Предпоследняя истина - Дик Филип Киндред (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
— Но, — вступил в разговор один из бородачей, — что он сказал о Йенси? Разве это возможно?
— Я видел его, — повторил Николас, — я уверен в том, что это был он.
Джек Блэр заговорил, он цитировал какой-то неизвестный Николасу текст:
— «Я видел Бога! Есть у вас сомнения? Вы осмеливаетесь сомневаться в этом?!». Какое оружие было у того парня, который тебя спас? Лазерный пистолет?
— Нет. Железка превратился в пыль. — Николас попытался объяснить, что освобождение пришло внезапно. — От них остались только две кучки сухих опилок, напоминающие ржавчину. Вам это что-нибудь говорит?
— Это новое оружие, оно только у йенсенистов, — кивнул Блэр. — Так что тебя спас йенсенист, у бывших жителей убежищ такого оружия нет. Я даже не знаю, как оно называется. Но, должно быть, оно сделано еще во время войны, и такого оружия у них много. Время от времени, когда соседям-йенсенистам не удается провести межу между двумя поместьями, они бросаются в арсенал-хранилище в Агентстве, в Нью-Йорке — это там, где фабрикуются «печатные материалы». Потом сломя голову бросаются к своим аэромобилям и мчатся в свои поместья — и ведут своих железок в бой. Это просто смешно; они набрасываются друг на друга как ополоумевшие, после чего выводят из строя дюжину-другую железок или просто их калечат, достается иногда и йенсенистам. А затем отправляют покалеченных железок в ближайшие подземные убежища, чтобы их там отремонтировали. Они ведь вечно стремятся увеличить свои свиты и закрепить за собой железок новых, более совершенных типов, которых изготовляют под землей.
— В поместьях у некоторых йенсенистов содержатся до двух тысяч железок. Целые армии, — добавил другой.
— Поговаривают, что у Броза, — сказал Блэр, — десять или одиннадцать тысяч железок, хотя чисто формально все без исключения железки Зап-Дема находятся в распоряжении генерала Холта. Он может, как вы понимаете, воспользоваться своей властью и отменить распоряжение любого йенсениста, любого хозяина поместья, и призвать на службу своих железок. За исключением железок Броза. — Он понизил голос:
— Никто не может отменять приказы Броза. Броз — самый главный. Только он может входить в то хранилище, где хранится самое совершенное оружие, которое так и не было применено. Это ведь страшное оружие, и если бы его пустили в ход, то от нашей планеты остались бы одни воспоминания. Война прекратилась как раз вовремя. Если бы она продлилась еще месяц — конец. — Он махнул рукой.
— Мне очень хочется закурить, — сказал Николас.
Четверо бородачей посовещались, и один из них неохотно протянул Николасу пачку «Лаки Страйк». Николас бережно взял одну сигарету и вернул драгоценную пачку.
— У нас ведь ничего нет, — извиняющимся тоном сказал Блэр. — Правда, новый хозяин, начавший здесь строить поместье, этот Дэвид Лантано, парень неплохой. Я бы даже сказал, что он не позволяет своим железкам выкурить нас отсюда. Не разрешает им врываться в наше логово, но это только тогда, когда он сам здесь. Он как бы заботится о нас. Снабжает нас едой. — Блэр замолчал, а потом снова заговорил, причем Николас не мог понять то выражение, которое появилось у него на лице:
— И сигареты. Да, он и в самом деле пытается нам помочь. И таблетки, он самолично сбрасывает нам с аэромобиля противорадиационные таблетки. Он и сам принимает их. Я имею в виду, он вынужден это делать.
— Он болен, — добавил другой бывший житель убежища. — Он сильно обожжен. Понимаете ли, по закону он должен проводить здесь двенадцать часов в сутки. И он не может сидеть в подвале, как мы. Это мы живем под землей и вышли мы только потому, что заметили вас. — Блэру он нервно сказал:
— Нам лучше побыстрее убраться обратно в логово. Для одного дня мы уже получили вполне достаточно. — И показал на Николаса:
— И он тоже, ведь он уже несколько часов на поверхности.
— Вы берете меня с собой? — спросил Николас. — Я могу жить у вас, ребята? Я вас правильно понял?
