Ошибка биолога(Избранные сочинения. Т. II) - Соломин Сергей (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Степанов в течение полутора часов объяснял своей многочисленной аудитории происхождение современного государства и беспощадно осудил европейскую цивилизацию и культуру. Затем он перешел к преимуществам жизни первобытного человека, но вместе с тем разъяснил и недостатки патриархального строя, основанного на родительской власти, неравенстве всех и каждого, на порабощении женщины и прочих предрассудках.
— Товарищи папуасы! Я пришел, чтобы водворить среди вас справедливый строй жизни и научить вас всему хорошему. Ведите меня в свою деревню!
Речь, продолжавшаяся около трех часов, произвела на дикарей подавляющее впечатление:
— Белый может говорить столько времени, сколько нужно человеку, чтобы пойти в лес, найти и убить кенгуру, зажарить его и съесть.
Благоговейный восторг овладел толпою. Вождь племени, Титепетлекикапупуан, что значит: «Сильный, как ягуар, ловкий, как обезьяна, и хитрый, как змея», преклонился перед Степановым ниц и потерся носом о его брюки. Дикари выражали свое удовольствие визгом и воем. Открылось торжественное шествие и женщины понесли на себе тяжелые тюки, составлявшие багаж путешественника.
Глубоко возмутило Степанова это унижение равноправных с мужчиною существ, но, подумав, он отложил возбуждение женского вопроса до более благоприятного момента.
Степанову был отведен лучший в деревне дом, который день и ночь охраняла стража из двадцати молодых воинов.
— Товарищи папуасы! Не нужно дворцов, не нужно привилегий! Мы все равны!
Но папуасы воздавали белому человеку божеские почести и подходили к нему не иначе, как ползком.
Убедившись в полной неспособности дикарей воспринять идею справедливого государственного и общественного строя, Степанов решил начать реформы с быта и, собрав митинг, долго проповедовал о равноправии женщины с мужчиной.
Папуасы поняли его по-своему.
К дому белого человека привели двадцать пять самых красивых девушек племени. И вождь сказал:
— Вот твои жены!
— Человек должен жить только с одною женою!
Вождь отошел в сторону, страшно огорченный: он был женат шестью шесть раз и то думал, что мало.
Тогда приблизился жрец Псикакахум:
— Белые всегда живут с одной женой. Укажи на свою избранницу!
Степанов понял, что отказываться нельзя. Брак поможет ему ближе сойтись с народом. И он выбрал девушку по имени Катлекаптиури, что значит: «обладающая грудью, подобной вымени дикой козы» — высшая похвала женской красоте по-папуасски.
Невесту отдали в распоряжение женщин, которые намазали ее мазью, добываемой из особых желез чернопегой двуутробки, и обкурили смолой, пахнувшей иодоформом.
Затем Степанову было предложено выбить долотом два передних зуба у будущей супруги в знак повиновения ее мужу, но Степанов с негодованием отверг этот гнусный обычай.
На свадебном пире женщины говорили с завистью новобрачной:
— Как ты счастлива! Ты будешь спать у ног мужа, который поет во сне.
И Катлекаптиури чрезвычайно гордилась, что у ней будет такой необыкновенный муж, который умеет храпеть, и заранее любила его всей своей простодушной, дикарской душой. Степанов сильно привязался к этому покорному существу и занялся воспитанием жены. Назвал он ее для простоты Катей.
Степанову была предоставлена по-видимому полная свобода, но при прогулках стража повсюду его сопровождала.
Когда же он пытался начать митинговую речь: «Товарищи папуасы!..», дикари бросались на землю, ползли змиями к его ногам и преданно терлись о них носами.
Зато воспитание Кати дало блестящие результаты. Она совершенно отучилась употреблять мазь из желез двуутробки и обкуриваться смолой. Вместо того полюбила мыться марсельским мылом и душилась фиалкой английской фирмы Аткинсон.
Ежедневно чесалась гребнем. Стала щеголять в рациональной женской одежде, сшитой Степановым из привезенной с собою материи. Блузка и шаровары.
Невозможно было только отмыть татуировку, но Степанов, как и Миклуха-Маклай, пришел к тому убеждению, что татуированные женщины гораздо красивее лишенных этого украшения.
