Полдень, XXII век. Малыш - Стругацкие Аркадий и Борис (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Да ну! Вот здорово! — восклицал Поль. — Это здорово!
— Да-да, все будет… И про блуждающие огни… Помнишь блуждающие огни?… И как я чуть не женился… И как я по тебе соскучился…
На ферме начинался рабочий день. Улица была полна народу, ребят и девушек, одетых очень пестро и незамысловато. Перед Костылиным и Полем народ в веселом изумлении расступался. Слышались возгласы:
— Странника ведут!
— На вивисекцию, болезного!
— Это новый гибрид?
— Саша, погоди, дай посмотреть!
По толпе распространился слух, что ночью близ лаборатории Костылина сел второй «Таймыр».
— Восемнадцатого века, — уверял кто-то. — А экипаж раздают сотрудникам на предмет сравнительной анатомии.
Костылин отмахивался дубиной, а Поль весело скалил зубы.
— Люблю гласность, — приговаривал он.
В толпе прекрасными голосами пели: «Не страшны мне, молодцу, ни стужа, ни мороз…»
…Странник Поль сидел на широкой деревянной скамье за широким деревянным столом в кустах смородины. Утреннее солнце приятно обжигало его стерильно чистую спину. Поль блаженствовал. В руке у него была громадная кружка с клюквенным морсом. Напротив сидел и умиленно глядел на него Александр Костылин, тоже голый по пояс и с мокрыми волосами.
— Я всегда утверждал, что Атос — великий человек, — говорил Поль, делая широкие движения кружкой. — У него была самая ясная голова, и он лучше всех нас знал, чего он хочет.
— Э, нет, — сказал Костылин ласково. — Лучше всех видел цель Капитан. И шел самой прямой дорогой.
Поль отхлебнул из кружки и подумал.
— Пожалуй, — сказал он. — Капитан хотел быть звездолетчиком, и он стал звездолетчиком.
— Ага, — сказал Костылин. — А Атос все-таки больше биолог, чем звездолетчик.
— Зато какой биолог! — Поль поднял палец. — Честное слово, я хвастаюсь, что дружил с ним в школе.
— Я тоже хвастаюсь, — согласился Костылин. — Но подожди пяток лет, и мы будем хвастаться дружбой с Капитаном.
— Да, — сказал Поль. — А вот я мотаюсь, как жесть на ветру. Все хочется попробовать. Ты вот ругался, что я не пишу. — Он со вздохом поставил кружку. — Не могу я писать, когда чем-нибудь занят. Неинтересно мне писать. Пока работаешь над темой, неинтересно писать, потому что все впереди. А когда кончаешь — неинтересно писать, потому что все позади… И не знаешь, что впереди. Знаешь, Лин, у меня все как-то по-дурацки получается. Вот я четыре года работал по теоретической сервомеханике. Мы вдвоем с одной девчонкой решали проблему Чеботарева — помнишь, нам учитель рассказывал? Решили, построили два очень хороших регулятора… В девчонку эту я несчастным образом влюбился… А потом все кончилось и… все кончилось.
— То есть вы не поженились? — сочувственно сказал Лин.
— Да не в этом дело. Просто у других людей, когда они работают, всегда возникают какие-то новые идеи, а у меня нет. Работа кончена, и больше мне неинтересно. За эти десять лет я переменил четыре специальности. А сейчас опять без идей. Дай, думаю, разыщу Сашку…
— Правильно! — басом сказал Лин. — Я тебе дам двадцать идей!
— Дай, — вяло сказал Поль. Он помрачнел и погрузил нос в кружку.
Лин с задумчивым интересом смотрел на него.
— Не заняться ли тебе эндокринологией? — предложил он.
— Можно эндокринологией, — сказал Поль. — Только слово уж очень трудное. И вообще, все эти идеи — сплошное томление духа.
Лин вдруг сказал вне видимой связи с предыдущим:
— Я скоро женюсь.
— Здорово! — сказал Поль печально. — Только не надо мне рассказывать скучными словами о своей счастливой любви. — Он оживился. — Счастливая любовь вообще скучна, — заявил он. — Это понимали еще древние. Никакого настоящего мастера идея счастливой любви не привлекала. Несчастная любовь всегда была самоцелью великих произведений, а счастливая в лучшем случае — фоном.
Лин с сомнением поддакнул.
— Настоящая глубина чувств присуща только неразделенной любви, — продолжал Поль воодушевленно. — Несчастная любовь делает человека активным, а счастливая умиротворяет, духовно кастрирует.
