Миры Роджера Желязны. Том 13 - Желязны Роджер Джозеф (библиотека книг txt) 📗
Я должен был изучить нижние склоны; фигурально говоря, пощупать подол ее юбки, прежде чем представлять друзьям. Говорят, что только безумец ходит в горы в одиночку, но ведь и прозвище они мне дали не просто так.
На моих фотографиях северный склон выглядел довольно многообещающим.
Я посадил взятый напрокат флайер так близко к подножию, как только мог, запер его и, взвалив на плечи рюкзак, двинулся в путь.
Горы поднимались слева и справа от меня, горы были сзади, черные, как смертный грех, в отступающем предрассветном сумраке. А впереди была даже не гора — длинный пологий склон, который тянулся в бесконечную высь. Яркие звезды светили над головой и холодный ветер бил в лицо, пока я шел вверх. Прямо передо мной, однако, не было звезд, а только чернота. В тысячный раз я задумался о том, сколько может весить такая гора. Это меня всегда интересовало.
На небе ни облачка. Полная тишина, которую нарушал только скрежет моих башмаков по камню. Очки болтались у меня на шее. Руки в перчатках вспотели. На Диселе мой рюкзак и я вместе весили, наверное, столько же, сколько я один на Земле, — и это меня очень радовало. Воздух при вдохе жег горло, а при выдохе расходился облачком пара. Я отсчитал тысячу шагов и, посмотрев назад, не смог разглядеть флайер. Отсчитал еще тысячу, взглянул вверх и увидел, что некоторые звезды уже погасли. Примерно через час мне пришлось надеть очки. К этому времени я уже видел дорогу. Ветер, казалось, крепчал.
Она была такой огромной, что я никак не мог окинуть ее взглядом. Я крутил головой, все больше отклоняясь назад. Вершины я не видел — слишком высоко в небо она уходила. На миг у меня возникло невероятное ощущение, что я стою наверху и смотрю вниз.
Еще два часа подъема, и я остановился перекусить. Это была прогулка, а не скалолазанье. Механически глотая куски, я раздумывал о том, как могла возникнуть Серая Сестра. Недалеко от нее, в часе полета, находилось несколько вершин, достигавших десяти — двенадцати миль, а на другом континенте — пик Бурка, высотой в пятнадцать миль, но их и сравнивать нельзя было с Серой Сестрой. Меньшее тяготение? Строение планеты? Я не знал. Интересно, что скажут Док, Келли и Малларди, когда увидят ее.
Однако мое дело — взбираться на горы, а не размышлять, как они появились на свет.
Я снова посмотрел вверх и узрел несколько облаков, частично закрывавших от меня Серую Сестру. Судя по фотографиям, которые я сделал с флайера, когда летал с Генри, у меня впереди был еще десяток или даже дюжина легких миль. Как подъем на большой холм. Наверняка здесь удалось бы выбрать несколько подходящих маршрутов. Я даже подумал, что все может быть гораздо проще, чем мне казалось сначала.
Эти мысли меня слегка взбодрили, и, запаковав свое хозяйство, я отправился дальше, предчувствуя хороший день.
Так и вышло. К полудню я набрел на что-то напоминающее тропу. Продолжительность дня на Диселе около девяти часов, и большую часть этого времени я провел в движении. Тропа оказалась такой удобной, что я шел по ней еще несколько часов после захода солнца и успел подняться на приличную высоту. К этому времени мне уже пришлось воспользоваться дыхательным оборудованием и включить обогрев костюма.
Звезды походили на большие блистающие цветы, путь был легким, ночь казалась дружественной. Я вышел на широкий плоский участок и разбил лагерь под выступом скалы.
Там я провел ночь, и мне снились снежные женщины, груди которых походили на Альпы, розовые в лучах восходящего солнца; и они пели мне, как ветер, и смеялись, а глаза их напоминали льдинки. Они убежали от меня по полю облаков.
На следующий день я поднялся еще выше. Тропа начала сужаться, местами она пропадала совсем, но вскоре появлялась снова. До сих пор идти вверх было легко и удобно. Тропинка шла все круче, но я по-прежнему мог спокойно продвигаться по ней. Мне удалось быстро пробежать по зигзагообразному пологому подъему и взобраться по широкой трубе. Ветер усиливался, и, если подъем станет сложнее, у меня возникнут серьезные проблемы. Теперь я уже все время дышал через респиратор и чувствовал себя пока что превосходно.