В самом непродолжительном времени Катя бросила обычай тереться носом и усвоила всю прелесть европейского поцелуя, хотя кольцо в носу служило большой помехой. Но какая же папуасская женщина расстанется с кольцом, потеря которого считается величайшим позором!
Степанов запретил жене спать, свернувшись у ног собакой, и уступил ей лучшее место на брачном ложе.
Однажды, возвращаясь с охоты, он увидел жреца, выходящего из его дома.
— Зачем он приходил, Катя?
Папуаска взяла правой рукой левую ступню и положила в рот большой палец ноги. Это признак крайнего смущения. Голос Степанова окреп в свирепых нотах ревности:
— Отвечай!
Но Катя молчала и Степанов, к стыду своему, отстегал ее прутом бледно-голубой ивы, растущей только в Папуазии.
— Боже мой! — схватился за голову Степанов. — Я забыл все святые принципы европейской культуры!
Наступило, как и всегда при семейных сценах, супружеское примирение, и Катя, ласкаясь к белому человеку, наконец призналась:
— Псикакахум приходил узнать, будет ли у меня ребенок. Я ответила, что он уже бьется под моим сердцем.
— Какое ему дело?
Катя ничего не сказала, но заплакала, прижавшись к груди Степанова.
Сквозь рыдания он в услышал странные выкрикивания папуаски:
— Я тебя люблю! Твое тело нежнее, чем у голого детеныша двуутробки! Но я не хочу, чтобы тебя съели!
Степанов почувствовал, как холодок пробежал по его спине, а во рту стало сухо.
— Как съели? За что?
— Они говорят: съедим белого человека и будем так же петь во сне и так же долго говорить. А наши женщины говорят: какое счастье, какая радость, когда наши мужья будут петь во сне! И еще наши женщины хотят узнать, что такое поцелуй.
Тут только Степанов узнал, что дурная привычка храпеть, которая в Европе признается поводом для развода, вызывает восторг в папуасских дамах.
— Но ведь всему этому можно научиться! — ухватился Степанов за единственный шанс спасения.
— Нет, они хотят тебя съесть и к ним перейдет все, что ты знаешь и умеешь. Так ведь всегда делается. Если человек очень умный, его надо съесть и все поумнеют. А мозг его делят между собою вождь и жрец. И тебя непременно съедят. Они только ждали, чтобы у меня заворочался ребенок. Его сделают жрецом, когда он вырастет. Через три дня соберется все племя и тебя убьют, и зажарят, и все будут есть. И-га-га-га!
Катя билась в судорожных рыданиях.
У Степанова завертелась в голове карусель. Вот тебе и просвещение папуасов! Нет, в старой Европе с ее буржуазным деспотизмом все же лучше! Что теперь делать? Бежать? Невозможно: охраняет стража!..
Убедить! Надо убедить, пока не поздно! Рассеять предрассудок!
Степанов выбежал на площадь. Тотчас его окружила огромная толпа.
— Товарищи папуасы!..
Но они уже лежали на животах. Разве можно в чем-нибудь убедить спины и затылки?
В это время до слуха Степанова донесся странный звук из ближайших кустов. Как будто шипела большая змея. Побуждаемый каким-то инстинктом, Степанов бросился туда…
— Оль райт! Вы бежали ко мне с большой экспрессией лица! — послышался сухой, трескучий голос бритого, худощавого человека, одетого во все белое, с сигарой во рту. — Я не прочь вас проинтервьюировать. Рекомендуюсь: Джонатан Форст, представитель фирмы Вильсон и К°. У нас лучшие в мире кинематографы, сэр!
Форст, захватив «лучший в мире» кинематографический аппарат, предложил Степанову посетить его хижину, которая находилась за оградой папуасского храма.
— Вот где я живу уже шестой месяц, сэр! Но американец, сэр, готов на всякие лишения для «дела». Тридцать девять лент из жизни папуасов! Все обычаи и обряды! Я ожидаю лишь возможности закончить сороковую ленту. О, это будет величайшая сенсация в мире, сэр! На моих лентах фирма Вильсон и К° заработает миллион долларов. Папуасы приносят в жертву белого человека и съедают его на праздничном пиру.