— Не огорчайся, Полли, — сказал Лин, — это все пройдет. Ведь несчастная любовь хороша тем, что она обычно коротка… Давай я тебе еще морса налью.
— Нет, Саша, — сказал Поль, — я думаю, это надолго. Ведь уже два года прошло. Она меня, наверное, и не помнит, а я… — Он посмотрел на Лина. — Ты извини, Саша, я понимаю, это очень противно, когда тебе плачут в жилетку. Только очень уж это все безысходно. Мне, понимаешь, здорово не везет в любви.
Лин кивнул беспомощно.
— Хочешь, я соединю тебя с учителем? — нерешительно спросил он.
Поль помотал головой и сказал:
— Нет. Я в таком виде с учителем говорить не хочу. Срамиться только…
— М-да… — сказал Лин и подумал: «Что верно, то верно. Учитель терпеть не может несчастненьких…» Он подозрительно посмотрел на Поля. А не играет ли хитроумный Полли в несчастненького? Кушал он хорошо, приятно было смотреть, как кушал. И гласность любит по-прежнему.
— А помнишь проект «Октябрь»? — спросил Лин.
— Еще бы! — Поль снова оживился. — А ты понял, почему план провалился?
— Ну… как тебе сказать… Молодые были…
— Эх ты! — сказал Поль. Он развеселился. — Ведь учитель нас нарочно на Вальтера натравил! А потом провалил нас на экзамене…
— На каком экзамене?
— Виу, Сашка! — закричал Поль в восторге. — Капитан был прав — ты единственный, кто ничего не понял!
Костылин медленно осознавал.
— Да, конечно… — сказал он. — Нет, почему же? Я просто забыл. А помнишь, как Капитан испытывал нас на перегрузки?
— Это когда ты шоколадом объелся? — сказал Поль ехидно.
— А помнишь, как испытывали горючее для ракет? — поспешно вспомнил Лин.
— Да, — мечтательно сказал Поль. — Вот грохнуло!
— Шрам у меня до сих пор, — с гордостью сказал Лин. — Вот, пощупай. — Он повернулся к Полю спиной.
Поль с удовольствием пощупал.
— Хорошие мы были ребята, — сказал он. — Славные. А помнишь, как на общей линейке мы изобразили стадо ракопауков?
— Ух шумно было! — вскричал Лин.
Это было поистине сладостное воспоминание.
Поль вдруг вскочил и с необыкновенной живостью изобразил ракопаука. Отвратительный скрежещущий вой многоногого чудовища, пробирающегося через джунгли страшной Пандоры, огласил окрестности. И, словно в ответ, издалека донесся глубокий ревущий вздох. Поль испуганно замер.
— Это еще что? — спросил он.
Лин хохотнул.
— Эх ты, паук! Это коровы!
— Какие еще коровы? — с негодованием спросил Поль.
— Мясные, — объяснил Лин. — Изумительно вкусны в жареном и вареном виде.
— Слушай, Лин, — сказал Поль, — это достойные противники. Я хочу на них посмотреть. И вообще, я хочу посмотреть, что у вас тут делается.
Лицо Лина стало скучным.
— Брось ты, Полли, — сказал он. — Коровы как коровы. Давай посидим еще немножко. Я тебе морса принесу. А?
Но было уже поздно. Поль преисполнился энергии.
— Неизвестность зовет нас. Вперед, к мясным коровам, которые бросают вызов ракопаукам! Где моя рубашка? Какой-то племенной бык обещал мне чистую рубашку!
— Полли, Полли! — увещевал Лин. — Дались тебе эти коровы! Пойдем лучше в лабораторию.
— Я септический, — заявил Поль. — Не хочу в лабораторию. Хочу к коровам.
— Они тебя забодают, — сказал Лин и осекся. Это была ошибка.
— Правда? — сказал Полли с тихим восторгом. — Рубашку. Красную. Я устрою корриду.
Лин в отчаянии хлопнул себя ладонями по ляжкам.
— Вот навязался на мою голову!… Ракоматадор!
Он встал и направился к дому. Когда он проходил мимо Поля, Поль встал на цыпочки, выгнулся и с большим изяществом проделал полуверонику. Лин замычал и боднул его в живот.
Увидев коров, Поль сразу понял, что корриды не будет. Под ярким горячим небом через густую, в рост человека, сочную траву уходящей за горизонт шеренгой медленно двигались исполинские пятнистые туши. Шеренга въедалась в мягкую зелень равнины, черная дымящаяся земля без единой травинки оставалась за нею. Устойчивый электрический запах висел над равниной — пахло озоном, горячим черноземом, травой и свежим навозом.
