Ноктюрн Пустоты - Велтистов Евгений Серафимович (читаем книги TXT) 📗
Глава шестнадцатая
В «Джон таймс» произошла приличная потасовка. Пол был покрыт рваными бумажками. Мебель раскидана. Нэш и Голдрин сидели, как манекены, в креслах, оплетенные электрическим шнуром. Возле них застыли ребята Боби.
Такое превращение редакции в полицейский участок застало всех врасплох. Я даже снимать начал с замедленной реакцией.
— Я протестую! — громко сказал Нэш, когда мы возникли в дверях. Мне показалось через глазок телекамеры, что каждая веснушка на его лице светится.
Голдрин был похож на черное изваяние.
Газетчики фотографировали.
— Что это значит? — хриплым шепотом спросил шеф и вдруг заорал во всю силу своих легких: — Болваны!.. Я сказал «заткнуть», но не более!.. Гари, ты всегда был идиотом и служакой!..
Гари, потирая распухший подбородок, мрачно посмотрел на полицейских, и те развязали пленников.
Нэш поднялся, раскинул в стороны руки, присел.
— Не забудьте упомянуть о свободе слова в нашей стране, — сказал он с усмешкой газетчикам. — И вы, Бари! Если, конечно, включите в репортаж эти кадры…
— Включу, — пообещал я.
— Как вы могли поднимать панику в нашем доме? — накинулся на него администратор. — Я велю немедленно вас выселить!
Нэш невозмутимо возвышался перед ним. Розовые мальчишеские щеки его пылали.
— Моя редакция арендует это помещение, и срок контракта не истек… Посему, — он указал на дверь, — попрошу вас вон…
Администратор попятился.
— Зачем молоть всякую чепуху! — вмешался энергично мэр, покосившись на Голдрина. — Кого надо спасать именно сегодня?
— Это началось не сегодня, — уточнил писатель.
— Когда же?
— Это началось в семнадцатом веке, когда первых рабов-негров привезли в Вирджинию…
На него смотрели как на сумасшедшего.
— Кого же мы спасаем, господин проповедник? — повысил голос мэр. — Жителей Чикаго или бандитов?
— Мы спасаем Америку, — прогудел из кресла Голдрин.
Мэр и представитель губернатора иронически переглянулись.
— Об Америке позаботятся и без вас, — холодно сказал представитель губернатора.
— Благодарю! — Голдрин поднялся. — Если вы, господин, имеете в виду цветных, то о нас заботятся ежедневно. — Он направился к двери. На минуту задержался, оглянулся, увидел искаженные ненавистью лица. — Что ж вы не кричите «грязный ниггер», господин мэр? Я к этому привык.
Мэр побагровел. Из его легких вырвался хрип, и мне явственно послышался в нем привычный удар в спину: «Ниггер».
— Вы доказали мне, — сказал со спокойной улыбкой Голдрин, — что плантаторская психология пережила века.
— Прошу внимания! — Боби держал в руках какую-то записку. — Информирую всех, что после состоявшейся передачи одна из жительниц выбросилась из окна. Боюсь, мистер Голдрин и мистер Нэш, что вам придется отвечать перед законом.
Голдрин пожал плечами, вышел.
— Надо еще доказать… — Нэш тоже пожал плечами и попросил не мешать ему работать.
Ребята из «Чикаго трибюн» незаметно исчезли. Материалов у них было на целую полосу.
Мы перешли в комнату, занятую временно Боби.
Представители власти явно нервничали, тихо переругиваясь в углу. Боби беседовал со своими ребятами, давал различные поручения. Наконец мэр подошел к шефу полиции, положил руку на его плечо.
— Что будем делать, Боби?
Шеф поднял усталое лицо.
— Выход единственный. Эвакуировать людей… Не снимайте, пожалуйста, Джон.
Я опустил камеру.
— Как так? — Администратор с трудом осознавал важность лаконичного сообщения.
— Пусть взрывают пустую коробку, — спокойно ответил шеф.
— А мы успеем? — спросил мэр.
— Должны успеть.
Через два часа на совещании у мэра Чикаго (я туда не ездил) было решено эвакуировать жителей Большого Джона. Администрация сделала заявление по внутреннему радио и объявила план вывозки людей с личными вещами вертолетами и автобусами. Телевидение подхватило новость: прямой репортаж велся из вертолета, кружившего над небоскребом.
