»

— Нет, я НЕ имею в виду то, как здесь ею заниматься. Она заговорила по-английски:

— Как я ни люблю наших здешних друзей, но культура эта — варварская и искусства их — варварские. Нет, в своем роде здесь хорошее искусство, очень хорошее; у них честный подход. Но если нам удастся выжить, после того как нашим заботам придет конец, я хочу, чтобы вы попутешествовали по Вселенной. Вы увидите, что я имела в виду.

Она встала, собрав простыню в подобие тоги.

— Я рада, что вы довольны, мой Герой. Я горжусь вами. Я полежал еще немножко, обдумывая все, что она сказала. «Высочайшее искусство» — а там, дома, мы его даже не изучали, не говоря уже о том, чтобы сделать какую-нибудь попытку его преподавания. На балет уходят многие годы. Да и, например, петь в Мет  [55] не нанимают только из-за одного громкого голоса.

Почему «любовь» должна классифицироваться как «инстинкт»? Конечно, аппетит к сексу — это инстинкт — но разве обычный аппетит сделал какого-нибудь обжору гурманом, любую кухарку Кордо Блё  [56]? Черт возьми, да чтобы стать даже кухаркой, надо же УЧИТЬСЯ.

Я вышел из парной, насвистывая «Все лучшее в жизни дается бесплатно». Потом вдруг оборвал песню, ощутив внезапную жалость ко всем своим бедным, несчастным соотечественникам, лишенным своего кровного права самым громадным надувательством в истории.

В миле от дома Доралец пожелал нам доброго пути, обняв меня, поцеловав Стар и взъерошив ей волосы; потом он и весь его эскорт обнажили оружие и отдавали нам честь, пока мы не скрылись за следующим подъемом. Мы со Стар правили колено в колено, а Руфо храпел позади нас.

Я посмотрел на нее; уголок ее рта дергался. Она поймала мой взгляд и благовоспитанно сказала:

— Доброе утро, милорд.

— Доброе утро, миледи. Хорошо ли вы почивали?

— Очень хорошо. Благодарю вас, милорд. А вы?

— Тоже хорошо. Спасибо.

— Вот как? «Что за странная штука, которую собака сделала ночью?»

— «Собака ничего не сделала ночью, вот в чем странная штука», — ответил я с невозмутимым видом.

— В самом деле? Такая-то веселая собака? А кто тогда был тот рыцарь, которого я в прошлый раз видела с леди?

Внезапно она ухмыльнулась, шлепнула меня по бедру и завопила партию хора из «Дочери Рейли». Вита Бревис  [57] зафыркала; Арс Лонга навострила уши и укоризненно оглянулась.

— Кончай, — сказал я, — ты шокируешь лошадей.

— Они не лошади, и шокировать их нельзя. Вы видели, как они это делают, милорд? Невзирая на все свои ноги? Сначала…

— Придержи язык! Раз уж сама не леди, так хоть Арс Лонга пожалей.

— Я же предупреждала, что я шлюха. Сначала она залезает на…

— Видел я это. Мьюри показалось, что меня это позабавит. Вместо этого у меня возник комплекс неполноценности, который не исчезал весь день.

— Осмелюсь не поверить, что это продолжалось ВЕСЬ день, милорд Герой. Давайте тогда споем о Рейли. Вы начинаете, я подхватываю.

— Ну — не слишком громко, мы разбудим Руфо.

— Только не его, он забальзамирован.

— Значит, ты разбудишь меня, что еще хуже. Стар, дорогая, когда и где был Руфо гробовщиком? И как он перебрался из того в это дело? Его с позором выкинули из города? Она была озадачена.

— Гробовщиком? Руфо? Только не Руфо.

— Он очень подробно рассказывал.

— Вот как? Милорд, у Руфо много недостатков. Но говорить правду не входит в их число. Более того, у нашего народа нет гробовщиков.

— Нет? Так что же вы делаете с остающимися трупами? Нельзя же оставлять их загромождать гостиную. Неаккуратно.

