Немезида (пер. А. Андреева) - Азимов Айзек (мир книг TXT) 📗

Быть может, такие мысли иногда и приходили в голову Генарру, но тогда Юджиния была целиком поглощена уже не только работой, но и воспитанием маленькой дочери, и у Генарра не хватило решимости вторгаться непрошеным гостем в их семью. Вскоре Генарра отправили на Эритро, и восстановление дружеских отношений стало невозможным. Время от времени Генарр проводил отпуск на Роторе, но здесь он уже не чувствовал себя своим человеком, а с немногими оставшимися там друзьями поддерживал лишь прохладные отношения.

Юджиния прилетала вместе с дочерью. Генарр не помнил, а может, никогда и не знал ее имени. Конечно, он ни разу не видел ее. Ей сейчас, должно быть, около пятнадцати; Генарр не без волнения подумал, что она, наверно, похожа на свою мать в молодости. Генарр посмотрел в окно кабинета. Он настолько привык к станции, что уже не способен был оценить ее критически. Станция была домом (да и то временным) только для рабочих и ученых — мужчин и женщин; детей здесь никогда не было. Рабочие подписывали контракт на несколько недель или месяцев; иногда они возвращались, продлив его, но чаще оставались на Роторе. Кроме Генарра на Эритро постоянно жили только четыре человека, по тем или иным причинам предпочитавшие станцию. Никто из обитателей станции не гордился своим жилищем. В силу необходимости там поддерживались чистота и порядок, но все помещения, в том числе и жилые, имели казенный вид. Здесь царили геометрически правильные формы. Везде ощущалось отсутствие свойственного постоянным жилищам некоторого беспорядка, по которому можно судить о характере и наклонностях владельца.

Впрочем, к Генарру это не относилось. Порядок в его комнате и на его столе вполне соответствовал прямолинейности и бескомпромиссности хозяина. Возможно, в этом крылась еще одна причина, по которой Генарр считал своим настоящим домом Эритро: ограниченность геометрических форм станции хорошо сочеталась с внутренним миром Генарра. А как к этому отнесется Юджиния Инсигна? (Генарр был втайне доволен, что она снова взяла девичью фамилию.) Если она осталась такой же, какой была в годы их дружбы, она должна испытывать особое удовольствие от беспорядка, от разных безделушек — и это несмотря на то, что была хорошим астрономом.

А может быть, она изменилась? Вообще меняются ли люди с возрастом?

Возможно, на нее повлиял уход Крайла Фишера… Генарр слегка потер виски, которые особенно заметно поседели, и решил, что все эти гадания — бесполезная трата времени. Скоро он увидит Юджинию: он заранее распорядился, чтобы ее привели к нему сразу же после посадки корабля.

А может быть, следовало самому встретить Юджинию? Такая мысль приходила ему в голову уже не первый раз. Нет, он не может позволить, чтобы все видели его волнение. Да и его положение на Эритро обязывало набраться терпения.

Потом Генарр подумал, что дело здесь вовсе не в его должности. Просто он не хотел ставить Юджинию в неловкое положение. Кроме того, ему не хотелось, чтобы она увидела в нем того же неуклюжего и бестолкового поклонника, который когда-то покорно отступил перед высоким красавцем-землянином. После этого Юджиния ни разу всерьез не взглянула на Генарра.

Он быстро пробежал глазами письмо Джэйнуса Питта. Как и все его послания, оно было официальным, сжатым и конкретным; чувствовалось, что его автор привык властвовать и не допускает даже мысли о возможности возражений.

Только теперь Генарр заметил, что в послании Питт больше внимания уделяет дочери, чем матери. Бросалось в глаза замечание Питта о том, что дочь проявила глубокий интерес к Эритро и что ей не следует препятствовать, если она захочет изучать его поверхность. Что-то здесь было не так. Но что?