Я видел все далеко впереди. Подо мной лежали бесчисленные горы, как барханы в пустыне. Около вершин возникли ореолы горячих потоков воздуха. На востоке сверкало озеро Эмерик, темное и блестящее, как носок начищенного ботинка. Я прошел совсем рядом с выступающей скалой и оказался перед гигантской лестницей длиной по меньшей мере в тысячу футов. Поднявшись на последнюю ступеньку, я столкнулся с первым серьезным препятствием: гладкий, почти вертикальный участок скалы, высотой примерно в восемьдесят пять футов.
Обойти его было невозможно; пришлось лезть наверх. У меня ушло на это меньше часа, зато дальше опять стало полегче. Но тут меня атаковали тучи. Хотя подъем был совсем несложным, туман сильно мешал и тормозил мое движение вперед. Я хотел выбраться из облачной зоны еще до захода солнца, поэтому решил не останавливаться для еды.
Но тучи все не кончались. Я поднялся еще на тысячу футов, но плотная пелена тумана все еще окружала меня. Где-то внизу послышались раскаты грома. Вскоре, однако, туман начал рассеиваться, и я продолжил подъем.
Тут я решил взобраться вдоль трубы, конец которой едва мог различить; поэтому она показалась мне намного короче, чем зазубренный полумесяц другого разлома, черневшего слева. Это была ошибка.
Влажность там оказалась гораздо выше, чем я предполагал. И стены были скользкими. Но я упрямо сражался со скользившими башмаками и мокрыми стенками трубы до тех пор, пока, по моим расчетам, мне не осталось преодолеть около трети пути. К этому времени я уже изрядно выдохся.
Тут только я сообразил, что серьезно влип. То, что я считал концом трубы, вовсе не было таковым. Я прополз еще футов пятнадцать и понял, что лучше бы мне этого не делать. Вокруг начал клубиться туман, и я моментально промок. Я боялся спускаться вниз и боялся подниматься вверх — но не торчать же на одном месте вечно!
Если вы когда-нибудь услышите от человека, что он полз как улитка, не ругайте его за банальность сравнения. Отнеситесь к нему с состраданием и симпатией.
Я полз как улитка, вслепую, по бесконечной скользкой трубе. Если бы мои волосы, когда я только влезал в эту проклятущую дыру, уже не были седыми… Наконец я выбрался из тумана и увидел впереди клок яркого и недружелюбного неба, на которое решил пока не обижаться. Я стремился к нему из последних сил и, наконец, попал куда хотел.
Как только я вылез из трубы, то заметил футах в десяти выше небольшой уступ. Я взобрался на него и растянулся на камне. Мои мышцы дрожали от напряжения, и я заставил себя расслабиться. Выпил воды, съел немного шоколада и еще раз напился.
Минут через десять я встал. Землю уже не различить — только мягкая белая хлопковая верхушка облачного покрова колебалась подо мной. Я посмотрел вверх.
Поразительно. Вершины по-прежнему не было видно. И если не считать пары нелегких отрезков пути — таких, как последний, — идти было не трудней, чем по обычной лестнице. Теперь, однако, подъем становился сложнее. Впрочем, за этим я и лез сюда — для проверки самых опасных участков.
Я приготовил ледоруб и продолжил восхождение.
Весь следующий день я медленно продвигался вперед, не рискуя понапрасну; я периодически отдыхал, составлял карты и делал многочисленные фотографии. Дважды крутизна склона уменьшалась, и мне удалось в хорошем темпе одолеть семь тысяч футов. Теперь я был уже выше Эвереста и продолжал подниматься. Однако здесь появились места, где мне приходилось ползти, и участки, где понадобились веревки; иногда приходилось пользоваться пневматическим пистолетом, чтобы вбить крюк. (Если у вас возник вопрос, почему я не вспомнил о пистолете в трубе, — причин тут несколько: у меня могли лопнуть барабанные перепонки, я мог сломать ребро, ногу или просто свернуть себе шею.)
Перед самым закатом я оказался у длинного пологого подъема. Тут наступил момент разногласий с моим вторым, более осторожным «я». В записке Генри было сказано, что я вернусь через неделю. Заканчивался мой третий день в горах; мне хотелось подняться как можно выше и начать спуск на пятый день. Если я пойду по этому маршруту, то смогу одолеть еще тысяч сорок футов. А дальше, в зависимости от условий, у меня оставались шансы пятьдесят на пятьдесят достигнуть десятимильной отметки — прежде чем придется повернуть назад. Тогда я смогу лучше представить, что нас ждет на самом верху.
