Эскадра его высочества - Барон Алексей Владимирович (читать лучшие читаемые книги txt) 📗

— Зачем? — спросил обрат Сибодема.

— Сам не знаю, — расхохотался Прошка. — По глупости, наверное. Но нам чужого добра не надобно, возвращаем владельцу.

— Базилевсу, что ли?

— Да нет, думаю, что люминесценцию.

— А, это правильно. А чего же он хмурый такой?

— Видишь ли, бывший капитан в померанскую тюрьму просился, только курфюрст отказал. Поезжай, говорит, полюбуйся на тех, кому служил.

— Стало быть, капитан и есть подарок?

— Разве не похож? Глянь, у него даже руки бантиком завязаны.

— Ты смотри, правда. Ладно, пойду доложу его просветлелости.

— Доложи, доложи. Да, еще и приглашение передай.

— Куда приглашение-то?

— На свадьбу господина барона.

— Их милость женятся? Как это?

— Самым натуральным образом.

— А на ком?

— Да на боярышне Стоеросовой. Алене Павловне.

Обрат Сибодема с облегчением перекрестился.

— Уж эта у него шпагу отберет, — убежденно заявил он.

— Конечно! В постели не шпага нужна, — захохотал Прошка.

Сибодема неожиданно все понял.

— Бесстыдник, — сказал он, густо краснея.

— Эй, бубудуск! Да ты, оказывается, знаешь, откуда дети-то берутся, а, старый греховодник?

— Тьфу!

Обрат Сибодема испуганно захлопнул окошечко.

Впрочем, вернулся он довольно скоро, причем не один. Его сопровождали два сотоварища, которые молча и умело развязали руки подаренному капитану. Один из обратьев, — лысый, тощий, длинный, со злым и желтым лицом, пролаял:

— Его просветлелость проконшесс Гийо. Велели передать. Что с удовольствием. Выразят соболезнования.

— Кому это?

— Фрау Обенаус.

— Чего ради?

— По поводу близкой кончины ее брата.

Злой бубудуск повернулся спиной и бросил через плечо:

— Оч-чень близкой кончины!

Калитка захлопнулась. Прошка прослушал скрежет, стук, звяканье и лязганье запоров. Потом опомнился, метнулся к карете, вскочил на подножку.

— Гони, Ермилыч!

8. КАПИТАН ДЕ ФРИДО-БРАНШ

Унзиболану де Фридо-Браншу в жизни везло не слишком. Проплавав больше двадцати лет, он командовал самым слабым фрегатом Пресветлой Покаяны.

Реально этот так называемый фрегат не превосходил померанские корветы последней серии. Тем не менее в официальных списках флота базилевса-императора «Дюбрикано» черным по белому числился фрегатом. Соответственно его командиру полагался чин кавторанга. Но де Фридо-Бранша уже шестой год держали в третьем ранге без внятных объяснений. И вовсе не потому, что он был плохим моряком. Напротив, Унзиболан де Фридо-Бранш проявил себя с самой лучшей стороны в нескольких морских сражениях.

Однажды, будучи старшим офицером корвета «Чейро», он заменил раненого капитана, подавил вспыхнувшую было панику, а потом взял на абордаж хорошо вооруженный гукор мятежного магрибского паши. При этом собственноручно зарубил четырех мамелюков. А во время последней альбанской войны «Чейро» под его командой больше трех часов один на один держался против пятидесятипушечного фрегата. Унзиболан получил ранение, его корабль потерял грот-мачту, имел две сотни пробоин, но из боя не вышел. Так что дело было не в отсутствии необходимых качеств, в другом. Конкретно — в наличии приставки «де» перед фамилией «Фридо-Бранш».

Неприязненное отношение сострадариев к дворянству имело прочные корни. Во времена возникновения ордена, откровения святого Пампуаса, его основателя, среди образованной части общества вызывали лишь высокомерное пренебрежение. И то — в лучшем случае. Так что при своей земной жизни Великий Корзин-из-Бубудусы находил поддержку только снизу. Сторонников он привлекал не столько силой идей, сколько умело играя на извечной враждебности бедных к богатым.

В результате Орден пополнялся невежественными, озлобленными и мстительными людьми, из которых легко получались фанатики. А поскольку бороться за власть им приходилось главным образом с аристократией, и Орден в целом, и его карательный корпус бубудусков весьма недружелюбно относились к дворянскому сословию.

Впрочем, не ко всему сословию. Только к его мужской части. К женской части святые отцы относились не в пример мягче, считая женитьбу на дворянках своеобразной формой обращения заблудших на путь истинный. Более того, придавали этой форме столь важное значение, что ради нее отменили древний запрет своего же ордена на бракоразводные процессы.

Все это хорошо усвоила мадам де Фридо-Бранш. Будучи на девять лет моложе своего мужа, устав от нехватки денег и обладая привлекательной внешностью, она без труда нашла себе перспективную партию в виде некоего проконшесса, чрезвычайно озабоченного перевоспитанием дворянок.

А доблестный капитан имперского флота вернулся из очередного, причем весьма короткого плавания в совершенно пустой, свободный даже от мебели дом. И там, среди стен с пятнами на месте бывших трофейных магрибских ковров, он безо всяких усилий со своей стороны превратился в того, кем никогда не собирался быть, — в философа.

В новом качестве де Фридо-Бранш здраво рассудил, что затевать имущественную тяжбу с орденом опаснее, чем брать на абордаж магрибский гукор. И подал рапорт с прошением перевести его на куда-нибудь. Чем подальше, тем получше.

Это был первый за всю его карьеру рапорт, возымевший последствия. Через удивительно короткое время вместо небольшого корвета «Чейро», приписанного к порту Ситэ-Ройяль, де Фридо-Браншу дали небольшой фрегат и отправили во град Муром, чрезвычайно славный женской красотой и крепостью напитков. Утешили, так сказать.

И все бы хорошо, однако в своем новом назначении капитан третьего ранга Унзиболан де Фридо-Бранш без труда различил некую форму милости со стороны бывшей супруги, после чего стал плохо спать по ночам. Все не мог решить, что же лучше, — не самая лучшая жена, либо не самый лучший фрегат. А когда удавалось заснуть, страшно злился, если его будили. Иногда даже опускался до мордобоя.

Впрочем, во флоте его величества капитаном он был далеко не самым сволочным и уж точно — не самым худшим. А к мордобою там давно привыкли. И никогда не отвыкали.

8 июля 839 года де Фридо-Бранша разбудили во втором часу ночи.

— Обрат капитан, обрат капитан!

— Утопии, безумец.

— Никак не могу, — трепеща сообщил матрос.

— Это почему?

— Обрат старпом приказал вас сначала разбудить. А потом уж — к черту.

— А, — сказал капитан и открыл один глаз.

В сером сумраке каюты выделялся чуть более светлый прямоугольник двери. На коммингсе настороженно замер вестовой, в любую секунду готовый увернуться от любого предмета. Это был ловкий шельма, старпом знал кого посылать. Швыряться не имело смысла.