Искатель. 1965. Выпуск №3 - Кривошеин Семен (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Ничего, — ответила Лин Лякомб. — У меня погасла сигарета. Продолжайте.
— Наш экземпляр освобождается от мелочей быта и от не учитываемых наукой случайностей. При этом, строго говоря, Бетховен будет Бетховеном только первые полчаса. Далее начинается неизбежный процесс приспособления к нашему веку и нашему окружению, что повлечет за собой выработку у личности некоторых новых качеств при утере некоторых старых. Принимая во внимание, что действие квадрового по… Извините, что вы хотели?
— Я схожу позвоню Виксам. Может быть, они придут.
— Да, конечно.
Лин Лякомб вышла.
Несколько секунд было тихо, потом Лех и Скрунт одновременно издали какой-то горловой звук.
— Простите, вы, кажется, что-то хотели сказать?
— Я ничего. Это вы хотели что-то сказать.
— Я тоже ничего.
Еще помолчали.
Хозяйка вернулась.
— Альфред говорит, что они у Иды Элвич. Но Иде я звонить не буду. — Она уселась. — Давайте приступать.
Пмоис кивнул.
— Сейчас.
— А разговаривать с ним можно будет?
— Естественно. Только не входите в границы квадрового поля. — Он задрал голову. — Эй, у вас все готово?
— Ага! — донеслось сверху.
— А у вас?
— Да.
— Включайте.
Прозвенел длинный тревожащий звонок. Что-то загудело. Томление нависало в зале, запахло электричеством. За канатами на площадке возникло светящееся пятно с темной областью в центре. Оно уплотнялось.
— Бетховен, — прошептала Лин и облизала губы.
Серое пятно еще уплотнилось, образуя формы сидящего на стуле человека в темном камзоле, с темным галстуком поверх кружевного жабо. Голова и руки сначала были почти прозрачными, потом загустели. Лицо покраснело.
Кто-то из сидящих громко сглотнул.
Человек у рояля выпрямился, поднял голову, невидящим взглядом скользнул по физиономиям хозяйки и ее гостей. На лице его выразилось страданье. Он повел рукой возле уха, как бы отгоняя что-то.
— Какой маленький! — прошептала Лин Лякомб.
— Бетховен и был небольшого роста, — сказал Чисон.
— Тише, — попросил представитель фирмы. — Материализация совершилась. Вы хотели послушать Лунную?
— Да, да, Лунную. — Лин заложила ногу на ногу и откинулась на спинку кресла.
Пмоис сделал знак механикам.
— Выключите.
— Угу.
Гудение смолкло.
— Сосредоточьте его на Лунной. Опус двадцать седьмой. Притормозите все остальное.
— Сосредоточили.
— Ну, давайте, — сказала Лин Лякомб. Она склонила голову набок и полуприкрыла глаза. — Давайте.
Человек у рояля закусил губу и помотал головой. Он задумался. Потом положил руки на клавиши и стал играть.
С минуту все слушали. Затем Лин недоуменно посмотрела на представителя фирмы.
— Что-то не то.
Представитель пожал плечами.
— Да, почему-то сразу вторая часть. Аллегретто.
— Зато он освобожден от мелочей быта, — сказал Чисон. Какое-то смутное раздражение нарастало в нем. Он не мог его подавить.
— Что? — Лин повернулась к нему.
— Я говорю, он освобожден от мелочей быта. От случайностей.
Пмоис мельком взглянул на Чисона. Потом он встал и задрал голову.
— Эй! Остановите его и дайте сильное торможение. Пусть начнет сначала.
Наверху завозились. Щелкнул какой-то переключатель.
Человек в камзоле опять помахал рукой возле уха. Что-то боролось в нем. Он положил руки на клавиши и затем снял их. Потом придвинулся ближе к роялю и сыграл Лунную сонату от начала до конца.
Умолкли последние аккорды.
— Блеск! — воскликнула Лин. Глаза у нее сияли. Она схватила руку Леха и приложила к своей щеке. — Чувствуете? Я вся горю. — Она повернулась к Пмоису. — Теперь можно с ним поговорить, да?
— Пожалуйста. Только имейте в виду, что скоро начнется приспособление и надо будет все прекратить.
Хозяйка подалась вперед.
— Алло! Как вы себя чувствуете?
Молчание.
— Он же не понимает, — сказал представитель фирмы. — С ним нужно говорить по-немецки.