— Само собой, — кивнул Блэр, — так наша община и появилась. Неужели ты мог подумать, что мы прогоним тебя? Нет, мы не такие. — По-видимому, он разозлился не на шутку. — Чтобы тебя убил какой-то железка? Ну, нет. Мы этого не допустим! — Он помолчал, потом заговорил снова:
— Это своего рода благотворительность. Можешь оставаться у нас сколько хочешь — мы приглашаем тебя. Позже, когда сориентируешься в обстановке, ты, если захочешь, можешь им сдаться и поселиться в одном из тех жилых комплексов, в которых живут уже сотни тысяч бывших жителей убежищ. Но это твое личное дело. Однако пора идти.
Он зашагал среди развалин по едва заметной тропинке, все остальные, в том числе и Николас, зашагали за ним гуськом.
— Иногда уходит несколько недель, — сказал Блэр через плечо, — чтобы полностью «прочистить мозги», отделаться от всего, чем ты был нашпигован за пятнадцать лет просмотров телепередач. — Он на мгновение остановился и как-то очень искренне сказал:
— Рассудком ты уже со всем этим примирился, но я знаю, что сердцем, душой еще нет. Для этого нужно время. Никакого Йенси нет и никогда не было. Никогда, мистер Сент-Николас.
— Нет, — поправил его Николас, — Николас Сент-Джеймс.
— Йенси никогда не существовал, хотя война поначалу и в самом деле была, посмотри только. — Он показал на развалины, раскинувшиеся на многие мили, на Чейенн. — Но Йенси изобрел Стэнтон Броз, воспользовавшийся идеей западногерманского продюсера, жившего в прошлом веке, ты, наверное, слышал о нем. Но тот умер до того, как ты появился на свет, а они все еще показывают его документальные фильмы: «Победа на Западе», двадцатипятисерийный фильм о Второй Мировой войне. Я смотрел его еще ребенком.
— Ну конечно, — сказал Николас, — Готтлиб Фишер.
Он видел, причем много раз, этот ставший уже классическим документальный фильм, который ставили на один уровень с такими фильмами как «Головокружение», «На западном фронте без перемен» и «Голубой ангел».
И он изобрел Йенси? Готтлиб Фишер? Николас шел за четверкой бородачей, совершенно сбитый с толку, и очень хотел прояснить все сразу.
— Но почему он это сделал?
— Чтобы добиться власти, — ответил Блэр не останавливаясь; они уже очень спешили, стремясь как можно быстрее добраться до своего «логова», глубокого подвала, который уцелел под водородными бомбами, превратившими эту местность в «горячую зону».
— Ага, — понимающим тоном повторил Николас, — чтобы добиться власти.
— Помнишь, Фишер исчез во время того злополучного полета на Венеру.
Он хотел стать одним из первых покорителей космоса, он не мог не отправиться в тот рейс, и на этом для него все закончилось, потому что…
— Я помню, — сказал Николас. В газетах тогда появились огромные заголовки. Преждевременная смерть Готтлиба Фишера; топливо, хранившееся в трюмах его космического корабля, вспыхнуло при повторном вхождении в…
Фишер погиб, не дожив до сорока, и никто уже не мог сделать документальный фильм, равный «Победе на Западе». Только в 90-е годы, незадолго до войны, появились интересные фильмы какого-то русского, советского режиссера, которые, впрочем, в Зап-Деме были запрещены… Как его звали?
Стараясь не отставать от быстро шагавших бородачей, Николас попытался вспомнить фамилию русского режиссера: Айзенблад. Тот самый Айзенблад, который, как только что сказал Блэр, фальсифицирует сцены войны для показа жителям убежищ, как в Зап-Деме, так и в Нар-Паке — они придают достоверность той лжи, из которой состоят речи Йенси. Так что жителям Зап-Дема не раз приходилось смотреть фильмы Айзенблада.
Разумеется, Восток и Запад уже не враждуют. Айзенблада уже никто не считает «вражеским» режиссером, как в те времена, когда Николаса Сент-Джеймса, его жену Риту и его младшего брата Стью буквально под дулами автоматов загнали в «Том Микс», как он полагал тогда, на целый год, ну самое большое, как предсказывали закоренелые пессимисты, — на два.
Пятнадцать лет. И из них…
— Скажите мне точно, — попросил Николас, — когда закончилась война?