— Я тоже так считаю. Но наш народ именно так и поступает: хранит их в гостиных. Во всяком случае, несколько лет. Сверхсентиментальная традиция, но мы — сентиментальный народ. Мы иногда переходим через край. Одна из моих двоюродных бабушек держала в своей спальне всех своих бывших мужей — теснотища ужасная, и к тому же скука, потому что она все время говорила о них, повторяясь и преувеличивая. Я перестала ходить к ней.

— Ну и ну. Она вытирала с них пыль?

— О, да. Она была усердной домохозяйкой.

— Э-э… сколько их там было?

— Семь или восемь, я их не считала.

— Понятно. Стар, в вашей семье есть кровь черных вдов?

— Что? О! Но, дорогой, кровь черных вдов есть в каждой женщине. — Она показала ямочки и потрепала меня по колену. — Однако бабушка их не убивала. Поверьте мне. Герой мой, женщины в моей семье слишком любят своих мужчин, чтобы попусту их тратить. Нет, ей просто нипочем не хотелось расставаться с ними. Я считаю это ребячеством. Надо смотреть вперед, а не назад.

— «И пусть мертвое прошлое само хоронит своих мертвецов». Слушай, если у твоего народа принято держать мертвецов дома, у вас должны быть гробовщики. Или хотя бы бальзамировщики. Иначе разве воздух не портится?

— Бальзамировать? О, нет! Можно просто поместить их в стазис, как только удостоверишься, что смерть пришла. Или приходит. Это может делать любой школьник. — Она добавила: — Наверное, я возвела напраслину на Руфо. Он провел много времени на вашей Земле — он любит это место, оно его зачаровывает, и может, он пробовал заниматься похоронными делами. Но мне кажется, что это слишком прямое и честное занятие, чтобы привлечь его.

— Ты мне так и не сказала, как же все-таки ваш народ в конце концов поступает с трупом.

— Во всяком случае, не хоронят. Это бы шокировало их до безумия. — Стар поежилась. — Даже меня, а уж я-то попутешествовала по Вселенным и научилась спокойно относиться почти к любому обычаю.

— Так что же?

— Примерно, как вы сделали с Игли. Применяют геометрическую вероятность и сплавляют его.

— А… Стар, куда делся Игли?

— Мне не догадаться, милорд. У меня не было возможности это высчитать. Может быть, те, кто делал его, и знают. Но я думаю, что они были еще больше застигнуты врасплох, чем я.

— Наверное, я туп. Стар Ты толкуешь о геометрии; Джоко назвал меня «математиком». Но я делал то, что было навязано мне обстоятельствами; я этого не понимал.

— Навязано Игли, вам следовало бы сказать, милорд Герой. Что получается, если подвергнуть какую-нибудь массу невыносимому давление, такому, что она не может оставаться там, где находится? Причем, не оставив ей ни одного пути отхода? Это задача для школьников по метафизической геометрии и древнейший прото-парадокс, касающийся непреодолимой силы и несдвигаемого тела. Масса эта охлопывается. Она выдавливается из своего мира в какой-то другой. Это часто именно тот способ, которым люди какой-либо Вселенной открывают Вселенные — но чаще всего таким ж. катастрофическим образом, какой вы навязали Игли; могут понадобиться тысячелетия, прежде чем они могут взять его под контроль. Долгое время это явление может кружить на периферии в качестве «магии», иногда срабатывая, иногда нет, иногда отражаясь на самом маге.

— И вы это называете математикой?

— А как же еще?

— Я бы назвал это колдовством.

— Да, безусловно. Как я сказала Джоко, у вас природный гений. Вы могли бы стать великим чародеем. Я с неловкостью пожал плечами.

— Я не верю в волшебство.

— Я тоже, — ответила она, — в вашем смысле. Я верю в то, что есть.

— Вот это я и хотел сказать. Стар. Не верю я во всякие фокусы-покусы. То, что случилось с Игли, — я имею в виду, «что, по-видимому, случилось с Игли» — не могло случиться, потому что это явилось бы нарушением закона сохранения массы-энергии. Должно быть какое-то другое объяснение.

Она вежливо промолчала.

Поэтому я выдвинул на прямую наводку надежный здравый смысл невежества и предрассудков.

— Знаешь, Стар, я не собираюсь верить в невозможное только потому, что я при этом присутствовал. Закон природы — это закон природы. Ты должна это признать.