Бездна - Авраменко Александр Михайлович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Впрочем, она не считала зазорным обманывать Петрова. Он же был русским, славянином, а как говорил её дедушка, старый могилёвский раввин, — «Только еврей является человеком, а гой — хуже собаки» (Орах-хайим, 55, 20). Но для её будущего Владимир был необходим, поскольку лучше чем этот наивный кьютин подставки для сытой и спокойной жизни поблизости не наблюдалось. Её друзья, сыновья начальников торгов, директоров институтов и заведующих всевозможных баз не отказывались приятно проводить с ней время днём, а чаще — ночью. Но выходить замуж, чтобы стать примерной еврейской мамашей с выводком детей, почитать родителей мужа, всех его родственников, строго соблюдать все установления «Талмуда» и «Шулькан Арух», поскольку основное большинство было тщательно скрывающимися верующими. Это — не для неё. Нет, конечно, со временем, когда она станет совсем уж старой и некрасивой — можно будет и «попоститься», и прикинуться строгой нравственной мамочкой. А пока она молода и красива — что же, респектабельный муж-командир, пропадающий на службе, но, тем не менее, прилично обеспечивающий жену, это было то, что ей надо.
Верочка прекрасно знала, СКОЛЬКО получает военный ранга и должности Петрова, и наведя через друзей справки, выяснила, что командир он перспективный и на хорошем, даже ОЧЕНЬ ХОРОШЕМ счету у начальства… И всё, казалось, устраивалось самым лучшим способом, но… Это ЕГО явление… Она даже не успела ничего сообразить, ослеплённая ярким светом люстры, можно сказать, даже не заметила! Если бы не Мордехай, пожаловавшийся друзьям в голос, что его только что зверски избил какой то военный, самовольно ввалившийся в квартиру. Словно молния пронзила Верочку с ног до головы — ВЛАДИМИР! Она торопливо стала разыскивать разбросанные в экстазе предметы одежды, между тем Мойша, повизгивая, продолжал живописать сцену избиения, как ему ломали руки и ноги, выдёргивали щипцами рёбра, загоняли под ногти (кстати, грязные и нестриженные) огромные цыганские иглы, жгли раскалённым железом половые органы…
Друзья, естественно, подогретые алкоголем, решили отомстить и выкатились на улицу, разогревая себя воплями о мести; и пока она накладывала боевую раскраску на лицо, долженствующую показать, что милый Володя ошибся, и она, Верочка, просто сдала квартиру беженцам, а сама, верная и страдающая, возвращается после дежурства из госпиталя, где ухаживала за ранеными… Бегом скользнула в подворотню, проходными дворами выбежала на набережную, и…
Всё произошло прямо на её глазах: пьяный Лейба управляя папиной «эмкой» снёс её соседку, идущую с завода, и Петров, которого они не заметили, поскольку тёмная шинель скрадывалась в тени улицы, открыл огонь из большого чёрного пистолета. Затем — удар, крики, милиция, патруль… Хорошо, что папочка Мордехая, заместитель секретаря Ленинградского Обкома Партии позвонил куда надо, и виноватым оказался, естественно, Владимир. Быстро организовали нужных свидетелей, подтвердивших, что военный был пьян и открыл неспровоцированную стрельбу по случайной машине. И её подставка для блестящей жизни лишилась кубиков на петлицах, и поехала в штрафной батальон… А она осталась ни с чем, все поиски требовалось начинать сначала… Это при теперешнем то дефиците мужчин?! Как она злилась и ненавидела Петрова: ну, подумаешь, увидел! Подумаешь, приревновал! В конце концов, она же с ЛЮДЬМИ была, а не с гоями, как он?! В сердцах она смахнула со стола фарфоровую чайную чашку, та жалобно звякнула, и разлетелась на груду кусочков! Ой, какая жалость! Настоящий мейсенский фарфор, который её дедушка, старый могилёвский раввин выменял в голодном двадцатом у «бывшего», за буханку хлеба из жмыха пополам с лебедой и глиной… О! Верочка прекрасно помнила, как покойный дедушка заливаясь смехом рассказывал ей, тогда ещё маленькой девочке, какой замечательный рецепт хлеба для гоев он придумал: абсолютно без капли муки! Ой, как жалко… Но если бы она знала, ЧТО её ждёт в следующие двадцать четыре часа, то завыла бы в голос…
…- Есть сигнал, товарищ командующий!
Запыхавшийся вестовой застыл перед Командующим Балтийским Флотом Кузнецовым.
— Отлично. Как оцепление?
— Всё спокойно.
Моложавый старший майор госбезопасности ответил спокойным тоном, словно это не его люди сейчас тщательно скрываясь рассредоточились по окрестностям Кронштадта, наблюдая и охраняя дальние пирсы.