Миссия моя заканчивалась. Я должен был снять эвакуацию, пустой дом перед взрывом и уйти одним из последних. Вот и все. Звонок Нэша ошеломил меня:
— Они не хотят уезжать, Бари… Мне не с кем больше посоветоваться… Извините, ради бога… Что делать, Бари?
— Кто не хочет?
— Очень многие семьи… Мои сотрудники едва успевают отвечать по телефону.
— Массовый психоз?
— Хуже. — Нэш кашлянул. — Они сознательно. Привыкли. Не хотят и не могут уходить из этого дома.
— Не хотят и не могут, — повторил я тупо. — Понятно, Нэш. — И процитировал чью-то фразу: — «Жизнь пуста, если она не имеет цели».
— Не шутите, пожалуйста, Бари. Что же делать?
— Вы пропагандист, Нэш, а я — всего-навсего репортер. Убеждайте.
— Они не послушаются, слова бесполезны. — Нэш тяжело вздохнул.
— Тогда записывайте номера квартир и передайте их Боби. У него энергичные ребята, вы знаете.
— В самом деле, полиция стара, как и государство. — Обрадованный Нэш процитировал Маркса. — Как мне не пришло в голову, что это прямая обязанность полиции?!
Через час-полтора я мог приступить к съемкам. Прилег на постель, забылся в коротком сне. Но отдохнуть мне не дали: кто-то звонил. Чертыхаясь, открыл я дверь, увидел разодетого Боби.
— Вы собрались на свадьбу? — спросил я.
— Я к вам, дружище. Не возражаете? — Он сел. — Все суетятся, а вы дремлете.
— Суматошный день…
— Правильно делаете. — Боби зевнул, прикрыв ладонью рот. — Хочу немного поболтать, дружище. И еще пригласить вас на обед.
— С удовольствием. После съемок.
— Хотя платить придется скорее всего вам, — шеф хитровато поглядывал на меня из-под косматых бровей. — С вас причитается, старина…
— То есть?..
— Вероятно, в ближайшие часы ваш гонорар удвоится.
— У вас есть новости? — Я потянулся за камерой.
Боби остановил меня жестом.
— Я удивлен вашей прозорливостью, мистер Бари. Они действительно угрожают Чикаго. Впрочем, это не новость. Наверное, уже передают.
Он включил телевизор. Диктор читал экстренное сообщение, поступившее на телевидение, радио, в редакции газет.
«Адская кнопка» поставила ультиматум Чикаго. Большой Джон, говорилось в ультиматуме террористов, будет взорван в назначенный срок. Это серьезное предупреждение городу. Если через сутки не будут удовлетворены требования группы, то несколько бомб уничтожат Чикаго.
— Сумма выкупа? — спросил я Боби.
— Копейки, — махнул он рукой. — По полторы тысячи с носа.
— Десять миллиардов, — прикинул я. — Это с лихвой окупает их расходы. И дает очко в игре остальным!
— Вы настоящий политик, Джон. В отличие от всех болтунов — мэра, губернатора и прочих… — Боби улыбнулся. — Я редко кому говорю комплименты.
Условия игры были обычные: заправленный, готовый к взлету самолет; требуемая сумма в купюрах и золотых слитках на борту; полная безопасность проезда на аэродром и полета.
— Придется дать им почетный эскорт, — усмехнулся Боби. — Ничего не попишешь, буду сам сопровождать и следить, чтобы какой-нибудь идиот не выстрелил по этим чернокожим. Иначе всем нам крышка.
— Они действительно цветные?
— Да, Бари. И это самый большой секрет. Социальный динамит опаснее всего… Узнай раньше времени мэр или кто-то другой, и в Чикаго начнется новая гражданская война. Вы, надеюсь, понимаете…
Я выразительно посмотрел на телефон, и Боби, перехватив мой взгляд, сделал официальное заявление, что отныне ни одно слово не вылетит за стены моего номера, не попадет ни в одно любопытствующее ухо.
— А Голдрин? — спросил я. — Администратор?
— Этот просто негодяй с рождения… Что касается вашего писателя, то он догадывается, но его никто не принимает всерьез… Я же, — Боби невесело рассмеялся, — знаю всех двенадцать в лицо.
— И вы…
Боби помрачнел.
— Кнопка… Я говорил уже… Ее можно нажать даже в самолете. — Боби по-стариковски покряхтел, положил большую ладонь на мое плечо, — Джон, если бы ты родился в Америке, — глаза его стали строгими, — ты давно был бы президентом США… Забудьте об этом, пожалуйста, старина.