— Ах, верно! Действительно, по-немецки. Я как-то упустила из виду… Кто-нибудь знает немецкий?.. Вы случайно не знаете?
Чисон пожал плечами.
— Как-то глупо получилось, — сказала Лин. — Нельзя тогда быстро переделать его в Байрона, например?.. Нет, нельзя? Тогда для чего мы все это предприняли?.. — Затем ее лицо вдруг просияло. — Постойте, я сама вспомнила.
Она вскочила, подошла к самым канатам и, вытянув шею, прокричала:
— Sprechen sie deutsch?
И с торжеством оглянулась на гостей.
Человек в камзоле что-то брезгливо пробормотал. Разобрать можно было только «…onnerwetter».
— Время истекает, — сказал Пмоис. — Надо начинать дематериализацию.
Он поднялся, сделал несколько распоряжений. Все пошло обратным порядком. Раздалось гуденье. Сильнее запахло электричеством. Человек на стенде делался прозрачным. Через несколько секунд все было кончено, установку выключили.
— Я сейчас приду, — сказала Лин Лякомб и сорвалась с места, стуча каблуками.
Мужчины закурили.
Хозяйка появилась разгневанная.
— Слушайте, я все-таки позвонила Иде Элвич, и, оказывается, они тоже воссоздавали Бетховена. Разве так можно? — (Представитель фирмы развел руками.) — Хотя, с другой стороны, это даже интересно. — Лин задумалась на миг. — Сделать двух Бетховенов, например, а между ними поставить эту, как ее… которой он посвятил Лунную.
— Джульетту Гвиччарди, — сказал Пмоис.
— Да, да. Или даже целый оркестр из одних Бетховенов. Вот была бы штука! А рядом более современный оркестр — из Равелей. И послушать, что лучше. — Она резко повернулась к Чисону. — Что же, идемте обедать. А после мы покажем, как Скрунт рисует, хорошо?
Чисон посмотрел на Леха.
— Пожалуй, сегодня нет. В другой раз.
Хозяйка согласилась с птичьей легкостью.
— Ну, как хотите. Пойдемте тогда еще раз взглянем на Рембрандта.
Никто не возражал, и они поднялись снова в светелку на третьем этаже.
Постояли перед «Отречением».
— Удивительно, — с фальшивым восхищением сказал Чисон. Он протянул руку и дотронулся до картины. — Совершенно подлинная трещинка.
Хозяйка смотрела на «Отречение святого Петра» каким-то странным взглядом. Губы ее были плотно сжаты.
— Черт возьми, я была абсолютно уверена, что эта служанка — Саския. — В ее голосе звучало разочарование. — Или, на худой конец, Хендрикье. — Она злобно взглянула на Пмоиса. — Почему вы меня раньше не предупредили?
В вестибюле она сказала Чисону с Лехом:
— Так вы приходите еще через неделю. Знаете, какая мысль мне пришла в голову? Мы воссоздадим Фидия, и он сделает мой скульптурный портрет. При нас же. И кроме того, Скрунт прочтет лекцию о направлениях в современной физике. Он у нас скоро будет ученым. Фирма «Доступная наука». Они из любого берутся сделать Оппенгеймера.
Лех и Чисон пошли.
Отовсюду неслась музыка. Хозяева особняков пели почти как Карузо. Играли на рояле почти как Рахманинов. Наверное, они еще писали картины почти как Мазереель или Швабинский. Благодаря новым методам можно было стать чуть ли не гением — и без всякого труда.
Лех и Чисон вступили на мостик через канал, когда позади раздался скрип автомобильных тормозов.
— Эй!
Они обернулись.
Из-за руля желтого лимузина Скрунтов выглядывал лакей Ульрих. Он поспешно вышел, держа в руках здоровенный пакет.
— Мистер Лех?
— Ну?
— Миссис Лякомб дарит вам картину «Отречение святого-Петра». Подлинник.
Лех неуверенно взял картину. Лакей Ульрих влез в машину. Автомобиль дал задний ход, съехал с мостика, развернулся и укатил.
Лех посмотрел на пакет, затем на Чисона. Внезапно его прорвало:
— Никакой это не Рембрандт. Все собачья ерунда. Ту картину действительно Рембрандт писал. И мучился и переживал с ней. А это…
Он размахнулся и швырнул второй подлинник в черную тяжелую воду канала. Отряхнул руки и повернулся к Чисону.
— И Бетховен — это тоже не Бетховен.
Они пошли дальше и, не сговариваясь, остановились у большого дома. У подвального окна.