— Ну, что же, товарищи, пойдёмте встречать гостей…
Кузнецов молча одел фуражку на голову и шагнул к выходу…
Громадина линкора впечатляла. В полной тьме, чуть слышно подрабатывая могучими машинами «Гнейзенау» замер у пирса. Ни огонька, ни лишнего звука. Только гул турбин. Чуть светясь в темноте полетели с бортов толстенные, толщиной в руку сизалевые канаты, которые тут же подхватывали швартовые команды и крепили хитрыми узлами за чугунные, ещё екатерининских времён кнехты. Пронзительно взвизгнули кранцы, чуть слышно ударился о доски причала трап. В высоте едва-едва можно было различить лица вахтенных. Но вот послышались тихие шаги, и по ступенькам трапа спустилось несколько фигур. Идущий первым подошёл поближе, поднёс руку к обрезу фуражки и вскинув руку, почти по-русски отдал честь, затем, слегка картавя, произнёс заученную, по-видимому фразу:
— Добрий вечер, геноссен! Я есть адмирал Дениц.
— Гутен таг, товарищи! Я — флагман флота второго ранга Кузнецов…
…Обсуждение было бурным, но к утру план заранее спланированной лучшими умами Германии и СССР операции был проработан в общих чертах. Конечно, ещё стоило подумать над мелочами, но это уже компетенция многочисленных помощников и заместителей. Цель операции, силы, направление ударов — вот что было решено. А пока командиры занимались стратегией, матросы обеих стран ударно трудились: сытно хлюпали насосы, закачивая татарский мазут в бездонные цистерны. Надрывались тали, втягивая наверх сотни свиных и говяжьих туш, ящики с боеприпасами всех калибров, мешки с мукой и крупами. Точно так же суетились краснофлотцы всех подводных бригад Краснознамённого Балтийского, готовясь сопровождать ВЕСЬ надводный флот, который должен был шквальным огнём своих батарей СТЕРЕТЬ Виппури с лица земли, показав финнам и их покровителям из Англии и Франции, что САМЫЙ ЖУТКИЙ ЗАПАДНЫЙ КОШМАР стал РЕАЛЬНОСТЬЮ! Россия и Германия НА ОДНОЙ СТОРОНЕ!..
…Гершель Самуилович Розенблюм спешил изо всех сил, поминутно вытирая вспотевший лоб. Ему ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО нужно было передать имеющиеся у него сведения в Москву со знакомым проводником «Красной Стрелы». Звонить было слишком опасно… Семеня короткими ножками он подбежал к вагону и отдуваясь поманил Лейбу в сторону:
— Срочно, передай в Москву — здесь НЕМЦЫ.
— Что?!
— Ой, какой вы непонятливый, Лейба! Немцы здесь, в Кронштадте! «Бисмарк», ещё два линкора, подводные лодки, целая армада шнельботов, вспомогательные суда и крейсера… Они принимают топливо и снаряды. Готовится операция… Что с вами, Лейба?!
Только тут он заметил выпученные от УЖАСА круглые глаза проводника и внезапно его пронзил холод, которого заведующий продовольственной базой до этого момента просто не замечал. Гершель медленно-медленно, заранее обмирая, повернулся и… обмочился… Перед ним стояли четверо. Двое — с синими петлицами ВСЕМОГУЩЕГО Комиссариата Внутренних Дел, а ещё двое — рослые, светловолосые, с квадратными нордическими чертами чистокровных арийцев, одетые в униформу гестаповских агентов — чёрные кожаные плащи, подбитые собачьим мехом и щегольские фуражки с высокой тульей и серебряными черепами.
— Гражданин Розенблюм, вы АРЕСТОВАНЫ.
Лейба что-то попытался произнести, но один из блондинов коротко врезал ему ногой между ног. Даже ХРУСТНУЛО, и тот молча рухнул на грязный перрон тупика, где отстаивался поезд перед подачей к перрону.
— Юден!..
В этот день по всему Ленинграду захлопали сотни дверей, затопали тысячи сапог. Летели на землю дорогие бекеши и бурки, выплёвывались зубы и челюсти, звенела посуда и разлеталась в щепки мебель — тысячи сотрудников НКВД и гестапо, прибывшие ночью на судах германского Кригсмарине в Кронштадт, начали операцию «ЧАСТЫЙ НЕВОД». Иосиф Виссарионович НЕ ПРОСТИЛ Валлаху жуткий обман. Для СССР получить миллиард марок станками, оборудованием, оснащением — значило построить десятки, сотни огромных заводов, освоить новые месторождения полезных ископаемых, совершить могучий технологический и индустриальный рывок Облегчить жизнь миллионов граждан Советского Союза, избавить крестьян от колхозного рабства, на который он ВЫНУЖДЕН был пойти… Он — НЕ ПРОСТИЛ. Ни смерть тысяч бойцов РККА, погибших на Карельском перешейке в бесплодных атаках, ни умерших от голода в Поволжье, на Украине, в Средней полосе. Ни того, что ЕГО обманули… И цена этого обмана была не золото, священное для каждого иудея, а жизни. Жизни людей ЕГО страны… И многие многие тысячи иудеев, занимавшие хлебные должности начальников и инженеров, завотделами и завбазами, врачей и корреспондентов, а так же прочих писак, стихоплётов, композиторов, критиков, и прочих гуманитариев и дармоедов, и, особенно, членов партии и военных комиссаров сменили свои пригретые места на арестантские теплушки, камеры тюрем, а кое-кто познакомился с новыми верными помощниками чекистов — крепкими ребятами из РСХА…
