Т. 13 Число зверя - Хайнлайн Роберт Энсон (бесплатные серии книг txt) 📗

Я проверил манометр и немного успокоился: внутреннее давление в машине не упало. Ая все-таки не космический корабль — в ней не предусмотрена регенерация отработанного воздуха. Но было приятно знать, что в случае чего она будет держать воздух достаточно долго, чтобы мы успели добраться домой — если, конечно, супостаты не продырявят ее изящный корпус.

Я прошел в дом по внутреннему проходу, как следует умылся горячей водой с мылом, потом повторил эту процедуру еще раз, обсушился и лишь тогда почувствовал себя достаточно чистым, чтобы поцеловать свою жену. Что и было сделано. Затем Дити отрапортовала:

— Сэр, ваши вещи упакованы. Мои сейчас будут готовы. Все в пределах запланированного веса и объема, вещи только самые необходимые…

— Послушай.

— Да, Зебадия?

— Уложи то, в чем ты выходила замуж. И мой костюм тоже. И то, в чем были Джейк и Хильда. И военный мундир твоего отца. Или он сгорел в Логане?

— Но Зебадия, ты же говорил, что надо брать походную одежду.

— Говорил. Потому что мы не знаем, в каких условиях очутимся, долго ли там пробудем и вернемся ли обратно. Поэтому я перечислил все, что нужно для освоения девственной планеты — мы можем застрять и не вернуться вообще никогда. Все, от микроскопа Джейка до тестера для воды. Инструменты, технические руководства. И оружие. И порошок от блох. Но вдруг нам придется выступать в роли послов человечества при дворе Его Августейшего Величества, Владыки Галактических Империй в тысяча третьем континууме? Понадобится что-то нарядное, а откуда мы такое возьмем? Мы ничего не знаем и не можем даже предполагать.

— По мне, так лучше осваивать девственную планету.

— Может случиться так, что у нас не будет выбора. Помнишь, когда ты подсчитывала, что сколько весит, были такие объемы с обозначением «место для массы такой-то и такой-то — перечень последует»?

— Конечно, помню. В общей сложности ровно сто килограммов, я еще подумала: как странно. Объем немного меньше кубометра, распределен по разным углам.

— Это твой багаж, курносая. И папы с Хильдой. Допускается перевес пятьдесят процентов, я скажу Ае, она подрегулирует центровку. Есть у тебя какая-нибудь старая кукла? Плед? Любимая книжка стихов? Семейные фотографии? Тащи все сюда!

— Ой, мамочки! (Никогда моя жена не бывает так хороша, как в те моменты, когда вдруг чему-нибудь обрадуется и станет совсем как маленькая девочка!)

— Мне места не нужно. У меня только те вещи, с которыми я приехал. Как быть с туфлями для Хильды?

— Она утверждает, что туфли ей ни к чему, Зебадия, — что у нее на мозолях наросли еще мозоли. Но я кое-что придумала. Когда мы строились, я накупила папе обувных вкладышей доктора Шолла; осталось три пары, я немножко ушью их, и если тетя Хильда наденет к ним еще и толстые носки, то сможет ходить в моих башмаках. Кроме того, у меня есть одна вещь, которая мне дорога как память: кеды. Папа мне их купил, когда я в первый раз отправлялась в летний лагерь, мне тогда было десять лет. Тете Хильде они как раз.

— Умница ты! — сказал я — Все-то у тебя предусмотрено. А вот как насчет еды? Я не про то, что мы с собой берем, я в смысле поесть сейчас. Не найдется ли у нас пообедать? Почему-то когда истребляешь пришельцев, то появляется ужасный аппетит.

— Обед готов, только в легком варианте. Бутерброды на буфете в кухне, и еще я разморозила и разогрела яблочный пирог. Один бутерброд я скормила Хильде, прямо из собственных рук: она говорит, что сначала закончит работу и как следует отмоется, а до того пока больше ничего в рот не возьмет.

— Шельма слопала бутерброд, вскрывая эту гадость?

— Тетя Хильда женщина выносливая, Зебадия, — почти такая же выносливая, как ты.

— Более выносливая. Я сумел бы сделать вскрытие, если бы понадобилось, но есть при этом не мог бы. И Джейк, по-моему, тоже.

— И он тоже, это верно. Он увидел, как я ее кормлю, весь позеленел и куда-то скрылся. Пойди посмотри, что она делает, Зебадия: она обнаружила кое-что интересное.

— Гм. И это говорит та самая деточка, которая чуть не упала в обморок от одной мысли о вскрытии зеленокровой твари?

