Комментарии к пройденному (журнальный вариант) - Стругацкие Аркадий и Борис (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Писались "Гадкие лебеди" для сборника наших повестей в "Молодой Гвардии". Этот сборник ("Второе нашествие марсиан" плюс "Гадкие лебеди") был даже объявлен в плане 1968, кажется, года, но вышел он в другом составе: вместо "Лебедей" поставлены там были "Стажеры". "Лебеди" не прошли. От них веяло безнадежностью и отчаянием, и даже если бы авторы согласились убрать оттуда многочисленные и совершенно неистребимые "аллюзии и ассоциации", то этого "горбатого" (как говаривали авторы по поводу некоторых своих произведений и до, и после) не смог бы исправить даже наш советский колумбарий. Это было попросту невозможно, хотя авторы и попытались разбавить мрак и отчаяние, дописав последнюю главу, где будущее, выметя все поганое и нечистое из настоящего, является читателю в виде этакого Homo Novus, всемогущего и милосердного одновременно. (В самом первом варианте повесть кончалась сценой в ресторане и словами Голема: "...Бедный прекрасный утенок".)
Второй и последний вариант "Гадких лебедей" был закончен в сентябре 1967 года и окончательно отклонен "Молодой Гвардией" в октябре. Больше никто ее брать не захотел. Повесть перешла на нелегальное положение.
Рукопись шла в нелегальную распечатку прямо в редакциях, куда попадала вполне официально и откуда, растиражированная, уходила "в народ". Авторы не сразу поняли, что происходит, но и уразумев, отнюдь не смутились и продолжали давать рукопись все в новые и новые редакции -- у нас это называлось "стрелять по площадям", на авось, вдруг где-нибудь, как-нибудь, Божьим попущением и проскочит.
Не проскочило.
Согласитесь, повесть с такой биографией вполне годилась на роль содержимого Синей Папки. "Гадкие лебеди" входили в текст "Хромой судьбы" естественно и ловко, словно патрон в обойму. Это тоже была история о писателе в тоталитарной стране. Эта история также была в меру фантастична и в то же время совершенно реалистична. И речь в ней шла, по сути, о тех же вопросах и проблемах, которые мучали Феликса Сорокина. Она была в точности такой, какой и должен был написать ее человек и писатель по имени Феликс Сорокин, герой романа "Хромая судьба". Собственно, в каком-то смысле он ее и написал на самом деле.
Предложенный ленинградской "Неве" вариант "Хромой судьбы" уже содержал в себе "Гадкие лебеди". Впрочем, из этой первой попытки ничего путного не получилось. Я, разумеется, рассказал (обязан был рассказать!) историю "Лебедей" главному редактору журнала, и тот пообещал выяснить ситуацию в обкоме (1986 год, самое начало, перестройка еще пока только чадит и дымит, никто ничего не знает ни внизу, ни на самом верху, все возможно -- в том числе и мгновенный поворот на сто восемьдесят градусов). Видимо, "добро" получить ему не удалось, "Хромая судьба" вышла без Синей Папки, да еще вдобавок основательно покуроченная в тупых шестернях бушующей вовсю антиалкогольной кампании имени товарища Лигачева.
Но уже в 1987-м журнал "Даугава" рискнул напечатать "Лебедей" (пусть даже и под ублюдочным названием "Время дождя"), и ничего ужасного из этого не проистекло -- небеса не обрушились, и никакие карающие молнии не ударили в святотатцев: времена переменились, и ранее запрещенное сделалось разрешенным. И -- о смех богов! -- сделавшись разрешенным, запрещенное сразу же стало всем безразлично. Так что и появление в 1989 году полного текста "Хромой судьбы" в великолепном издании ленинградского отделения "Советского писателя" не произвело ни шума, ни сенсации и вообще вряд ли даже было замечено читающей публикой. Новые времена внезапно наступили, и появился новый читатель -- образовался почти мгновенно, словно выпал в кристаллы перенасыщенный раствор, -- и возникла потребность в новой литературе, литературе свободы и пренебрежения, которая должна была прийти на смену литературе-из-под-глыб, да так и не пришла, пожалуй, даже и по сей день.
Нам хотелось написать человека талантливого, но безнадежно задавленного жизненными обстоятельствами; его основательно и навсегда взял за глотку "век-волкодав"; и он на все согласен, почти со всем уже смирился, но все-таки позволяет иногда давать себе волю -- тайно, за плотно законопаченными дверями, при свечах, потому что, в отличие от булгаковского Максудова, отлично знает и понимает, что сегодня, здесь и сейчас можно, а чего нельзя, и всегда будет нельзя... Феликс Сорокин представлялся нам этаким "героем нашего времени", и может быть, он был таковым в каком-то смысле, но вот время -- прямо у нас на глазах! -- переменилось, а вместе с ним и многие-многие наши представления. Героями стали совсем другие люди, а наш Феликс Сорокин как тип, как герой, канул в небытие -- во всяком случае, мне очень хочется на это надеяться.
А вот у романа его, у "Гадких лебедей", по-моему, актуальность покуда не пропала, потому что проблема будущего, запускающего свои щупальца в сегодняшний день, никуда не делась. И никуда не делась чисто практическая задача: как ухитриться посвятить свою жизнь будущему, но умереть при этом все-таки в настоящем. И чем стремительнее становится прогресс, чем быстрее настоящее сменяется будущим, тем труднее Виктору Баневу оставаться в равновесии с окружающим миром, в перманентном своем состоянии неослабевающего футурошока. Всадники Нового Апокалипсиса -- Ирма, Бол-Кунац и Валерьяне -- уже оседлали своих коней, и остается только надеяться, что будущее не станет никого карать, не станет никого и миловать, а просто пойдет своей дорогой.
"ВОЛНЫ ГАСЯТ ВЕТЕР".
Это последнее, десятое, произведение АБС из цикла "Мир Полудня". Мы, правда, планировали написать еще один роман -- под условным названием то ли "Белый Ферзь", то ли "Операция "ВИРУС", -- но так и не собрались даже начать его. Любопытно, что задуман этот роман был раньше, чем "Волны...". В дневнике от 6.01.83 сохранилась запись: "Думали над трилогией о Максиме. Максим внедряется в Океанскую империю, чтобы выяснить судьбу Тристана и Гурона". И уже на следующий день (7.01): "Странники прогрессируют Землю. Идея: человечество при коммунизме умирает в эволюционном тупике. Чтобы идти дальше, надо синтезироваться с другими расами". Очевидно, что это еще искаженный, деформированный, очень приблизительный, но уже тот самый замысел, из которого родились "Волны...".