Глава 26

Наконец Юджиния вошла в кабинет Генарра. Подумать только: двадцать лет назад, когда в ее жизни еще не появился Крайл, они гуляли в зоне ферм С и забирались на уровни с низкой силой тяжести; Юджиния весело смеялась, когда Генарр попробовал сделать замедленное сальто, но не рассчитал и шлепнулся на живот. (Тогда он мог получить серьезную травму; ведь при малой силе тяжести утрачивается только ощущение собственного веса, а масса и момент инерции не уменьшаются. К счастью, все обошлось благополучно, и ему не пришлось пережить еще и такое унижение.) Конечно, за эти годы Юджиния тоже постарела. Она изменила прическу; ее новый стиль — короткие и прямые волосы — казался почему-то слишком деловым. Впрочем, она оставалась почти такой же стройной, такой же обаятельной темной шатенкой.

Улыбаясь, Юджиния подошла к Генарру, протянула обе руки. Он взял их и почувствовал, что у него предательски заколотилось сердце.

— Зивер, я обманула тебя, мне так стыдно, — сказала она.

— Обманула меня? О чем ты говоришь? (Действительно, что она имеет в виду? — подумал Генарр. Уж, конечно, не ее брак с Крайлом.) — Я должна была вспоминать тебя каждый день. Я должна была посылать тебе письма, сообщать новости, настоять на том, чтобы мне разрешили прилететь к тебе.

— А на самом деле даже ни разу не вспомнила!

— Нет, я не настолько испорчена. Изредка я вспоминала. В сущности я никогда тебя не забывала. Просто мои мысли почему-то никак не могли превратиться в поступки.

Генарр кивнул — что же поделаешь!

— Я знаю, ты была очень занята. А я переселился на Эритро — с глаз долой, значит, и из сердца вон.

— Нет, не значит. Зивер, ты почти не изменился.

— Потому что и в двадцать лет я выглядел старым и сморщенным. В сущности, Юджиния, мы никогда не меняемся, просто со временем становимся чуть старше и чуть морщинистее. Но это пустяки.

— Перестань, Генарр. Ты хочешь показаться несправедливым по отношению к себе, чтобы добросердечные женщины пожалели тебя. В этом смысле ты ничуть не изменился.

— Юджиния, а где твоя дочь? Мне сообщили, что она прилетает вместе с тобой.

— Она прилетела. О ней можешь не беспокоиться. Не имею ни малейшего понятия, почему это так, но в ее представлении Эритро — это истинный рай. Она сразу отправилась на нашу квартиру, чтобы навести там порядок и распаковать вещи. Вот такая она у меня — серьезная, ответственная, практичная, исполненная сознания долга молодая женщина. Она обладает такими качествами, которые кто-то однажды назвал неприятными добродетелями.

— С неприятными добродетелями я хорошо знаком, — рассмеялся Генарр. — Если бы ты знала, насколько усердно в свое время я пытался воспитать в себе хотя бы один соблазнительный порок. И ничего не получилось.

— Я представляю. Но, по мере того как мы стареем, нам хочется все больше неприятных добродетелей и все меньше очаровательных пороков. Зивер, а почему ты постоянно живешь на Эритро? Я понимаю, что кому-то нужно руководить станцией, но, наверно, ты не единственный, кто мог бы справиться с этой работой.

— Признаться, мне доставляет удовольствие считать себя незаменимым, — ответил Генарр. — Впрочем, мне по-своему нравится здесь. К тому же иногда часть отпуска я провожу на Роторе.

— И ты ни разу не зашел ко мне?

— Если у меня отпуск, то это еще не значит, что и ты свободна. Я подозреваю, что ты занята намного больше меня, а после открытия Немезиды у тебя вообще не было ни одной свободной минуты. Но я разочарован. Я хотел встретиться с твоей дочерью.

— Скоро встретишься. Ее зовут Марлена. Для меня она по-прежнему Молли, но она не разрешает так себя называть. С тех пор как ей пошел пятнадцатый год, она стала просто нетерпимой и хочет, чтобы ее называли только Марленой. Но ты увидишься с ней, не беспокойся. Признаться, я сама не хотела, чтобы она присутствовала при нашей первой встрече. Разве могли бы мы при ней свободно предаться воспоминаниям?

— Юджиния; а ты действительно хочешь вспоминать?

— Да, кое-что.

Генарр помедлил, потом сказал:

— Мне жаль, что Крайл не остался на Роторе.

Улыбка застыла на ее лице.

— Зивер, я сказала «кое-что», — она повернулась и подошла к окну.