— Никак нет, сэр, это говорит совсем другой человек. Я приняла решение оставаться взрослой. Это нелегко. Но зато так лучше себя чувствуешь. Взрослый человек не ударяется в панику при виде змеи: он просто проверяет, гремучая ли она. Я больше не буду визжать от испуга. Я наконец выросла… я теперь жена, а не балованная принцесса.

— Ты всегда будешь моей принцессой!

— Надеюсь, мой вождь. Но чтобы это заслужить, я должна научиться быть матерью-первопоселенкой — уметь свернуть шею петуху, заколоть борова, заряжать, пока муж стреляет, встать на его место с его ружьем, если он ранен. Я научусь, я упорная. Съешь кусок пирога и иди к Хильде. Как использовать лишние сто килограммов, я уже знаю: книги, фотографии, папины микрофильмы и прибор для их просмотра, папино ружье и патроны к нему — а то они как раз у меня не умещались…

— Не знал, что у него есть ружье — какого калибра?

— Семь и шестьдесят две, длинный патрон.

— Вот это да! Нам с папой годятся одни и те же патроны!

— Не знала, что у тебя есть оружие, Зебадия.

— Я это особо не рекламирую, разрешения у меня на него нет. Надо будет всем вам показать, где я его держу.

— А пригодится нам дамский пистолет? Стреляет иголками, точнее, мини-стрелами фирмы «Шкода». Дальность небольшая, но они либо отравленные, либо взрываются и разлетаются в стороны. Причем один магазин рассчитан на девяносто выстрелов.

— Дити, что я слышу? Ты кто у нас, мастерица заплечных дел?

— Отнюдь нет, сэр. Это мне купил папа — на черном рынке, — когда я стала работать ночами. Он сказал, что лучше он наймет мне адвокатов, чтобы меня оправдали — или хотя бы отпустили на поруки, — чем пойдет в морг опознавать мой труп. Я ни разу им не пользовалась: в Логане он практически не нужен. Зебадия, чего только папа не делал, чтобы я научилась самым лучшим способам самозащиты! Он-то сам владеет всем этим первоклассно — потому я и не позволяю ему драться. А то будет смертоубийство. Они с мамой так решили, когда я была еще совсем маленькая. Папа говорит, что полицейские и суды больше не защищают граждан, а значит, граждане должны защищать себя сами.

— Боюсь, он прав.

— О муж мой, я не в состоянии судить, кто прав, а кто нет, ибо все свои представления о правильном и неправильном я усвоила от родителей, а сама прожила пока еще слишком мало, чтобы у меня успели сложиться какие-либо иные представления, не совпадающие с родительскими.

— Дити, твои родители все делали как надо.

— Я тоже так считаю… но это все субъективно. Во всяком случае, мне не пришлось подчиняться закону школьных джунглей — я не ходила в школу, пока мы не переехали в Юту. И я научилась защищаться — с оружием и без. Мы с папой оценили, как ты владеешь мечом. Мулине [31] у тебя безупречные, как часовой механизм. И ты отлично закрываешься.

— Джейк тоже не промах. Он обнажил саблю так быстро, что я и заметить не успел, и рубанул точно над воротником.

— Папа говорит, у тебя выходит лучше.

— Ну… у меня длиннее руки. Зато у него, по-моему, быстрее реакция. Знаешь, мой самый лучший учитель фехтования был примерно твоего роста, и руки у него были не длиннее твоих. Так вот, мне не удавалось даже скрестить с ним клинки — только если он сам того хотел.

— Ты никогда не говорил, где ты учился этому искусству.

— В Ассоциации Молодых Христиан, — усмехнулся я, — прямехонько в центре Манхэттена. В школе я занимался рапирой. В колледже баловался саблей и шпагой. Но вот мечом заинтересовался только на Манхэттене. Почувствовал, что заплываю жирком, и решил им подзаняться. А потом поехал в Европу, в эту свою так называемую исследовательскую командировку, и там познакомился с потомственными мастерами — у которых и отцы, и деды, и прадеды жили искусством фехтования. Пошщ что это не ремесло, а образ жизни — и что мне уже поздно начинать. Ты знаешь, Хильде я наврал: не дрался я на студенческих поединках. Но в Гейдельберге действительно учился — у одного сабельмайстера, который, по слухам, воспитал целую подпольную армию. Вот он и был тот коротышка, с которым мне не удавалось скрестить клинки. Какая у него была реакция! До того я считал, что у меня с реакцией все в порядке. А тут оказалось — еще учиться и учиться. Я и научился кое-чему. В день моего отъезда он сказал мне: «Какая жалость, что ты не попал ко мне в руки двадцать лет назад. Я бы тебя научил действительно владеть оружием».